Жалоба в Европейский суд по правам человека в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод

Суд сразу же замечает, что площадь камеры, в которой  содержался заявитель, была 17 кв. м. - согласно утверждениям заявителя, или 20, 8 кв. м. - согласно данным властей Российской Федерации. Камера была оборудована  двухъярусными спальными местами  и была рассчитана на 8 заключенных. Можно усомниться, насколько такие  условия вправе считаться отвечающими  приемлемым стандартам. В этой связи Суд напоминает, что Европейский Комитет по предотвращению пыток и бесчеловечного и негуманного обращения (далее - ЕКПП) принял площадь в 7 кв. м. на заключенного как примерный, желательный стандарт для обустройства камер для заключенных (см. Второй общий доклад ЕКПП. CPT/Inf (92) 3, _ 43), то есть 56 кв. м, если речь идет о 8 заключенных.

Согласно утверждениям заявителя, несмотря на то, что камера была рассчитана на 8 заключенных, обычно число заключенных в камере в  период его пребывания там колебалось от 18 до 24 человек. В своем ходатайстве  об освобождении из-под стражи от 27 декабря 1996 г. заявитель указывал, что  в камере, оборудованной 8 спальными  местами, находился 21 человек. В аналогичном  ходатайстве от 8 июня 1999 г. он указывал, что в камере находилось 18 заключенных (см. выше __ 43 и 73).

Суд отмечает, что  власти Российской Федерации со своей  стороны признали, что ввиду общей  переполненности данного следственного  изолятора сверх нормы каждое спальное место в камерах использовалось двумя или тремя заключенными. Вместе с тем власти Российской Федерации, похоже, не согласились с заявителем относительно числа заключенных, содержавшихся  в его камере. По утверждениям властей  Российской Федерации в камере, где  содержался заявитель, находилось 11 или  более заключенных на каждый данный момент, а обычно число заключенных  в ней было 14. Однако власти Российской Федерации не представили никаких  доказательств в подтверждение  приведенных ими данных. Согласно утверждению заявителя, число заключенных  в камере было сокращено до 11 человек  лишь марте - апреле 2000 года.

Суд не видит для себя необходимости разрешать разногласие между властями Российской Федерации и заявителем на сей счет. Представленные сведения свидетельствуют, что на каждый данный отрезок времени на каждого заключенного в камере, где содержался заявитель, приходилось 0,9 - 1,9 кв. м. площади. Таким образом, по мнению Суда, камера была постоянно сильно переполнена сверх нормы. Такое положение дел само по себе поднимает вопрос в силу Статьи 3 Конвенции.

Более того, из-за хронической  переполненности заключенные в  камере, где содержался заявитель, вынуждены  были спать на койках по очереди, сменами  по 8 часов. Из ходатайства заявителя  об освобождении из-под стражи, поданного 16 июня 1999 г., следует, что в тот  период он использовал спальное место  для сна посменно с двумя другими  заключенными (см. выше _ 74). Ненормальные условия сна усугублялись тем, что  свет в камере был постоянно включен; они также усугублялись общей  суетой и шумом в камере из-за большого числа находящихся в  ней заключенных.

Лишение сна в  результате действия этих факторов должно было стать тяжелым физическим и  психологическим грузом для заявителя.

Суд далее замечает, что в камере, где содержался заявитель, не было надлежащей вентиляции, при том, что в ней находилось чересчур много заключенных, которым явно дозволялось курить в камере.

Хотя заявителю  были разрешены прогулки на один или  два часа, оставшуюся часть суток  он проводил в камере, имея для себя ограниченное пространство и находясь в спертой атмосфере.

Суд далее отмечает, что камера, где содержался заявитель, кишела насекомыми, и что в период его заключения в камере не проводилось  никаких мероприятий по уничтожению  насекомых. Власти Российской Федерации  признали, что распространение насекомых  в следственных изоляторах является большой проблемой, и сослались  на Руководство МВД СССР 1989 г., предписывающее проведение в местах заключения дезинфекционных мероприятий. Однако не усматривается, что в камере заявителя проводились такого рода мероприятия.

