Глобалистика как отрасль научного знания

Автор: Евгения Редькина, 07 Октября 2010 в 19:05, доклад

Описание работы

В конце XX в. глобализация, понимаемая – в первом приближении – как возрастающая взаимосвязанность мира, входит в критическую фазу: после почти двух десятилетий развития по восходящей этот процесс дает явные сбои, особенно в сфере финансов и экономики, и вызывает массовые общественные движения альтернативного толка. Ситуация настолько серьезна, что дает основание ставить вопросы: не исчерпала ли себя глобализация и даже – что есть постглобализация? Ответы на эти вопросы дают политики и общественные деятели, но сам характер возникших проблем таков, что понять их невозможно вне научного познания: ведь речь идет о таких параметрах глобализации, как ее сущность, природа (вариабельная), субъекты, тенденции к гомогенизации и гетерогенизации мира. Решение этих проблем есть компетенция научного познания, хотя при этом не стоит преувеличивать социальной значимости тех рецептов, которые предлагает современная научная мысль по вопросу глобализации.

Скачать полностью (42.63 Кб) Сколько стоит заказать работу?

Работа содержит 1 файл

Глобалистика как отрасль научного знания.doc

— 158.50 Кб (Скачать)

Все эти возможности? как потенциальные, так и актуализированные? могут способствовать разрешению кризиса при одном условии: необходимо определить предельное понятие, задающее адекватный исходный уровень теоретической абстракции, исходя из которого можно сформулировать через ряд ступеней – представление о глобализации, выявив тем самым предмет глобалистики. Ниже мы попытаемся определить это предельное и исходное понятие, рассматривая представления о человечестве как целом и на этом основании предложить свой вариант выхода из кризиса и путь конституирования глобалистики.

III. Концепция человечества как глобальной общности

На этом этапе исследования надо остановиться подробнее, ибо он нередко опускается в теориях глобализации, хотя без него анализ глобализации, на наш взгляд, не имеет ни «крыши», ни фундамента.

III.1. Оставим в стороне вопрос о том, имеет ли представление о человечестве как целом реального референта (что, кстати, нередко оспаривается), и поставим вопрос: можно ли выработать представление о целом, которое находится в состоянии расщепленности и дезинтеграции? Однако такое состояние вовсе не исключает усилий по интеграции для конструирования идеального объекта: в этом случае, как это часто бывает, научное познание идет своим путем, не совпадающим с реальностью. Другой вопрос: каким путем можно осуществить «сборку» этого идеального объекта? В науке предложено немало способов описания человечества как целого самыми разными языками – информационным, энергетическим, герменевтическим или, например, изображение человечества как диссипативной структуры (А. Арманд [25]). Попытаемся избежать опасностей социологического редукционизма, суммативности, абсолютизации системного подхода и узкой трактовки «человеческого» (как фактора или особого измерения). Попробуем отрефлектировать наш предмет в духе философских (да и теологических) представлений о триединой сущности человека, представляя человечество как образование, ядро которого формируется взаимосоотнесенностью трех начал – социального, природного (биологического и небиологического) и субъектно-деятельностного. Последнее начало характеризует любой вид деятельности субъекта, в том числе творческой (культура), и деятельности, выводящей за пределы наличных условий существования (П. Тиллих [26]). Как видим, такое представление конструируется через сочетание структуралистского и синергетического методов. Именно таким образом мы получаем представление не только о ядре глобальной общности и источнике ее динамики (комбинации начал), но и об архетипе глобальности. Последняя предстает как соотнесенность трех начал, что и представляет структуру (инвариант) глобальности, или, иными словами, глобальность как структура есть взаимосоотнесенность трех «ядерных» начал, которая на этом уровне выступает как нерасчленное целое или как потенциальная глобальность.

