Введение в историю древнерусской живописи

Автор: Пользователь скрыл имя, 21 Декабря 2010 в 17:26, доклад

Описание работы

Древнерусская живопись ни разу не была предметом исследования, которое охватывало бы все ее развитие и в котором художественное существо ее было бы определенно выдвинуто на первое место. Из всех искусств, какими занималась художественная история, включая сюда искусства дальнего Востока и древней Америки, это искусство остается менее всего известным и оцененным. Со времен Гёте (Гёте выразил желание получить сведения о суздальской иконописи. Великая герцогиня Саксен-Веймарская, Мария Павловна, к которой и обратился Гёте с своим вопросом, поручила тогдашнему министру внутренних дел О. П. Козодавлеву собрать исторические сведения о суздальском иконописном художестве.

Работа содержит 1 файл

Документ Microsoft Word.docx

— 25.88 Кб (Скачать)

1. Введение  в историю древнерусской живописи

Древнерусская живопись ни разу не была предметом  исследования, которое охватывало бы все ее развитие и в котором художественное существо ее было бы определенно выдвинуто на первое место. Из всех искусств, какими занималась художественная история, включая сюда искусства дальнего Востока и древней Америки, это искусство остается менее всего известным и оцененным. Со времен Гёте (Гёте выразил желание получить сведения о суздальской иконописи. Великая герцогиня Саксен-Веймарская, Мария Павловна, к которой и обратился Гёте с своим вопросом, поручила тогдашнему министру внутренних дел О. П. Козодавлеву собрать исторические сведения о суздальском иконописном художестве. Министр обратился в свою очередь к владимирскому губернатору А. И. Супонову и историографу Карамзину. Супонов сообщил, что в Суздале иконописцев нет, a что иконописью занимаются жители селений Холуя, Палехи, Мстеры... Карамзин же сообщил свой ответ в кратких общих чертах, заключив его следующими словами: “отвечаю кратко, чтобы не сказать ничего лишнего. В материалах нашей истории не нахожу никаких дальнейших объяснений на сей предмет”. ..и отослал за справками в Академию художеств: “так как не вмешиваюсь в ученость искусств”.), обращавшего к русским властям и ученым тщетные вопросы, знание древнерусской живописи на Западе удивительно мало подвинулось вперед. Ни один из западноевропейских музеев еще не включил ее в свой круг систематического собирания. Она остается самым смутным местом даже в трудах наиболее видных современных ученых, занятых исследованием искусства Византии, - Диля, Милле, Дальтона, Стржиговского.

В России древняя  живопись уже очень давно стала  привлекать внимание ревностных собирателей  и любителей, ценивших в ней, впрочем, не столько художественную, сколько историческую и религиозную святыню. Русская историко-художественная литература насчитывает за собой около семидесяти лет, начавшись в дни Иванчина-Писарева и Сахарова.

Согласно с  общей мыслью “Истории русского искусства”, в древнерусской живописи нас  более всего интересует ее эстетическая сторона. На второй план отходят связанные  с ней черты религиозной, политической, литературной и бытовой истории  народа.

Всегда бытовало мнение о “художественных несовершенствах” русской иконописи. Большинство  авторов, писавших о нашей старинной  живописи, слишком спешило определить ее как одно из проявлений “коснения древней Руси до 17-го столетия и в литературном и вообще в умственном отношении”. Непонимание высоких художественных качеств новгородской школы 14-15-го века было проявлено почти всеми русскими исследователями. При таком взгляде предполагалось, что русская иконопись впервые осуществила именно в эту эпоху свои лучшие стремления, на достижение которых раньше y нее не было сил и способностей. На самом деле y более древних групп и школ русской живописи были совершенно иные художественные стремления и задачи, которые и были выполнены ими в свое время самым блестящим образом.

