«Философические письма» П.Я. Чаадаева. Содержание и выводы первого философического письма

Автор: Пользователь скрыл имя, 26 Сентября 2011 в 17:27, реферат

Описание работы

«Философические письма» - один из первых русских самобытных философско-исторических трактатов. Произведение стало поистине новаторским. В «письмах» анализируются философские и исторические проблемы, проблемы развития русского общества. Выявляется целый ряд исторических закономерностей, которые сопоставляются с русской действительностью, и подвергаются острой критике.

Работа содержит 1 файл

Философические пиьсма чаадаева.docx

— 23.45 Кб (Скачать)

«Философические письма» П.Я. Чаадаева. Содержание и выводы первого философического письма.

     В период 1828-1831 гг. П.Я. Чаадаев создает  свое важнейшее произведение – «Философические  письма» на французском языке. «Раньше предполагали, что письма были написаны некоей г-же Пановой, теперь доказано, что она вовсе не была адресатом. Чаадаев просто избрал эпистолярную форму для изложения своих взглядов, - что было тогда довольно обычно» (Зеньковский В.В. «История русской философии»). Благодаря выбору эпистолярного жанра, теория Чаадаева приобретает вид пламенного обращения к собеседнику, его письма непосредственны и эмоциональны.

       «Философические письма» - один из первых русских самобытных философско-исторических трактатов. Произведение стало поистине новаторским. В «письмах» анализируются философские и исторические проблемы, проблемы развития русского общества. Выявляется целый ряд исторических закономерностей, которые сопоставляются с русской действительностью, и подвергаются острой критике.

     П.Я. Чаадаев рассматривает место России по отношению к всеобщему историческому процессу. По его мысли, каждый народ имеет собственную миссию, и призван воплощать в жизнь божественный замысел. Но в России, по мнению Чаадаева, не было периода великих свершений. Вся история России это беспрерывный застой. «Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека. Именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола». Таким образом, мы выходим на ключевую чаадаевскую характеристику особого мира, именуемого Россией, - это мир, который является олицетворением произвола отдельного человека. Не твердые  и  объективные правила, законы  и  нормы жизни, исходящие из внешнего  и  независимого по отношению к жизни  и  сознанию отдельного человека источника, определяют бытие целого государства, но произвол или своеволие этого отдельного человека.

       Можно сказать, что у русского человека навыки сознания так и не были отработаны до автоматизма христианским воспитанием, и в этом смысле он каждый раз находится в состоянии «движения», при котором отсутствуют правила и определенность сферы деятельности", но это и означает всеобщность ситуации произвола и своеволия. Вот что имеет в виду  Чаадаев, когда пишет о том, что Россия не вошла в круг действия всемирного процесса воспитания человеческого рода христианством,  и  о том, что она до сих была предоставлена самой себе:  «Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода».

     В России сложились такие условия, которые невозможны для нормальной жизни человека. Безрадостное, лишенное человеческого смысла существование в котором нет места личности,  Чаадаев  выводит из не менее легального прошлого русского народа, давно превращенного в нравственно оцепеневший организм. Все общества пережили бурные эпохи перехода от юности к зрелости,  и  только в России ничего не меняется: «Мы растем, но не созреваем, движемся вперед, но по кривой линии; то есть такой, которой не ведет к цели».  И  в прошлом  Чаадаев  не отрицает такого движения, однако оно происходило почти вслепую  и  по преимуществу в одном измерении - в нарастании рабства. Сначала Россия находилась в состоянии дикого варварства, потом глубокого невежества, затем свирепого  и  унизительного чужеземного владычества, деспотический дух которого унаследовала  и  позднейшая власть. Освободившись от татарского ига, русские попали в новое рабство - крепостничество. Русская история «была заполнена тусклым  и  мрачным существованием, лишенным силы  и  энергии, которое ничего не оживило кроме злодеяний ничего не слисшего, кроме рабства».

     Для самого Чаадаева особое положение России в мире — это не благое дело, а  великая трагедия. В «Первом Философическом письме» он с горечью констатирует: «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего… Мы также ничего не восприняли и из преемственных идей человеческого рода… У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса…» По убеждению Чаадаева, Россия ничего не дала миру, мировой культуре, ничего не внесла в исторический опыт человечества. Иначе говоря, Россия отпала от единого тела всемирной истории и даже, как он пишет, «заблудилась на земле». И наконец, Чаадаев утверждает, что Россия составляет «пробел в нравственном миропорядке».

     Автор не может понять причины подобной ситуации. Он видит в этом загадку, тайну, вину «неисповедимого рока». Более того, Чаадаев вдруг утверждает, что Само Божественное провидение «не было озабочено нашей судьбой»: «Исключив нас из своего благодетельного действия на человеческий разум, оно (провидение) всецело предоставило на самим себе, отказалось как бы то ни было вмешиваться в наши дела, не пожелало ничему нас научить».

     Но  не только «рок», сами русские люди виноваты в собственном положении. А попытка определить причины столь незавидной участи России приводит Чаадаева к довольно резкому выводу — он видит эту причину в том, что Россия приняла православие: «Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к… Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания». Впрочем, здесь нужно отметить, что осуждение православия у Чаадаева носит теоретический характер, сам он всю жизнь оставался прихожанином Православной Церкви.    
      