III.2. Характеристики ядра и архетипа (глобальности) образуют высший, наиболее абстрактный уровень описания глобальной общности, который необходимо конкретизировать. На следующем, втором уровне эта же общность описывается через понятие исторических типов, которые различаются по основным параметрам (глобальной общности) – доминирующему началу ядра, субъекту, организации, отношениям, составу, хронотопу. В процессе своей эволюции, истоки которой восходят, возможно, к эпохе неолита, глобальная общность сменила несколько исторических типов, переходя последовательно от конгломерата локальных типов (вроде мир-империй и мир-экономик Ф. Броделя [27]) к одному – идустриально-модернистскому – типу, сдвигаясь во второй половине XX в. к новому – условно – информационно-глобалистскому типу. Различия по основным параметрам двух последних типов таковы: доминанта социального начала (в отличие от природного), присущая индустриально-модернистскому типу, сменяется доминантой начала субъектно-деятельностного (которое, отличаясь от двух других начал, опирается на них); моносубъектность-полисубъектностью; моносистемность, конституируемая элементами – полисистемностью, конституированной связями; отчуждение вещного богатства – отчуждением самой реальности; гомогенность состава – гетерогенностью; время-стрела – пульсирующим хронотопом. Это описание смены типов, как и набор выделенных параметров, нуждаются в уточнении с тем, чтобы отделить признаки нового типа от феноменов переходности (например, в плане организации).

III.3. Со сменой типов изменяется и архетип глобальности: из потенциального в эпоху до Осевого времени он становится реальным в период до первой индустриальной революции; архетип глобальности обретает зрелость в рамках индустиально-модернистского типа общности («интернационализация») и через ряд переходных форм (институты меж-, над-, и транснациональные) достигает высшей формы в потоках и сетях информационной революции. Смена исторических типов общности и форм глобальности выливается в конце XX в. в глубокий кризис. Речь идет не просто об очередном кризисе в эволюции глобальной общности (эпохи неолитической революции, Осевого времени, великих географический открытий и пр.), но о кризисе индустриально-модернистского типа глобальной общности и, возможно, о завершении первого большого исторического цикла эволюции архетипа глобальности и переходе ко второму циклу.

Причина этого кризиса лежит в том, что социальное начало исчерпало свою доминантную роль, разрушая себя, природу и человечество в целом. Тем самым исчерпывается не социальное начало как таковое, но социальная стадия эволюции человечества, что делает необходимой реконструкцию всех трех ветвей универсальной эволюции – социальной, биологической, небиологической. Эта реконструкция сопровождается обострением основного противоречия – «человечество – индивид» и взрывом исторического полиморфизма, т.е. возрождением исторических форм, не реализованных в пределах индустриально-модернистского типа, им подавленных, устраненных или деформированных. Бурное рождение таких традиционалистских или даже докультурных форм не означает, на наш взгляд, лишь архаизацию или демодернизацию социальной истории, но скорее свидетельствует о возвращении историческому процессу полноты подлинно универсальной истории и одновременно о сверхсложности нового типа общности.

III.4. Взрыв полиморфизма подводит к вопросу о том, что представляет собою новый, информационно-глобалистский тип общности: вправе ли мы говорить о некоем одном типе? или о множестве типов? или о некоем общем контуре, включающем разнородные культурно-исторические элементы? Второй ответ означал бы признание инволюции глобальной общности к ее доиндустриально-модернистскому бытию; последний ответ намечает разрешение противоречий при смене типов в духе гегелевской триады. Так или иначе, но создаются противоположные впечатления: то ли происходит слом, то ли, напротив, синтез в эволюции глобальной общности. Вместе с ней меняется и глобальность – и как структура, и как процесс: если первая обновляется в своих формах, достигая планетарности и выходя в космос , то процесс глобализации изменяется, становясь из экстенсивного интенсивным, «работая» не только вширь, но и вглубь (в том числе и на уровне индивида), активизируя обратные связи (от локального к глобальному), порождая новых агентов и субъектов (в том числе носителей альтернативных вариантов глобализации) и новые пространственные конфигурации (типа АТР, ЕС, АСЕАН и др.).

