Анатолий Федорович Кони

 Анатолий  Фёдорович Кони (1844 - 1927)  
.  
Резюме Председателя Суда  
по делу В. Засулич  
(напутствие присяжным)  

 ___Вера Ивановна Засулич обвинялась в покушении на убийство Петербургского градоначальника генерала Трепова, совершенном ею путем выстрела из пистолета 24 января 1878 г. Обвинительной властью преступление Засулич квалифицировалось как умышленное, с заранее обдуманным намерением.  
___Истинным мотивом этого преступления было возмущение Засулич беззаконными действиями генерала Трепова, отдавшего распоряжение высечь розгами содержавшегося в доме предварительного заключения политического подследственного Боголюбова.  
___При рассмотрении дела Засулич царская юстиция предложила обвинителям не давать в речи оценки действий Трепова. Такое условие не было принято С.А. Андреевским и В.А. Жуковским, которые выступать обвинителями в этом процессе отказались. Согласился - К.И. Кессель. Дело рассматривалось Петербургским окружным судом с участием присяжных заседателей 31 марта 1878 г. Ставшую знаменитой речь в защиту Веры Засулич произнёс адвокат П.А. Александров.  
___Подробно об обстоятельствах дела Засулич см. А.Ф. Кони, Избранные произведения, Госюриздат, 1956, стр. 497-703.  

 Господа присяжные  заседатели!

 Судебные  прения окончены, и вам предстоит  произнести ваш приговор. Вам была представлена возможность всесторонне  рассмотреть настоящее дело, перед  вами были открыты беспрепятственно все обстоятельства, которые, по мнению сторон, должны были разъяснить сущность деяния подсудимой - и суд имеет  основание ожидать от вас приговора  обдуманного и основанного на серьезной оценке имеющегося у вас  материала. Но прежде чем вы приступите к означенному обсуждению дела, я  обязан дать вам некоторые указания о том, как и в каком порядке  надо приступить к оценке данных дела.

 Когда вам  предлагается вопрос о виновности подсудимого  в каком-либо преступлении, у вас  естественно и прежде всего возникает два вопроса: о том, кем совершено деяние и что именно совершено. Вы должны спросить себя, находится ли перед вами лицо, ответственное за свои проступки, то есть не такое, в котором старость ослабила, молодость не вполне развила, болезнь погасила умственные силы. Вы должны убедиться, что перед, вами находится человек, сознающий свои поступки и, следовательно, могущий подлежать за них ответственности.

 В настоящем  деле нет указаний на душевную болезнь, нет и вопроса о возрасте, и  если защитник говорил пред вами о  состоянии "постоянного аффекта", то есть гнетущего и страстного порыва, то и он не указывал на то, чтобы этим состоянием у подсудимой затемнялось  сознание. Что же касается до нервности  подсудимой, следы которой не могли  ускользнуть от вас, то нервность  лишь вызывает большую впечатлительность.

 Поэтому я  думаю, что первый вопрос не представит для вас особых трудностей. Но второй вопрос труднее. Вы должны знать, на основании  твердых данных, что именно совершено. Мало знать, что то или другое преступное деяние совершено. - необходимо знать, для чего оно совершено, то есть знать цель и уяснить себе намерение подсудимого.

 А затем возникает  более общий вопрос: из каких побуждений сделано то, что привело подсудимого пред вас.

 Есть дела, где эти вопросы разрешаются  сравнительно легко, где в самом  преступлении содержится уже и его  объяснение, содержится указание на его  цель. В таких делах, по большей  части, для всякого ясно, к чему стремится обвиняемый. Так, кража  в огромном большинстве случаев  совершается для завладения чужим  имуществом тайно, грабеж - для похищения  его явно, изнасилование для удовлетворения животной страсти и т. д.

 Но есть дела более сложные. В них неизбежно  надо исследовать внутреннюю сторону  деяния. Один факт еще ничего не говорит  или, во всяком случае, говорит очень  мало. Таково убийство. Убийство есть лишение  жизни. Она является преступным, когда  совершается не для самообороны. Но оно может быть совершаемо различно. Я могу совершить убийство необдуманно, играя заряженным оружием; я могу убить в драке, нанося удары направо  и налево; могу прийти в негодование  и в порыве гнева убить оскорбителя; могу, не ослепляемый раздражением, сознательно лишить жизни другого  и могу, наконец, воспитать в себе прочную ненависть и под влиянием ее в течение многих иногда дней, подготовить себя к тому, чтобы  решительным, но задолго предвиденным ударом лишить кого-либо жизни. Все это будут ступени одной и той же лестницы, все они называются убийством. - но какая между ними разница! И для того, чтобы ошибочно не стать ступенью ниже, или, в особенности, ступенью выше, чем следует по справедливости. - необходимо рассматривать внутреннюю сторону преступления. Это рассмотрение укажет, какое это убийство, если только это убийство.

