Владимир Познер

- Да, в течение двух лет раз  в месяц я пишу небольшое  эссе по поводу. Начиналось все  тоже случайно. И, как мне сказали,  после моих публикаций стала  расти подписка на журнал. Это  очень польстило моему самолюбию.  Ведь, как мне кажется, вся деятельность  пишущего человека, и вообще всех, кто занимается журналистикой,  заключается в наличии обратной  связи. Иначе эта работа бессмысленна. Искусство может пролежать много  десятилетий, а потом оказаться  востребованным. Искусство живет  долго, а вот журналистика - сиюминутна. Это ведь ремесло. И тут не  надо обольщаться.

- Вы однажды признались, что  Вы случайный человек в журналистике. С чем это связано ?

- С тем, что я совершенно  не думал становиться журналистом.  Никогда. Если бы не случай. Мне позвонил приятель и рассказал,  что создается новое информационное  агентство АПН (Агентство печати "Новости"), куда ищут людей со знанием иностранных языков. Мне это показалось интересным, тем более что я хорошо владею французским, английским, и решил попробовать. С этого все и началось.

- Судьба Вам дала шанс.

- Еще римляне говорили: лови  момент... Это правильно. Только  чаще всего мы не знаем, что  это и есть тот самый важный  момент в жизни. И чтобы не  пропустить важное, я считаю, нельзя пропускать ни одного предоставленного шанса. Сначала надо пробовать, а потом уже решать, на правильном вы пути или нет.

- На нашем телевидении многие  изначально получили нежурналистское  образование. А потом волею  судеб стали яркими личностями.

- Должен сказать, что не верю  в журналистское образование.  Также не верю, что можно научиться  быть писателем, художником. Да, можно  научиться рисовать перспективу,  класть тени. В журналистике тоже  есть своя техника, которой  можно научиться. Но научить  быть журналистом нельзя. Для  этого должно быть что-то внутри. Это все-таки несколько специфическая  профессия. И, действительно, люди  наиболее яркие - это люди в  основном не имеющие журналистского  образования, а уже поработавшие  в других сферах. Это верно  и в печати, и на радио, и  на телевидении.

- Даже совершенно серую личность  можно превратить в звезду  благодаря телевидению.

- Есть понятие узнаваемости. Если  я постоянно читаю газеты, то  со временем стану выделять  некоторых журналистов. Запомню  их фамилии. Но не узнаю их  на улице. То же происходит  и с радио. С телевидением  по-другому. Я когда-то произнес  фразу, звучащую гораздо жестче, чем сказали Вы: если каждый  день показывать один и тот  же лошадиный зад, то будут  узнавать и его.

Но телевидение отличается еще  и тем, что если вы перестали появляться на экране, то послезавтра вас перестанут узнавать. Знаете, что такое звездная болезнь? Когда люди, работающие на экране - а узнают их сразу, - начинают думать, что из себя представляют что-то необыкновенное. Ведь можно стать общенациональной фигурой в два дня. Или, как со мной случилось, - в один день. Помните, телемост Ленинград - Сиэтл? За один вечер меня узнала вся страна, люди спрашивали: кто такой Познер? И за это, кстати, существует расплата. Заключается она в том, что вас так же быстро забудут.

- Тогда нужно соответствовать?

- Надо понимать, для чего вы  работаете на телевидении. Если  сумели отвлечься от своей  узнаваемости, если понимаете, что  весь смысл работы - зрители, что  у вас нет долга ни перед  начальством, ни перед какой-либо  партией, ни перед властями - только  перед зрителем. Если вы это сумеете в себе холить и лелеять, то есть шанс, что вас забудут не так быстро.

- Вы правда считаете: чтобы стать профессионалом, надо читать умные книжки, вести правильный образ жизни, и тогда вам будут платить большие деньги?

- (Рассмеялся). Не думаю, что я  именно так когда-либо говорил.  Чтобы стать профессиональным  журналистом, телевизионщиком, конечно,  нужно быть эрудированным. До  нас существовало множество людей,  более умных, чем мы с вами. И то что они писали - стоит прочитать. Начиная с древних греков. Сотни, сотни и сотни выдающихся умов. С другой стороны, если работаешь на телевидении, нужно следить за собой. Все-таки люди смотрят на тебя. Экран обязывает. А что касается сугубо профессионального мастерства: умения общаться, умения говорить, словом, владения профессией, - если это у вас есть, скорее всего вам будут много платить, потому что за вас будут бороться разные телевизионные каналы.

- Владимир Владимирович, Вы - президент  Академии российского телевидения.  И Ваша академия наряду с  другой деятельностью каждый  год вручает премию ТЭФИ лучшим  телевизионщикам. Насколько объективно  Вы оцениваете претендентов?

