Социальный миф в политическом процессе: рациональность и мистика

   Министерство  образования и науки РФ

   Санкт-Петербургский  государственный архитектурно-строительный университет 

   Кафедра политологии и правоведения 

   Дисциплина: Политология 
 

   Реферат

   Социальный  миф в политическом процессе: рациональность и мистика 
 
 

Выполнила: студентка группы 3-ЭС-4

Цветкова  Ю.С.

Проверил: Никитин В. Ю. 
 
 
 

   Санкт-Петербург

   2010 

   Оглавление

1. Введение……………………………………………………………………3
2. Политическое мифотворчество как предмет политического исследования……………………………………………………………….4
3. «Миф», «стереотип», «чуждая идеология»: тупики оценочного подхода……………………………………………………………………11
4. Заключение………………………………………………………………..15
5. Список литературы……………………………………………………….16

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

   Введение

   Пожалуй, нет более древней формы систематического политического мышления, чем миф, и нет более современной, потому что и сегодня причастность к национальным, социально-групповым, профессионально-кастовым мифологическим комплексам как к непременной части своей цивилизации, объединяет людей с различным жизненным опытом, уровнем образования и экономическими возможностями.

   Именно  мифологически стереотипное восприятие массовым сознанием политических процессов  в разных цивилизованных системах, их непрогнозируемость строгими средствами политической науки. Это связано  с тем, что факт политической жизни  одной и той же формальной конфигурации, будучи включенным в социально-мифологический контекст определенной цивилизационной  системы, порой воспринимается и  оценивается различными обществами достаточно противоположно.

   «Классика»  имеет существенный недостаток. Он состоит в том, что заимствуемый политологией из философии и культурологи теоретический опыт анализа социально-политического  мифотворчества не содержит четких указаний для решения вопроса о связи динамики последнего с динамикой политического процесса. В нем хорошо разработан ракурс анализа социального мифотворчества как универсального, внеисторического феномена человеческого сознания, делающего свой выбор между «традиционной» и «модернизационной» парадигмами развития социума и личности. Философско-культурологический ракурс не объясняет, каким образом, какими путями в политическом процессе происходит увязывание социального мифотворчества со свойствами исторически подвижной политической реальности. 

   Политическое  мифотворчество как  предмет политического  исследования

   Попытки европейского научного сообщества понять причину предпочтения массовым сознанием «заблуждений » мифа «свету научной истины» имели определенные последствия для его отношения к проблеме социального мифа. Она приобрела и сохраняет философские и культурологические очертания. Многократные попытки институализировать ее в политологическом качестве постоянно сталкивались с препятствиями логического и фактического свойства. Отсутствует четкость в понимании специфики этого предмета, так как нет инструмента определения меры политизированности, современности или историчности мифологем. Любому современному мифу можно подобрать более ранний аналог, и доказать любые выводы. Деление социальных мифов на современные политические и различные прочие неполитические представляет собой возведенное ограничение предметного поля. Подобное деление предмета на «свойства мифа вообще», подлежащие философскому осмыслению, и «свойства современного политического мифа», которыми должна заниматься политология, превратилось в научную традицию. Она появилась из естественного и законного стремления политической науки обрести в политическом мифе свой собственный предмет.

   В Европе истоки традиции формирования современной политической мифологии  в самостоятельный предмет политологии  приводят к Ж. Сорелю. Вслед за Ф. Ницше, Ж. Сорель считал миф функциональной составляющей политического сознания, но определял его по-другому. Современным  политическим мифом он называл любые  идеи и чувства, которые обладают способностью объединять людей и побуждать их к политическому действию, но об их осуществлении нельзя думать всерьез. Для него понятие «миф» обозначало ложный конечный продукт безуспешных попыток масс постичь смысл все более усложняющейся мотивации европейской политики. В России XIX и начала XX в. предпосылки для выделения современной политической мифологии в особый предмет складывались на вполне самостоятельной основе. В кругу отечественных аналитиков того времени актуальными были проблемы веры, национального самосознания, исторического мессианства народа и государства. В условиях нарастания революционного кризиса консервативные, либеральные и революционные аналитики делили идейное пространство на «свое», истинное и «чужое», ложное, губительное для России. При такой направленности движения общественной мысли исключалась выработка единого ракурса анализа роли мифов в политическом процессе. Отечественные специалисты ближе подошли к пониманию общности свойств различных форм и этапов социального мифотворчества. В научных сочинениях Н. И. Кареева и Л. П. Карсавина была представлена система взаимовлияния науки и социального мифа. Они полагали мифологизацию массового сознания и науки совершившимся фактом, без признания которого невозможно понять развитие общества и ход его политической и научной жизни. Социальное мифотворчество для них было, как предмет анализа – едино. Оно обладало своим прошлым, настоящим и будущим, т. е. было по терминологии Л. П. Карсавина, «всеедино», как и все проявления духовной цивилизационной эволюции. Для них социальный миф был идеей.