Нет нужды преувеличивать стеснительность обязательной иконографии  в древнерусской живописи. Ее канон  ограничивал творчество, но не убивал его. В русском искусстве, так  же как и во всяком ином, следует  различать тему иллюстративную от темы художественной. Художник может принять  извне данную иллюстративную тему и  остаться свободным в своем восприятии ее как темы художественной. Особенности  русской иконографии выражают, как  умели ценить русские художники  эстетическую тему, просвечивающую сквозь тему религиозно-литературную.

Проявлением высокого художественного сознания является исключительное значение, которое приобрели  в древнерусской живописи фигуры крылатых ангелов. Ни одно искусство  не ценило так, как русское, красоту  линий и силуэта, которую давали возможность осуществлять крылатые фигуры. Крылатые архангелы всегда были украшением русского храма, очень  заметно выделяясь на иконостасе, на боковых вратах, на стене по сторонам входа в церковь (ангелы, вписующие имена входящих в храм и исходящих).

Ограничение русского художника определенным, хотя и весьма большим выбором тем имело  свою очень хорошую сторону. Оно  естественным образом заставляло его  сосредоточить весь свой талант на стилистическом существе живописи. Оно, так сказать, повышало его стилистическую энергию. Чувство стиля в древнерусской  живописи выражается преобладанием  в ней элементов формальных над  элементами содержания. Отношение старинного русского художника к своей теме часто кажется недостаточно индивидуализированным. На самом деле индивидуализация не исключена из возможностей этого  искусства, но она проведена гораздо  тоньше, чем в других искусствах, и потому часто ускользает от поверхностного внимания и неизощренного глаза. Русский художник вкладывал весь объем своей души в формальную трактовку темы, умея быть глубоко  индивидуальным в своей композиции, в своем цвете, в своей линии. Если данное положение в жизни, если некий пейзаж производит впечатление  на художника, что должен сделать  он, чтобы заставить нас испытать это впечатление так, как он сам  испытал его? Одного он во всяком случае не должен делать, a именно не должен изображать испытанного им чувства. Оно может быть интересным или не быть, может быть или не быть художественным, но оно во всяком случае не может совершить одной вещи - не может произвести на нас того же действия, как само данное положение в жизни, сам пейзаж. Ибо чувство художника не есть само подлинное явление, но явление в лучшем случае отраженное в личности художника. И это личное чувство, будучи чем-то другим, непременно должно произвести и другое впечатление. Художник должен поэтому тщательно избегать передачи своих личных чувств. Эмоция почти никогда не выражается русской фреской или иконой. Драматичность умалила бы торжественный смысл святыни. Русский художник никогда не осмеливался усиливать действие святых изображений прибавлением к ним своих собственных чувств и душевных движений. Это уберегло почти до самого конца русскую церковную живопись от вульгарного эмоционализма - от экспрессии, которая принесла столько вреда европейской живописи после Рафаэля. Не драматизируя, русский художник не был и повествователем. В житийных новгородских иконах повествование еще мало пестрит тему, еще охватывается одним взглядом.

Оно выступает  на первое место в русской живописи лишь в эпоху ее относительного упадка, в ярославских росписях 17-го века. По общему выражению русская фреска и икона являют редкий пример искусства  чистого, имеющего весьма малую связь  с жизнью, питающегося из себя, живущего и развивающегося в собственных  традициях. Не только икона и фреска почти никогда не изображают жизни, оставаясь воплощением религиозных, поэтических и чисто живописных идей, но даже и в том ряду идеалистических  искусств, в котором они занимают место, русская икона и фреска исключительно мало затронуты веяниями действительной жизни. С большим  трудом применимо к живописи 14-16 веков столь распространенное мнение об “эпическом” и народном характере  русского творчества. Народное искусство  едва ли когда бывает проникнуто таким чистым идеализмом и таким глубоко сознательным охранением стилистической традиции. Едва ли народное искусство могло бы осуществить такую свободу от быта, от обиходной предметности, от вторжения в дело художника окружающего его “малого мира”.