 Но в настоящем  деле обвинением поднят вопрос о покушении. Вам из явлений обыденной жизни  известно, что такое покушение. Оно  может быть различно. Бывают случаи, когда человек сам останавливается, приступив к совершению преступления. Стыд, страх, внутренний голос, слабость воли - могут остановить его в  самом начале. Но когда и выстрелил человек, когда замахнулся оружием, могут быть разные исходы: удар пришелся мимо, последовал промах, или удар пришелся в защищенное, случайно или неслучайно, место и, встретив препятствие, не причинил вреда, или же, наконец, удар дошел по назначению, но особенности организма того, кому он был назначен, уничтожили, ослабили смертоносную силу. Удар может быть нанесен так, что есть полная вероятность, что он разрушит такие части тела, с невредимостью которых связана самая жизнь, а между тем случайное отклонение лезвия ножа или пути, избранного пулею, оставит важные внутренние органы без существенных повреждений или причинит такие, для борьбы против которых окажется достаточно жизненной силы у поврежденного организма. В этих последних случаях закон считает, что обвиняемый исполнил все, что от него зависело. Смерть не произошла не по его воле, и не от него уже зависело устранить ее, отдалить ее приход.

 С таким именно случаем, по мнению представителя обвинительной  власти, имеете вы теперь дело. Вы вдумаетесь в обстоятельства дела и в то, что было объясняемо вам здесь, и  решите - есть ли прочные данные для  этого вывода.

 Картина самого события в приемной градоначальника 24 января должна быть вам ясна. Все  свидетельские показания согласны между собою в описании того, что  сделала Засулич. Револьвер, брошенный  ею, перед вами. Объяснение, почему она  его бросила, вы слышали. Оно подтверждается как устройством спуска курка  револьвера, так и тою предвиденною ею, суматохой около нее после  выстрела, о которой обстоятельно рассказали здесь Курнеев и Греч. Некоторое сомнение может возбудить лишь показание потерпевшего, прочитанное здесь на суде. Но это сомнение будет мимолетное. Для него нет оснований, и предположение о борьбе со стороны Засулич и о желании выстрелить еще раз ничем не подтверждается. Надо помнить, что показание потерпевшего дано почти тотчас после выстрела, когда под влиянием физических страданий и нравственного потрясения, в жару боли и волнения, генерал-адъютант Трепов не мог вполне ясно различать и припоминать все происходившее вокруг него. Поэтому, без ущерба для вашей задачи, вы можете не останавливаться на этом показании.

 Факт выстрела, причинившего рану, несомненен. Но какая  это рана, какой ее исход, каково ее значение? Здесь были выслушаны  эксперты. Эксперты - те же свидетели. Они  также говорят о том, что видели или слышали. Но они отличаются одним  свойством от свидетелей обыкновенных. Обыкновенный свидетель - человек простой, относящийся непосредственно к  виденному и слышанному. Его личные впечатления и выводы иногда затемняют то красноречие фактов, которое содержится в его показании. Но эксперт - свидетель по преимуществу, вооруженный научным знанием и специальным опытом. Поэтому. он не только может, но должен говорить о значении того, что он видит и слышит; его выводы освещают дело, устраняют многие сомнения и неясность обыденных представлений заменяют определенным взглядом, основанным на строгих данных науки.

 И к свидетелям, и к экспертам можно относиться с большим или меньшим доверием. Я напомню вам, что доверие  к свидетелю на суде должно основываться на нравственном, а если свидетель - эксперт, то и на научном его авторитете.

 Вы примените  эти условия к показаниям экспертов, бывших перед вами. Если вы найдете, что эксперты относились к делу с  полным спокойствием и вниманием, что  они, несмотря на разнообразное свое положение, вполне свободно сошлись  в одних и тех же выводах, то вы, вероятно, отнесетесь к ним с  доверием. Если, затем, вы припомните, что  здесь перед вами были трое из наиболее выдающихся хирургов столицы, и в  том числе два профессора хирургии, и что они имели возможность  проследить ранение и его последствия, так сказать, по горячим следам, у  постели больного, то вы придадите  их показаниям научный авторитет. Сущность этих показаний от вас не ускользнула: рана нанесена, как оказывается из осмотра опаленного места на мундире, почти в упор - рана тяжелая и  грозившая опасностью жизни.

 Внутренняя  сторона деяния Засулич будет  затем подлежать особому вашему обсуждению. Здесь надо приложить  всю силу разумения, чтобы правильнее оценить цель и намерение, вложенные  в действия подсудимой. Я укажу  лишь на то, что более выдающимися  основаниями для осуждения представляются здесь: во-первых, собственное объяснение подсудимой и, во-вторых, обстоятельства дела, независимые от этого объяснения, но которыми во многих отношениях может  быть проверена его правильность или неправильность.