IV. Итоги и проблемы

Изложенное выше позволяет сформулировать некоторые основные категории, необходимые для разработки теории глобалистики.

IV.1. Речь пойдет о понятиях глобальности (структуре) и о глобализации. Глобальность как структура (инвариант) есть абсолютно необходимая соотнесенность – взаимодействие, взаимовстроенность – трех начал ядра глобальной общности, образующая архетип, который реализуется в своем историческом бытии, меняя различные формы. Глобализация-процесс есть развертывание этой структуры через связи, обмены и взаимодействия различных составляющих человечества, достигающий высшей точки в рамках второго типа глобальной общности; процесс, через механизмы которого сближаются и конвертируются, а в результате – вырабатываются всеобщие свойства различных частей глобального целого.

IV.2. Опираясь на эти понятия и концепцию глобальной общности, мы можем специально определить предмет глобалистики. Таковой не однозначен, но включает три разных пласта, образующих единое предметное поле. Первый пласт содержит жесткое (hard) определение предмета как процесса взаимосвязанности и взаимовстроенности различных компонентов человечества, заданный архетипом глобальности процессов, сближения и конвергенции свойств компонентов – во всеобщие качества образа или стиля жизни. Второй пласт содержит мягкое (soft) определение предмета как процессов отчленения и разделения компонентов глобальной общности через механизмы дифференциации и дивергенции, вырабатывающие единичные и особые свойства этих компонентов. Третий пласт содержит рамочную теорию, в пределах которой размещаются оба видения предметов, а роль этой рамки призвана выполнять концепция глобальной общности и ее исторических типов. Выделив жесткое ядро, можно избежать растворения предмета в рамочной концепции, которая в свою очередь фокусирует взаимосвязь жесткого и мягкого определений в проблематике «глобальное – локальное». Давая мягкую трактовку предмета, мы определяем поле наложения обоих основных предметов, что столь очевидно, например, в проблематике нового регионализма.

IV.3. Очертив предмет, мы можем считать, что глобалистика обладает или, точнее, вырабатывает важнейший атрибут своего бытия как особой отрасли научного знания и, следовательно, выходит из «внутриутробного состояния». Среди других необходимых атрибутов отметим существование множества картин мира, то есть теоретических изображений предмета с ярко выраженной мировоззренческой окраской (В. Степин [1]). К их числу относятся картины глобальной деревни, мирового города, золотого миллиарда, информационного или коммуникационного общества и т.д. Философскими основаниями этой отрасли научного знания выступают не только некоторые версии холизма (Д. Боум), но и мягкие версии постмодернизма, постулирующие гетерогенность и разорванность мира наряду с его же целостностью; версии философской антропологии с понятием «мысле-образов» (В. Порус [28]). Здесь работают несколько различных моделей познания – от статистической и системной до диатропической и синергетической [29]; мы не говорим и об общем языке типа новоязя (например, «глокальность»*). Если считать – по нормам науковедения, что отрасль знания конституируется при наличии единого предмета, общей картины мира, определенных философских основаниях и едином методе, то глобалистика ныне все еще далека от превращения в отрасль нормальной, парадигмальной науки и, значит, подвержена инволюции.

IV.4. Однако множественность картин мира и особенно множественность моделей познания вполне соответствует нормам постнеклассической, или новой науки. Глобалистика в ее нынешнем состоянии резонирует по меньшей мере с рядом важнейших постулатов Новой науки: акцент на субъекта и особенно индивида в ряде концепций признается основным магистральным направлением глобализации («индивидуализация человечества»), хотя в основном русле глобалистики преобладает ориентация на отдельные «совокупности» в структуре человечества; признание гетерогенности мира находит отклик в дискуссиях о роли локального, проблемах «почвы» (soil) и укорененности глобального в локальном, в частности в пространственном плане (пространство-место – space-place). Куда в меньшей мере здесь находит отражение постулат вероятности развития, но зато реализован тезис множественности познавательных моделей или – слабее – альтернативных конкурирующих парадигм; действует принцип открытости научного знания по отношению к другим видам знания – не- и вненаучному (см. «переходность» по И. Валлерстайну [31]); наконец, расшатывается принцип дисциплинарной организации научных исследований (А. Агг [32]). Исходя из этого можно полагать, что глобалистика если и будет конституироваться, то по нормативам не классической (или «нормальной»), но скорее Новой науки. (См. [33]).