   До  настоящего времени политологами не оценена по достоинству попытка, предпринятая на рубеже XIX – ХХ вв. В. О. Ключевским, свести в единый предмет политическую мифологию прошлого и настоящего. В анализе социально-политических стереотипов историк делал акцент на известной автономности логики эволюции этой идейной формы от логики раскрытия в политическом процессе его объективных факторов. Единство политических стереотипов прошлого и настоящего выглядит у В. О. Ключевского продуктом исторически длительного и преемственного соучастия в мифотворчестве различных социальных групп, действующих в едином политическом пространстве и при наличном наборе ролей в политической игре.

   Он  так же предположил, что создание народным сознанием образа «царя-антихриста»  Петра I имело задачей далеко не простое, бытового уровня, осуждение «немецких» паводок этого лидера. Этот миф делал возможным самоопределение социума в отношении к политическим инициативам верховной власти. В. О. Ключевский писал: «Реформа возбудила к себе несочувственное и подозрительное отношение народной массы. Своеобразную окраску сообщили этому отношению два впечатления, вынесенные народом из событий XVII в. Тогда народ в Московском государстве видел очень много странных вещей: сначала перед ним прошел ряд самозванцев, незаконных правительств, которые действовали по-старому, иногда удачно подделываясь под настоящую привычную власть, потом перед глазами народа потянулся ряд законных правителей, которые действовали совершенно не по-старому, хотели разрушить заветный и церковный порядок, поколебать родную страну, ввести немца в государство, антихриста в церковь. Под влиянием этих двух впечатлений и складывалось народное отношение к Петру и его реформе. Народ по-своему взглянул на деятельность Петра. Из этого взгляда постепенно развились две легенды о Петре, в которых всего резче выразилось отношение народа к реформе, которыми даже в значительной степени определялись ее ход и результаты: одна легенда гласила, что Петр – самозванец, а другая, что он - антихрист ».

   Можно не соглашаться с выведенными  историком зримыми ассоциациями между мифологией начала XVIII в. и стереотипными оценками «Великих реформ» и контрреформ 80-х гг. их сторонниками и противниками. Можно критиковать их на предмет привнесения историком своей авторской логики в некогда существовавшую, но невозможно не заметить достаточно важное методологическое качество такого «слияния» прошлого и современности на почве социальных мифов. Недостаток формального доказательства взаимодействия мифологем в политической игре компенсирован тем, что игра эта велась в едином политическом пространстве и по некоторым меняющимся правилам. Под влиянием европейского позитивизма и марксизма из трудов отечественных ученых в первой четверти ХХ в. постепенно исчезло то, что раньше составляло специфику интеллектуальной национальной традиции – выявление сущности «процессов духа» и посредством анализа уникального историко-политического и культурного контекста политического процесса. Научный европейский опыт предлагал более простые решения проблем действенности социально-политической мифологии, так как точно увязывал качественные характеристики политических мифов с качественными характеристиками господствующей идеологии в обществе.

   Позитивистскую  версию факторности социально-политического  мифа наиболее полно раскрыл в 40-е  гг. ХХ в. Э. Кассирер. Он решил проблему «единства и противоположности» современной и предыдущих этапов социально-политического мифотворчества в рамках единого научного предмета механическим методом. Он представил архаичный миф и современные политические мифы универсальными, схожими по основным критериям, явлениям, допустив  сходство построения современных и древних политических процессов на том основании, что и те и другие как будто бы с двух сторон на расстоянии человеческой истории противостоят «норме» цивилизованного состояния европейских обществ.