Значительную  роль в таком аристократизме древнерусской  живописи играют типы лиц. Они могут  быть признаны национальными в сравнении  с типами греческой и южнославянской иконы. Но эта национальная особенность  не есть особенность национального  природного типа, перенесенная в изображения. Это чисто национальная художественная идея, не имеющая прямой связи с  природой и действительностью. Мы имеем  полное право говорить о высоко особенном  и вдохновенном образе русского Христа. Но этот величественный образ говорит  не столько о лице русского человека, сколько о душе и о мире идей русского человека. Как бы то ни было, русское искусство может гордиться  тем, что оно создало абсолютно прекрасное художественное воплощение Спасителя и таким образом исполнило то, чего не в силах была исполнить итальянская и северноевропейская живопись лучшей эпохи.

Лики ангелов  выражают тончайшую и благороднейшую идею красоты. Лики святых удерживают строгость стиля даже в тех  случаях, когда можно говорить об их портретности. Они свободны от психологизма, который неизбежно привел бы художника к драматичности. Русский художник мало претендовал на изображение внутренних движений, и столь же мало привлекало его изображение внешнего движения. Неподвижность вытекает из идеалистической основы русской живописи. Ее бытие не нуждается в движении, которое могло бы нарушить цельность священного образа и сменить эпизодичностью его вневременное единство. В русской живописи нет мысли о последовательности во времени. Она никогда не изображает момент, но некое бесконечно длящееся состояние или явление. Таким образом она делает доступным созерцание чуда. До 17-го века “главное” играет в русской живописи безусловно первенствующую роль. Оно никогда не служит только предлогом для художественной экспозиции частностей. Русская живопись бедна романтическими элементами - случайностью, игрой и разнообразием частностей. Частностей в ней чрезвычайно мало и в ней нет случайных частностей. Одежда является неизменно одной из самых важных частностей. Ее значение для выражения иконы или фрески достаточно объясняется тем, что с ней соединены колористические задачи художника. малая любовь к предметности как бы сознательно отказывается от ощущения материальных вещей. О том же живописном идеализме говорит внимание к фону. Даже в тех случаях, когда он лишен пейзажа, фон никогда не остается пустым местом для русского художника. Для него это такая же живописная идея, как и изображенные им подобия живых существ и реальных предметов. Пейзаж, который иногда составляет фон этих изображений, отличается также вполне идеальным, вполне отвлеченным характером. Он состоит из форм, не наблюденных в природе, но воспринятых как традиционная живописная идея искусства. Русский художник 14-16-го века охотно изображает горы, деревья и здания, которых никогда не видел в природе. Но он видел их на иконах и фресках своих предшественников. Чем менее эти формы напоминали ему действительность, тем настойчивее он за них держался. На изображаемый им мир русский художник смотрит как на строительство своего благочестивого воображения. Поэтому всегда так архитектурен его пейзаж, поэтому он так охотно изображает и архитектуру, еще более чем природа послушную его живописной идеологии.