- Настолько, насколько могут  быть объективны тридцать профессиональных, очень разных телевизионных судей.  Лучше было бы, если бы нас  было гораздо больше. Но я хочу  кое-что напомнить Вашим читателям.  Нобелевская премия, которая, безусловно, считается высшей в мире, была  учреждена в 1901 году. Как Вы  знаете, Антон Павлович Чехов  умер в 1904 году - и не получил  Нобелевскую премию. Лев Николаевич  Толстой умер в 1910 году - он  тоже не получил премии. Если  постараться вспомнить, кто в  те годы получил премию по  литературе - никого не вспомнить.  Это к вопросу об объективности.  Все-таки человек субъективен.

Конечно, мы, вручая премию ТЭФИ, субъективны. Но стремимся к объективности. И  коль скоро это профессиональная премия, то надо было бы вручать и  за лучший костюм, и за лучшее освещение, и за лучшие декорации, и за лучшую прическу. Телевидение делается множеством разных профессионалов. Но чтобы отметить всех достойных, нужна не академия, а что-то вроде общенациональной гильдии, куда входили бы сотни, если не тысячи людей, работающих на телевидении. Они бы выделяли из своей среды  номинантов. Голосование было бы многоступенчатым. Но пока это мечты...

Сейчас я хочу сказать без  оговорок, что считаю вручение премии ТЭФИ очень полезным. Несмотря на очевидную  недоброжелательность большого количества телевизионных критиков. Академия своей  премией пытается установить некоторый  профессиональный уровень, показать, что  такое хорошо и что такое плохо.

- Что нас ожидает нового в  следующем году?

- Пока трудно сказать. Академия  нащупывает свой путь. Я остаюсь  при своем мнении, что надо  стремиться создавать отделения  академии телевидения по всей  стране. И должны быть местные,  региональные ТЭФИ. На Дальнем  Востоке, на Урале, в Сибири. Конкурс будет и региональным, и всероссийским. И это должно  снять много вопросов.

- Вы, я знаю, еще и на радио  выступаете.

- Каждый понедельник с восьми  до десяти вечера на Радио7/На Семи Холмах у меня прямой эфир. Я очень люблю радио. Радио - королева журналистики. Оно быстрее телевидения, быстрее журналов и газет реагирует на происходящее. Немедленно. Во-первых. Во-вторых, на радио программа может идти и три, и четыре часа, нет жестких рамок ТВ. Да и много дешевле она. В-третьих, радио демократично. Позволяет вести диалог со слушателем в прямом эфире. На телевидении это стоит очень дорого, ну а в газете - только как письма читателей. Наконец, радио требует от журналиста умения выражать свою мысль сжато и понятно, что само по себе замечательно. И я обожаю эту работу. Если бы я был вынужден выбирать что-то одно, я бы выбрал радио…

Я думаю, что в каждом журналисте сидит проповедник. Есть проповедь  о ценностях жизни, о том, что  действительно хорошо и что плохо, о том, как надо жить и т.д. Я, например, чрезвычайно болезненно воспринимаю  несправедливость. Когда-то думал, что  острота восприятия пройдет со временем. Не прошла. Есть вещи, которые я не могу видеть, не могу слышать. Во мне  что-то восстает. И, наверно, то, что  я делаю, отчасти отражение этого.

Не могу видеть, когда людей лишают надежды. Ведь человек без надежды  способен на самые страшные поступки. На убийство, на насилие. Собственно, мы являемся свидетелями этого. И вот  мои старые программы, и новые  программы, и "Мысли вслух", и  радиопередачи - это все одно и тоже: стремление поддержать надежду. Так что на Ваш вопрос я ответил бы: это не работа, это я так выражаю самого себя, это мой образ жизни.

- Как Вы считаете, какой Вы  человек ?

- Обо мне говорят, что я  эрудированный человек, много  читавший, много видевший, хотя журналист  - профессия поверхностная. О многом - слегка, глубоко - ни о чем.  Наверно, я неодномерный, но с большим количеством интересов. Например, спорт очень люблю, музыку, книги, общаться с умными людьми...

- Умея общаться на разных  языках, лучше узнаешь мир ?

- Да. Однозначно. Я думаю, ничто  лучше не выражает основу национального  характера, как язык и народная  песня.

- А кто для Вас самый приятный  человек в общении: русский,  француз, американец, может быть, японец?

- ... (Задумался).

- Или собака ?