IV.5. На этом пути глобалистика сталкивается с рядом проблем, актуальных как в плане познавательном, так и онтологическом. К их числу относятся проблемы: вариабельность и (или) альтернативность процессов глобализации; соотношение тенденции гомогенизации и гетерогенизации состава глобальной структуры; соотношение иерархичности и сетевой организации мироцелостности; природа отношений отчуждения, свойственных информационно-глобалистскому типу глобальной общности; субъекты глобализации.

IV.6. Глобалистика выглядит приоритетной отраслью научного знания не только потому, что имеет дело с проблемами существования человечества, но и постольку, поскольку, объединяя усилия фундаментальной и прикладной ветвей науки, социально-гуманитарного и естественнонаучного знания, она находится в основном русле рождения Новой науки, вводит отечественную науку в сердцевину проблем современного научного знания. Поэтому важная задача исследователей заключается в осознании приоритетности данного научного направления, овладение которым дает нам ту искомую «точку опоры», которая позволяет не «перевернуть», но переосмыслить будущее человечества.

ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ГЛОБАЛИСТИКА

А.Н. Чумаков. Глобализация. Контуры целостного мира. М.: Проспект, 2005. 428 с.

Как видно из названия работы профессора Московской государственной юридической академии А.Н. Чумакова, она охватывает и реальность, и ее научное осмысление. Как глобальные проблемы, так и глобализация предстают объективно данными параметрами истории и эволюции человечества. Такое видение этой тематики отличается от сведения ее к идеологеме или мифологеме, что все еще доминирует в российском общественном, да и научном сознании.
        В то же время автор разделяет превалирующее (особенно у отечественных исследователей) представление о глобализации как феномене, явлении, процессе, тождественном современному состоянию человечества в целом («наше всё»). Соответственно и глобалистика предстает научным знанием о таком целом и выглядит как знание обо всем. По существу, мы видим здесь тотализацию онтологического и гносеологического параметров глобализации. Такая позиция затрудняет рецензирование, ибо его предметом становятся размышления автора не по частному, отдельному сюжету (пусть и столь важному), а об истории и эволюции человечества.
        Отдельным сюжетом выглядит в работе представление о глобалистике, что cоставляет особый интерес для науковедения. Внимание к нему вполне обоснованно, так как в рецензируемой книге предпринята достаточно редкая попытка (1) соединить в рамках глобалистики изучение и так называемых глобальных проблем, и процесса глобализации (универсальных связей, интеграции и пр.), а также (2) утвердить на этом основании не только преемственность этапов становления глобализации, но и целостность этой новой разновидности научного знания.
        Хотя эти попытки выглядят нередко спорными и противоречивыми, тем не менее они кажутся обоснованными, фундаментальными и потому продуктивными для научного осмысления глобальной проблематики. Можно утверждать, что эта работа знаменует конец эпохи эссеизма в отечественных глобалистских исследованиях. Знаком такой завершенности выступает широко развернутый в работе «союз» научного и философского знания (хотя и с очевидным «креном» в философию). Именно в таком союзе ныне нуждается отечественное обществознание¹.
        В работе принят «антроповселенский» подход, а человечество как целое и среда его обитания рассмотрены через призму концепции геобиосоциосистемы или триосферы. Эта концепция сформулирована по принципу дополнительности отдельных планетарных оболочек (или сфер), что дает полное представление о предмете (человечество как целое), но одновременно нуждается в некоторых методологических уточнениях.