За время своего содержания под стражей у заявителя  возникли различные кожные заболевания  и грибковые инфекции, в частности  в 1996, 1997 и 1999 годах, что вызвало необходимость  объявлять перерывы в судебном разбирательстве  по делу заявителя. Хотя остается фактом, что заявителю оказывалась медицинская  помощь для лечения этих заболеваний, их рецидив свидетельствует, что  крайне убогие условия содержания в  камере, способствовавшие распространению  заболеваний, оставались неизменными.

С большой озабоченностью Суд отмечает также, что иногда заявитель  находился в камере вместе с лицами, болеющими сифилисом и туберкулезом, хотя власти Российской Федерации подчеркивали, что передача этих заболеваний была исключена ввиду проводившихся  профилактических мер.

Тесноту и антисанитарию, описанную выше, дополняло устройство туалета в камере. Перегородка  высотой 1,1 м отделяла унитаз, расположенный  в углу камеры, от умывальника, но не от жилой ее части. При входе в  ту часть камеры, где находится  туалет, нет никакой ширмы. Заявитель  тем самым был вынужден пользоваться туалетом на виду у других заключенных  и присутствовать при пользовании  им сокамерниками. Фотографии, представленные Суду властями Российской Федерации, являют зрелище грязной запущенной камеры с пространством, отведенным под  туалет, не оставляющим человеку никакой  приватности.

Суд приемлет утверждение  об отсутствии в настоящем деле признаков  того, что наличествовал умысел на унижение человеческого достоинства  и попрание личности заявителя. Тем не менее, хотя вопрос о том, было ли целью обращения с лицом унижение человеческого достоинства и попрание личности жертвы, является фактором, который надлежит принимать во внимание, отсутствие любой таковой цели не может исключить вывод о наличии нарушения Статьи 3 (см. вышеуказанное постановление Большой Палаты Европейского суда по делу "Пирс против Греции"). Суд полагает, что условия содержания под стражей, которые заявитель вынужден был терпеть на протяжении примерно 4 лет и 10 месяцев, должны были причинить ему физические страдания, унизить его человеческое достоинство и породить в нем такие чувства, которые ведут к унижению и попранию личности.

В свете вышесказанного Суд установил, что условия содержания заявителя под стражей, в частности чрезмерная переполненность камеры, антисанитарная обстановка в ней и вредные для здоровья и благополучия заявителя последствия этой обстановки в сочетании длительностью срока содержания заявителя в таковых условиях приравниваются к унижающему достоинство обращению.

Соответственно  нарушение Статьи 3 Конвенции имело  место.

II. Предполагаемое нарушение  пункта 3 статьи 5 Конвенции

Заявитель жаловался на то, что его длительное содержание под стражей до суда составляло нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции, который устанавливает следующее:

"Каждый задержанный  или заключенный под стражу  в соответствии с подпунктом (с)  пункта 1 настоящей Статьи [...] имеет  право на судебное разбирательство  в течение разумного срока  или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено  предоставлением гарантий явки  в суд".

Власти  Российской Федерации  утверждали, что жалоба заявителя должна быть рассмотрена в свете российской оговорки, сделанной при ратификации Конвенции. Согласно властям Российской Федерации, оговорка распространялась как на период содержания заявителя под стражей на стадии предварительного следствия, так и на период производства по делу в суде. Власти Российской Федерации ссылались на текст оговорки и содержание статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, указанных в оговорке. В частности, статьи 11, 89, 92 и 101 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (см. выше _ 89) наделяли суд правом применять меру пресечения в виде заключения под стражу на стадии судебного разбирательства вплоть до постановления приговора по делу.

Заявитель утверждал, что российская оговорка не применима к настоящему делу, поскольку в сферу действия оговорки не входит продолжительность содержания под стражей до суда. Заявитель настаивал на том, что цель оговорки состояла в том, чтобы сохранить за прокурором право санкционировать меру пресечения в виде заключения под стражу и в случаях необходимости продлевать сроки содержания под стражей.