- (Рассмеялся). Собаки замечательны  в общении, по крайней мере мои знакомые собаки. У меня, кстати, складываются быстро хорошие отношения со всеми животными. Они мне всегда радуются. Если серьезно, наверно, надо перефразировать Ваш вопрос. Я бы сказал так: с кем мне проще общаться? Для меня легкость общения зависит и от языка. Зависит и от психологии. Все-таки вряд ли я могу ответить на этот вопрос однозначно. Мне проще общаться с умными людьми. Не обязательно обаятельными. Русский он, француз или американец. Другое дело, что существуют свойства ума, и они меня восхищают. Есть французский ум, есть русский, есть еврейский, американский, английский.

- А у кого интереснее юмор ?

- Я очень люблю еврейский  юмор, может быть, потому, что он  всегда направлен в собственный  адрес. Это умение смеяться  над собой. Достаточно почитать  Шолом-Алейхема, Зингера, чтобы понять  этот уровень самоиронии. Очень  люблю английский юмор, потому  что он сдержанный, всегда немножко недоговоренный. А что касается русского или американского юмора, они в чем-то похожи. Это такой, знаете ли, хохот, смех от пуза.

Если говорить о русском политическом юморе, то он точно не имеет себе равных. А с другой стороны, где  вы возьмете таких политических деятелей? (Улыбается.) Юмор все же очень национален. Был я когда-то в Японии, причем я не знаю ни языка, ни истории этой страны, и понял, что мой юмор там не проходит, он принципиально другой. Это другая культура. Думаю, мне ближе английский и еврейский юмор.

- Вы любите спорт. В чем  это выражается?

- Я очень эрудирован в области  спорта. Люблю смотреть хорошие  спортивные соревнования. Болельщик  же я не очень... Сейчас занимаюсь  спортом, чтобы поддержать форму.  Я работаю на телевидении и  обязан за собой следить. Вот  и слежу. Занимаюсь на разных  тренажерах, бегаю, играю в теннис. Иногда удается поиграть в  бейсбол. Серьезная игра.

. Мне бы хотелось посвятить  остаток своей телевизионной  жизни тому, чтобы брать интервью  у людей во всем мире, чья  деятельность изменила жизнь,  повлияла на миллионы и миллионы  людей. Этих людей я называю  влиятельными персонами. Среди  них есть и знаменитости, и  такие, о которых никто не  знает. Например, кто тот человек,  который придумал микросхему? Он же круто изменил нашу жизнь. Меня очень интересуют эти люди. Причем раскрыть их не в студии, а на их территории - дома ли, на работе ли. И не за день, а за неделю общения. Сделать такое неспешное интервью. Не поддавливать человека, а раскрывать, рассказывать о нем. Потом можно будет разослать этот материал по школам, по библиотекам, по видеотекам. Эти люди ведь уходят. Через пятьдесят лет интересно будет увидеть интервью с таким вот человеком...»

Всем известно, что власть, контролируя  СМИ может управлять «толпами», но что если СМИ подчиняются правительству не в той степени, в какой необходимо. Интервью «Независимой газеты» с Владимиром Познером:

«- Скажите, почему именно вас считают  патриархом ТВ? Ведь до вашего появления  в эфире в 86-м на ТВ уже успешно  работали Лысенко, Малкин, Сагалаев...

- ...и многие другие. Право, не  знаю. Помню замечательный разговор, который состоялся у меня в  останкинском лифте с первым  заместителем Лапина Мамедовым. "Почему мне нельзя работать  на телевидении?" - спросил я. "А  нам звезды не нужны", - был  ответ. С подтекстом, что таковых  трудно контролировать. Меня очень  долго не пускали на экран.  Когда пустили - мне было 52... Быть  может, оттого что внутри у  меня накапливалось годами, это  прорвалось с огромной силой  и в какой-то степени способствовало... не хочется сказать, карьере  - тому, что я стал более-менее заметной фигурой на телеэкране.

- Сейчас невозможно стать телеведущим  в 52 года. А вот тезис "нам  звезды не нужны", похоже, вернулся. Телевидению не нужны профи? 

- Вам все скажут, что профи  - нужны. Весь вопрос в том,  какое мировоззрение у этих  профи. У меня нет никаких  сомнений, что люди, настроенные  критически к власти (а если  ты журналист, иначе быть настроенным  нельзя), сегодня неугодны. Их боятся - это поразительная вещь, что  их боятся! но это правда, и  это для меня совершенно очевидно. На радио с охватом аудитории  в миллион - пожалуйста, в газетах  - ну, какие там тиражи - пусть.  Но не на общефедеральных каналах  - все уже поняли, что это за  штука, особенно после 96-го  года, когда Ельцина с перевесом  2% переизбрали на второй срок. Умная ли это политика? По-моему,  не то что не умная - непродуктивная. Критически настроенные журналисты нужны на экране - это придает достоверность и совсем другой заряд. Журналистика - это прежде всего стремление быть объективным.