        Как правило, автор строго выдерживает методологические процедуры, нарушая их разве что в операции с понятием осевого времени². Таковое из характеристики специфической культурно-исторической эпохи переводится в понятие, отражающее фундаментальные сдвиги социальной жизни вообще (с. 159). Оно, фактически, становится эталоном или мерой сходных ситуаций исторического процесса в целом. Подробнее проецирование «эпизода» на правило (норму) само по себе интересно и может быть плодотворным. Но при этом хотелось бы уточнить, какие черты «ситуации» стали нормой, ибо ссылок на К. Ясперса (в его признании повторения феномена осевого времени в истории человечества) и на В. Пантина (в утверждении синхронизации «социального развития») явно недостаточно (с. 165)³. Добавим и другие методологические уточнения.
        Во-первых, для более глубокого осмысления природы данного предмета (объекта), предлагаемая автором теоретическая конструкция должна быть, на наш взгляд, взята первоначально в свернутом виде и лишь затем развернута по «сферам». И авторские «сферы» или «начала»⁴будут выглядеть как имманентные свойства человечества / человека. Тем самым осуществляется и то, что автор – вслед за А. Кацуро – называет «сборкой слона» (с. 172), то есть сборкой целого из его частей по типу мозаики. Однако «слон» (концепция триосферы) вначале должен рассматриваться как некое нерасчлененное единство, подлежащее затем разборке (или развертыванию «на сферы») и лишь потом, на третьей стадии конструирования триосферы, «сборке» (или свертыванию).
        Методология «сборки», которую автор считает до сих пор не осмысленной, уже была намечена в отечественной глобалистике. Необходимость такой операции подтверждается тем, что в разных дисциплинах фигурирует не Человек, а его «частичное» бытие как фактор, компонента измерения и пр.
        Во-вторых, речь идет о понятиях целого и целостности. Поскольку глобализация, по А.Н. Чумакову, есть состояние человечества как целого (с. 31), то само это понятие выглядит как предельное обобщение, превосходящее по «силе» такие (также предельные) понятия, как цивилизация, культура, история, которые независимо от их содержания предназначены для характеристики отдельных аспектов целого. Исходя из этого, можно увидеть всю историю не только через призму глобализации, но и как сведенную к глобализации. Тогда и вопрос о том, когда и почему возникает глобализация (с. 164) следует переадресовать: когда и почему возникает человечество? Правда, в ряде мест автор не столь последователен: например, когда говорит о глобальном как о компоненте (курсив наш. – М.Ч.) глобального сознания (социальности, установки и пр.), или когда отмечает воздействие глобализации на важнейшие изменения исторического порядка.
        В-третьих, понятия целого и целостного в работе взаимозаменяемы, хотя более точным представляется не эта, а другая пара понятий: целостность – фрагментарность (с. 163). Разделение целого и целостности, понимание целостности как особого аспекта целого кажется полезным потому, что тем самым глобалистика получает свой «объект» и выглядит знанием об этом специфическом предмете, а не знанием обо всем. Однако такая возможность избежать тотализации представлений о глобализации, конечно, расходится с позицией автора.
        А.Н. Чумаков признает и бытие глобалистики как особой области научного знания. Но это признание выглядит проблематичным, поскольку в работе акцентируются процессы интеграции, а не дифференциация самого научного знания, пример которого могла бы демонстрировать глобалистика⁶. Она может найти свою (частно-, конкретно-научную) нишу, если (предположение рецензента), разводя понятия целого и целостности, адресовать последнее не целому, а лишь его отдельному параметру –  – взаимосвязанности (частей) или его (целого) когерентности.
        Рассмотрим более детально авторское понимание предмета глобалистики. Соединение в нем так называемых глобальных проблем и глобализации (взаимозависимости, интеграции и т.п.) есть безусловная новация, ибо до сих пор оба круга проблем рассматривались по отдельности. В работе же предлагается единый предмет глобалистики и прослеживается сложный процесс преемственности в этой области знания. Признавая глобализацию причиной (генератором)⁷глобальных проблем, автор удачно подчеркивает, что глобалистика началась с познания не сущности феномена, а его последствий (проявлений). Такое видение предмета как единого и двусоставного можно было бы считать вполне обоснованным, если бы не ряд обстоятельств. Поскольку глобалистика есть причина, а глобальные проблемы – последствия⁸, то предмет выглядит однозначным в своей сущности, хотя и состоит действительно из двух частей. Если добавить к этому признание автора о том, что само понятие «глобализация» далеко не сложилось, то появляются сомнения в «едином» предмете глобалистики, а значит, и в этой области знания.