Тезис о том, что Божественное Провидение «исключило» Россию из своего «благодетельного действия» был ущербен. Признание истинности этого тезиса, означало, что действие Провидения не носит всеобщий характер, следовательно, ущемляло понятие Господа, как всеобъемлющей силы. Поэтому уже в «Первом Философическом письме» Чаадаев стремится продолжить свои рассуждения. Поэтому он говорит: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок… И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений». Итак, от отрицания хоть какого-то участия Провидения в судьбе России, Чаадаев постепенно приходит к выводу об особом замысле Провидения о России, о великой судьбе России, которое предназначено ей Самим Богом.

     В первом философическом письме   Чаадаев  постоянно подчеркивает значение духовной жизни людей. Именно умственный прогресс, прогресс в образовании, в овладении передовыми идеями, внедрение их в жизнь, в первую очередь заботит  Чаадаева  при рассмотрении будущего России. Он замечает: «У нас нет развития собственного, самобытного, совершенствования логического. Старые идеи уничтожаются новыми, потому, что последние не исключают из первых, а западают к нам Бог знает откуда, наши умы не бороздятся неизгладимыми следами последовательного движения идей, которые составляют их силу, потому что мы заимствуем идеи которые уже развитые. Мы угадываем, а не изучаем, мы с чрезвычайной ловкостью присваиваем себе чужое изобретение, асами не изобретаем». Чаадаев  всегда склонялся на позиции западного пути развития России, но уже в первом философическом письме решительно выступает против слепого, дурного, поверхностного подражания иностранцам.

     П.Я. Чаадаевым выдвигается мысль, что  совлечь Россию с ее нынешнего положения  и  подключить к процессу воспитания человеческого рода можно было бы через «оживление всеми способами наших верований нашего воистину христианского побуждения». Если учесть, что он  связывает процесс воспитания человеческого рода с развитием «социальной идеи христианства», то эту мысль можно интерпретировать как призыв к тому, чтобы  и  православная церковь все-таки взяла на себя, по примеру западной церкви, роль организующего начала в видах социального развития общества. Что  и  должно привести, наконец, к внедрению в жизнь  и  быт российского общества соответствующих идей, традиций  и  учреждений, аналогичных европейским,  и  к оформлению мышления русского человека, вытеснив его произвол и своеволие теми «навыками сознания, которые придают уют уму и душе непринужденность, размеренное движение».

     В то же время этот призыв к изменению  уже сейчас роли православной церкви в жизни российского общества соседствует в «Философических письмах» с другим соображением, - о том, что, по-видимому, нынешнее состояние России – «не входить составной частью в человечество» - все-таки имеет какой-то определенный  и  разумный смысл, который лишь пока непонятен, но станет понятным «отдаленным потомкам». Но в таком случае,  и  будущее России должно быть связано не с совлечением ее с этого состояния, а именно с сохранением  и  учетом ее нынешнего состояния.

     Это письмо было опубликовано в 1836 году в  журнале «Телескоп». Как указывает  Чернышевский, в печать письмо попало практически случайно. Станкевич  прочел «Письма», и сумел заинтересовать ими Белинского – тогда главного редактора «Телескопа». Общество письмо потрясло. «Это был выстрел, раздавшийся в темную ночь; тонуло ли что и возвещало  свою  гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утре или о том, что его не будет, - все равно, надобно было проснуться»  (А. И.Герцен «Былое и думы»). Немыслимый ажиотаж, громкие дискуссии вели все мыслящие круги общества. У власти письмо вызвало резкое недовольство, из-за выраженного в нем негодования по поводу духовного застоя, препятствующего исполнению предначертанной свыше исторической миссии. Журнал «Телескоп», за эту публикацию, был закрыт, цензор уволен, а Чаадаев, по приказу царя, объявлен сумасшедшим.   

     Подводя итоги, необходимо сказать, что появление «Первого Философического письма» и споры вокруг него имели большое значение для развития русской общественной мысли. Оно способствовало началу идейного и организационного оформления славянофильства и западничества, — двух течений определивших развитие русской философской мысли первой половины XIX века.

Последующие письма были посвящены общим философским  проблемам. Второе – необходимости  устроить быт в соответствии с  душевными устремлениями. Третье –  утверждает мысль, что полное лишение  свободы есть высшая ступень человеческого  совершенства. Четвертое – доказывает, что числа и меры конечны, поэтому  Создателя невозможно понять человеческим разумом. В пятом философском письме автор как бы подводит итог рассмотрению единства духовного и материального порядка бытия. В шестом и седьмом философских письмах речь идёт о движении и направлении исторического процесса. В восьмом, и последнем, философическом письме, отчасти носящем методологический характер, автор заключает: «Истинна едина: царство божие, небо на земле, все евангельские обетования - всё это не иное что, как прозрение и осуществление соединений всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль есть мысль самого бога, иначе говоря - осуществленный нравственный закон». Но в печать эти письма не вышли.

     Первое  «Философическое письмо» так  и осталось единственным опубликованным при жизни произведением П.Я. Чаадаева. Остальные работы философа стали доступными широкому кругу читателей лишь спустя много лет после смерти автора.

Информация о работе «Философические письма» П.Я. Чаадаева. Содержание и выводы первого философического письма