   В итоге характеристики тоталитарной мифологии германского национал-социализма и его определенная «техника»  мифотворчества были введены в общую  теорию политического мифа. Имея перед  глазами германскую практику разжигания у населения ожидания наступления эры «тысячелетнего рейха», Э. Кассирер определил политический миф как выражение спровоцированного политическим кризисом коллективного желания. Прежде всего – желания правителя.

   Образ героя, вождя, и «спасителя» выступает  постоянным сосредоточением некоторых  необходимых для общества и его  политических институтов норм мышления и поведения. Они создают в  обществе конкретный психологический  настрой на восприятие примеров поведения, с общим стремлением к положительной  политической цели.

   Э. Кассирер предполагал, что у человека, находящегося в душевном равновесии, не может возникнуть эсхатологических настроений и готовности к ограничениям личной свободы властью. Следовательно, в его сознании отсутствует мифологическая составляющая. Пока человек действует в границах «мирской», бытовой сферы, он почти не руководствуется соображениями мифологического порядка и не ищет убежища от действительности в мифических идеях и обрядах. Когда же человек вступает в сферу политики, его обыденное сознание уже не может помочь ему сориентироваться в духовном пространстве. А значит, он вынужден обращаться к помощи политической мифологии, которая раскрывает ему суть политического действия. Ученый так же подметил очень важную связь между политической мифологией и идеологией. Политический миф восполняет собой те недостатки идеологических конструкций, которые обнаруживаются в периоды социально-политических кризисов. Миф становится местом между личностью, не готовой к политической активности, и обществом, предельно политизированным. Но связь с определенной политической обрядностью так же не может служить достаточным основанием для того, чтобы выделять современную мифологию в самостоятельный предмет и игнорировать ее связь с предшествующими фазами социально-политического мифотворчества.

   Следовательно, теория политического мифа, предложенная Э. Кассирером, сохраняет относительную  целостность, только если ее рассматривать за пределами исторической динамики политического процесса.  Понимание мифа отобразилось в интерпретации Э. Кассирером процедуры мифотворчества или «техники производства политических мифов». Она представлена тремя основными приемами.

1. Намеренное изменение политическим субъектом-мифотворцем функций языка.
2. Конструирование политического обряда, которое заставляет его участников терять ощущение индивидуальности и приходить в состояние экстатического слияния с обществом.
3. Пророчествование.

   В марксистском же варианте ложность мифа изначально обусловлена свойствами той реакционной идеологии правящих классов, в рамках которой он рождается  и функционирует в качестве средства манипуляции массовым политическим сознанием. Марксизм максимально сближал миф с объективной реальностью политического процесса.

   Известный французский политолог А. Сови в  книге «Мифология нашего времени» (1966), где он использовал понятие «миф»  в качестве разного рода размышлений, иллюзий, ложных информаций, а так  же расхождений между научными взглядами  и общепринятыми мнениями. Длительное существование социально-политических мифов ученый объяснил тем, что идеологическая сфера наименее подвержена давлению научной критики.

   Отечественный специалист в области архаичной  мифологии Ф. Х. Кесседи был вполне солидарен со своим зарубежным коллегой. Способность современного политического  мифа к внутреннему саморазвитию в связи с развитием политического  процесса данными авторами отрицалась.

   Т.о. проблема политического мифа вынуждала  позитивизм  и марксизм отступать  от видения в историко-политическом процессе результата действия преимущественно  объективных факторов.

   Искусственное отделение современного этапа социально-политического  мифотворчества в уникальный предмет  научного анализа побуждает исследователей искать причины появления или  же активизации социально-политического  мифа вовне свойств той информации, которая своей политической востребованностью  обеспечивает историческую живучесть  мифологем. Окончательный приговор современной науки – политический миф искусственно продуцирован и по-современному уникален – не может удовлетворить методологическую потребность исследования, ставящего задачей показать политическую жизнь общества через непрерывно протекающие в нем процессы различной исторической длительности.