        При более внимательном взгляде на авторское понимание глобализации сомнения увеличиваются. Этот феномен (явление, процесс) в работе видится однозначным в своей сути и однонаправленным в динамике. Из понятия «глобализация» исключены процессы и структуры, направленные на разделение и различениекомпонентов целого – мира или человечества⁹. В авторском понимании эти тенденции выглядят не более чем «реакция» на универсализацию. Оставляя за бортом проблему растущих различий, автор не только воспроизвел позицию, доминирующую ныне в глобалистских исследованиях. Развернув и обосновав таковую, он, можно сказать, исчерпал этап одностороннего, однозначного видения глобализации.
        Парадоксально, что это завершение/исчерпание происходит в то время, когда «различия» все более проявляются в реальности, образуя почву антиглобалистского сознания (которое, однако, далеко не адекватно выражаемо концепцией «альтерглобализации»). К сожалению, А.Н. Чумаков теоретически не отрефлексировал другую сторону глобализации: ведь рост связанности и универсализации разворачивается одновременно с ростом различия (или различий) так, что мир / человечество выглядит совокупностью, связующей различия. Тем самым и понятие глобализация в работе не обрело ни внутренней антиномичности, ни органического единства. А без такого обобщенного понятия трудно объяснить, почему возрастающая гомогенность (универсализация, всеобщность) сопровождается ростом гетерогенности (различиями, разделениями).
        Этот парадокс глобализации вряд ли может понять такими «привычными» ссылками, как: «несмотря на (гомогенность), вырастает (гетерогенность)»; «гомогенность (не исключает; допускает) гетерогенность» и т.д. Скорее, обе стороны глобализации в их единстве порождены общими причинами, которые должны вписаться в контекст, выраженный в различных понятиях – цивилизации, информационно-технологической революции, глобальных антропологических кризисов.
        Возможно и другое объяснение глобального парадокса, когда гомогенизации объясняется растущей связанностью, а гетерогенизация – отношениями и свойствами компонент и субъектов целого. Такое объяснение упирается в некоторые «вечные» (несмотря на молодость) проблемы глобалистики, а именно: понимание специфичности глобальных отношений, соотнесенности таких параметров, как отношения и связи субъектов в ходе глобализации. В работе остается неясным:
        – чем глобальные отношения отличаются от иных отношений целого;
        – в чем различие «отношений» и «связей», тем более, что иногда в тексте они отождествлены (с. 31, 166);
        – каков вклад субъектов и их конкретизаций – агентов и акторов (особенно т.н. мировых акторов).
       Если все эти критические замечания в адрес понимания глобализации обоснованны, то приходится заключить о проблематичности – по меньшей мере – определения автором предмета глобалистики, а с ним – статуса таковой как вида научного знания. Подобная проблематичность усиливается, учитывая характерный для данной работы акцент на связи глобалистики с философией.
       Более удачным выглядит описание истории процесса глобализации. Глобализация по А.Н. Чумакову есть процесс, имеющий глубокие исторические корни, которые восходят к эпохе неолитической революции (с. 180-181 и далее). Выделяются и периоды, характерные для развертывания этого процесса, и этапы эволюции триадичной геобиосоциосистемы. Этот взгляд отличается от «обычного» датирования глобализации то ли «осевым временем» и серединой I тыс. до н.э., то ли XV веком, то ли (курьез!) 90-ми годами XX века (по М. Делягину). Однако в этой обобщающей схеме истории глобализации полезно уточнить характеристику ее самого раннего этапа – доисторического, этапа существования прачеловека (с. 180). Он выглядит скорее как протоглобализация, ее антропологическое начало¹⁰, ибо, как полагает автор, социальные отношения здесь еще не развиты.