Суд отмечает, что оговорка составлена с целью временного исключения из сферы действия пункта 3 Статьи 5 Конвенции некоторых норм Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, упомянутых в тексте оговорки, которые касаются порядка ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления. Эти нормы устанавливают условия и порядок применения мер пресечения, включая заключение под стражу, и перечень органов власти, уполномоченных принимать соответствующее решение.

Суд замечает, что оговорка ссылается на статью 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, в силу которой лицо может на основании постановления прокурора содержаться под стражей до 18 месяцев на период расследования преступления.

Несмотря на упоминание сроков содержания под стражей в  период предварительного следствия, Суд  обращает внимание на то, что предметом  оговорки является порядок применения мер пресечения в виде заключения под стражу, в то время как предметом  жалобы заявителя является длительность его содержания под стражей до суда, а не законность избрания этой меры пресечения.

A. Вопрос о материальном  ущербе

Заявитель предъявил требования о возмещении материального ущерба по следующим позициям:

(1) 130 599 долларов США  в возмещение потери заработка  как президента Северо-восточного  акционерного банка за период  его содержания под стражей  с июля 1995 г. по 20 апреля 2000 г.;

(2) 203 000 долларов США  в возмещение потери заработка  в другой компании, которая уволила  его ввиду ареста;

(3) 500 000 долларов США  в возмещение утраты имущества  компании после его ареста;

(4) 8600 долларов США  в возмещение утраты его автомобиля;

(5) 11 734 376 долларов  США в возмещение потери доходов  от акций, которые он не мог  продать по рыночной стоимости  в 1995 г.;

(6) 436 226 долларов США  в возмещение утраты его контрольного  пакета акций в предприятии,  объявленном банкротом в 1997 г.

Заявитель предъявляет требования о возмещении материального  ущерба на общую сумму  в 13 012 702 доллара США.

Власти  Российской Федерации оспаривают эти требования.

Суд напоминает, что он присудит денежную компенсацию в соответствии со Статьей 41 Конвенции только в случае, если убедится полностью, что заявляемые потери и ущерб были действительно следствием установленного им нарушения Конвенции.

Что касается требования по пункту (1), то Суд замечает, что  заявитель был осужден, и что  время его предварительного заключения было целиком зачтено в срок назначенного ему наказания. Посему Суд полагает, что данное требование не подлежит удовлетворению.

Что касается остальных  требований, то Суд полагает, что  не было установлено прямой причинной  связи между заявленным ущербом  и нарушениями Конвенции, установленными Судом.

Посему Суд отклоняет требования заявителя, предъявленные по вопросу о возмещении материального ущерба.

B. Вопрос о моральном  ущербе

Заявитель предъявил требования о выплате ему 9 636 000 франков Франции в виде возмещения морального ущерба.

Позиция властей Российской Федерации, изложенная Суду, состоит в том, что сумма требований заявителя чрезмерна и что само признание факта нарушения его прав было бы достаточным справедливым удовлетворением требований заявителя.

Суд полагает, что длительность содержания заявителя под стражей в ненадлежащих условиях заключения, равно как и длительность производства по уголовному делу должны были вселить в него чувства отчаяния, неопределенности и тревоги, которые не могут быть компенсированы исключительно признанием факта нарушения его прав.

Принимая  решение на основе принципов справедливости, Суд присуждает заявителю  возмещение морального ущерба в размере 5 000 евро.

По  этим основаниям суд  единогласно

1. Постановил, что  имело место нарушение Статьи 3 Конвенции;

2. Постановил, что  имело место нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции;

3. Постановил,

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 Статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в российские рубли по курсу на день выплаты:

(i) 5 000 евро (пять тысяч евро) в возмещение морального ущерба;

(ii) любой налог, начисляемый на вышеуказанные суммы;

(b) простые проценты по предельным годовым ставкам по займам Европейского центрального банка плюс три процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;

5. Отклоняет остальные  требования заявителя о справедливой  компенсации.