 Собственное объяснение подсудимой прежде всего оценивается по тому доверию, какое вообще внушает или не внушает личность подсудимой. На скамью обвиняемых являются люди самых различных свойств. Обстановка, в которой они действовали до появления на этой скамье, обыкновенно отражается и на степени доверия, внушаемого их объяснениями перед судом. В большинстве случаев к объяснениям подсудимого надо относиться с осторожностью. Он слишком близкий к делу человек, он слишком большое участие в нем принимает, чтобы относиться к нему со спокойствием, чтобы иногда, под влиянием своего положения невольно не смотреть на деяние свое односторонне, то есть не вполне согласно с истиной. Это настолько понятное явление, что обращаться к подсудимому с укором не следует, а следует лишь искать проверки объяснения подсудимого в сложившихся так или иначе фактах дела. Но собственное объяснение подсудимого, в особенности в делах, подобных настоящему, всегда должно быть принимаемо во внимание.

 Существует, если можно так выразиться, два  крайних типа, по отношению к значению даваемых ими объяснений. С одной  стороны - обвиняемый в преступлении, построенном на своекорыстном побуждении, желавший воспользоваться в личную выгоду плодами преступления, хотевший скрыть следы своего дела, бежать сам  и на суде продолжающий то же, в надежде  лживыми объяснениями выпутаться из беды, которой он всегда рассчитывал  избежать. - игрок, которому изменила ловкость, поставивший на ставку свою свободу и желающий отыграться на суде. С другой стороны - отсутствие личной выгоды в преступлении, решимость принять его неизбежные последствия, без стремления уйти от правосудия. - совершение деяния в обстановке, которая заранее, исключает возможность отрицания вины.

 Между этими  двумя типами укладываются все обвиняемые, бывающие на суде, приближаясь то к  тому, то к другому. Очевидно, что  обвиняемый первого типа заслуживает  менее доверия, чем обвиняемый второго. Приближение к тому или другому  типу не может уничтожать преступности деяния, приведшего обвиняемого к  необходимости давать свои объяснения на суде, но может влиять на степень  доверия к этим объяснениям.

 К какому типу ближе подходит Вера Засулич, решите вы, и сообразно с этим отнесетесь с большим или меньшим доверием к ее словам о том, что именно она  имела в виду сделать, стреляя  в генерал-адъютанта Трепова. Вы слышали объяснения Засулич здесь, вы помните сущность ее объяснения тотчас после происшествия. Оно приведено в обвинительном акте. Оба эти показания, в сущности, сводятся к желанию нанесением раны или причинением смерти отомстить генерал-адъютанту Трепову за наказание розгами Боголюбова и тем обратить на случившееся в предварительной тюрьме общее внимание. Этим, по ее словам, она хотела сделать менее возможным на будущее время повторение подобных случаев.

 Вы слышали  прения сторон. Обвинитель находит, что  подсудимая совершила мщение, имевшее  целью убить генерал-адъютанта  Тренева. Обвинитель указывал вам на то нравственное осуждение, которому должны подвергаться избранные подсудимого средства, даже и в тех случаях, когда ими стремятся достигнуть нравственных целей. Вам было указано на возможность такого порядка вещей, при котором каждый, считающий свои или чужие права нарушенными, постановлял бы свой личный, произвольный приговор и сам приводил бы его в исполнение. Рассматривая с этой точки зрения объяснения подсудимой и проверяя их обстановкою преступления, прокурор находил, что подсудимая хотела лишить жизни потерпевшего.

 Вы слышали, затем, доводы защиты. Они были направлены преимущественно на позднейшее объяснение подсудимой, в силу которого рана или  смерть генерал-адъютанта Трепова была безразлична для Засулич. - важен был выстрел, обращавший на причины, по которым он был произведен, общее внимание. Таким образом, по предположению защиты, подсудимая считала себя поднимающею вопрос о восстановлении чести Боголюбова и разъяснении действительного характера происшествия 13 июля, и не только перед судом России, но и перед лицом Европы. То, что последовало после выстрела, не входило в расчеты подсудимой.

 Вы посмотрите спокойным взглядом на те и другие доводы, господа присяжные заседатели. Вы остановитесь на их беспристрастном разборе и, производя его, вероятно, встретитесь с вопросами.

 Если нужно  обращать на что-либо общее внимание, хотя бы путем необыкновенного или  даже незаконного поступка, то является ли стрельба из револьвера и на расстоянии, на котором .трудно промахнуться, единственным неизбежным средством? Общее внимание исключительно ли связано с действиями, которые почти неминуемо сопровождаются пролитием крови. Выстрел, направленный не в человека, но с внешними признаками покушения, не так же ли может поднять вопрос? Наконец, поднятие вопросов, хотя бы и о действительно больных сторонах общественной жизни, способом, избранным подсудимою, не является ли резким нарушением правильного устройства этой жизни, не является ли лекарством, которое оставляет болезненные следы, так как определение в каждом данном случае вопроса, который должен быть таким образом поднят, ставится в зависимость от произвола, от развития, от разума или неразумия отдельного лица.