Техника русских  стенописей лучшей поры была настоящей  фресковой техникой, величайшую тщательность, к которой приучало русского художника  искусство иконописания. Многие из традиций древней иконной техники дошли почти до нашего времени. Иконы писались на досках, чаще всего липовых и сосновых. Кругом доски оставлялись поля в виде рамы, отделенные от самой иконы выемкой. Ширина полей различна, в большинстве случаев чем она уже, тем древнее икона. С задней стороны доска скреплялась во избежание трещин одной или двумя шпонками. Высушенная и проклеенная доска покрывалась “левкасом”, т. е. алебастром или гипсом, разведенным клеем. Этот левкас и служил грунтом для живописи. Очень часто левкасом покрывалась не самая доска, но холст, наклеенный на доску. По заготовленному таким образом грунту русские мастера писали темперой - красками, растертыми на яичном желтке и разведенными квасом. Для разведения красок служили русскому иконописцу раковины, черепки. Из красок наиболее употребительными были вохра, бакан (коричнево-красная мумия), багор (холодный лиловато-красный цвет), белила, киноварь, празелень (сине-зеленый тон), санкир (темный зеленовато-коричневый оттенок), чернила, лазурь. В большом употреблении было всегда и золото - “листовое”, т. е. накладное, a позднее “твореное”, т. е. разведенное чем-нибудь. Серебро встречается гораздо реже. Особой тщательностью отличалась техника писания ликов. Обыкновенно лики “вохрились” в несколько приемов, несколькими красками, последовательно более и более светлыми, в зависимости от различных соединений и сочетаний вохры, санкира и белил. Законченная икона покрывалась “олифой”, т. е. особым масляным лаком, который хорошо предохранял краски, но довольно быстро темнел сам и потому нуждался в периодическом очищении и формальному совершенству. Формальное совершенство, разумеется, в том понимании, которому учил стиль эпохи и в пределах тех художественных средств, какие давала эта эпоха, русский художник считал своим первым долгом. Иконы начала 15-го века, фрески начала 16-го, иконы середины 17-го века в равной мере свидетельствуют о культе мастерства в древней русской живописи. Эта черта резко отличает русскую живопись от напоминающей ее другими особенностями живописи итальянского треченто. С другой стороны, она сыграла значительную роль в присущей нашему искусству замкнутости и связанности. Художник не успевал искать новых форм, ибо вся жизнь его уходила на усовершенствование в формах уже найденных. От колыбели поглощенная иногда даже мелочными заботами о мастерстве, русская живопись от колыбели обращалась к изощренному глазу и воспитанному вкусу любителя. Это роднит ее скорее с искусством Востока, чем с искусством Запада. С искусствами Востока на первый взгляд связывает русскую живопись и проявленное ею понимание объема. Русская живопись не стремится уйти с картинной плоскости как можно дальше в глубину или выступить как можно больше наружу. Передача объема не сделалась для нее тем масштабом, по которому следует измерять ее исторические успехи. И, однако, с большой настойчивостью следует указать, что это искусство не может быть отнесено к разряду таких плоскостных искусств, какими были искусства древнего Востока или искусства Китая и Ирана.

Живописная идея объема всегда есть в русской живописи, особенно явно выражаясь в трактовке  лиц и никогда не исчезая из трактовки складок одежды, как  исчезала она в восточных искусствах. Пространственна всегда и композиция русской фрески или иконы. В этой живописи есть определенная глубина, но, так сказать, малая глубина. Она передает три измерения вещей, но из этих трех измерений глубина не так беспредельна, как беспредельна она в западноевропейской живописи. Есть какая-то зависимость между пропорциями построения русских иконных композиций и пропорциями иконной доски. Идеальный мир иконы заключен в некоторый определенный объем с наименьшим измерением в глубину, подобно тому, как наименьшее измерение в глубину имеет сама доска иконы. Все это свидетельствует о понимании объема, скорее основанном на чувстве архитектуры, чем на чувстве природы. При таком сильном архитектурном чувстве естественна та огромная роль, которую играет в русской живописи архитектура форм - композиция. Русский художник воспитывался на благоговейном отношении к композиции. Она была первым законом искусства, к которому было обращено его внимание. Она вводила его в круг действия могучей и древней традиции. Сознание всей важности, какую имеет композиция, и было главной причиной такой необыкновенной стилистической устойчивости русской церковной живописи.

В живописи 14-го и 15-го века целый ряд художественных эпох, целый ряд разнообразных  школ. Более того, как в этой “эпохе”, так и в следующей, 16-й и 17-й в., они составляют нечто единое, уже намечаются отдельные индивидуальности. Ближайшей и уже отчасти осуществляемой задачей русских художественных исторических исследований является более точное установление этих индивидуальностей. По самому характеру древнерусской живописи ее история никогда не распадется до конца на истории отдельных художников.

Древнерусская живопись 14-16 веков, несмотря на все  особенности своего происхождения, была подлинным выражением духовной жизни всей нации.

Информация о работе Введение в историю древнерусской живописи