       Иначе говоря, здесь происходит становление архетипа глобализации. Это замечание, признаем, имеет смысл, если не «тотализировать» глобализацию, не подменять этим понятием мировую или всеобщую историю человечества. Подобная подмена вкупе с односторонним видением сущности глобализации снижает убедительность стремления автора рассмотреть историю собственно глобализации. В свою очередь, и анализ исторической роли этого феномена выходит противоречивым. Подчеркивая, что глобализация обуславливает фундаментальные исторические изменения (с. 174), автор тем самым определяет глобализацию как составную часть целого, что расходится с ее же базовым тождеством (глобализация = целое).
       Если в своей предметности глобалистика выглядит проблематичной и противоречивой, то другие ее параметры характеризуются убедительно. К ним относятся эволюция, состояние и организация этого вида знания, понимание которых вызывает лишь отдельные замечания. По А.Н. Чумакову, глобалистика началась с изучения глобальных проблем на рубеже 1960 - 1970-х годов и далее с 1980 – 1990-х годов охватила тематику глобализации. Эта датировка не вполне точна: ведь осмысливание глобализации и началось с идеи взаимозависимости, а таковая родилась в начале 1970-х годов, то есть одновременно с освоением глобальных проблем.
       Это уточнение позволяет представить эволюцию глобалистики не как последовательную смену двух ее тематик, а как процесс, начавшийся из двух точек одновременно, а траектории которого то расходились, то сходились. Именно в пункте схождения и вполне логично возникает авторская концепция о двух составных предмета глобалистики. Из этой же концепции вытекает, что глобалистика развивалась, «осваивая» сначала последствия (проявления), а затем уже выходила к пониманию причин (сущности) глобализации. Однако таковая, по мнению автора, далеко не выявлена. Сама однозначная трактовка сущности, доведенная в работе до предела, есть симптом потребности качественного скачка в ее переосмыслении и конституировании полного предмета глобалистики.
       Учитывая одновременность появления двух направлений глобальных исследований и тесную связь с философским знанием (особенно в изучении глобальных проблем), можно высказать предположение о том, что за общим термином (глобальность) родилось несколько глобалистик¹¹:
        – одна имела предметом глобальные проблемы;
        – другая изучала глобализацию;
        – третья представляла собой философско-научный гибрид;
        – четвертая была скорее научным знанием, находящимся лишь в «союзе» с философией.
       Лишь сила номинации (глобальность) объединила их в некое целое (глобалистика). Если это предположение верно, то мы имеем дело как с процессами дифференциации науки, так и ее интеграции с философией, что стало очевидно, например, в семействе антропологического знания.
       Облик глобалистики (вне зависимости от понимания ее предмета) становится более четким, когда автор характеризует ее актуальные задачи и организацию. На фоне тяги к атеоретизму и прагматизму (со ссылками, понятно, на потребность практики) автор определяет разработку системы категорий (с. 403) как актуальную задачу, стоящую перед глобалистикой. Он сам сделал немало в этом направлении, оперируя четко сформулированными понятиями, к сожалению, не развернутыми в иерархическую построенную единую систему. Для категориальной систематизации он мог бы шире использовать разработки Э. Азроянца, У. Бека, Н. Косолапова и Р. Робертсона.
       Что в работе безусловно, так это определение глобалистики как междисциплинарной области знания¹². Однако и здесь остается вопрос: достаточно ли исчерпывающе это определение? Если принять во внимание авторскую триосферу, то не содержит ли эта область пласт наддисциплинарного (философского и методологического) знания, соединяющего частно-научное знание различной дисциплинарной принадлежности? Ответ на эти вопросы вновь выводит нас к проблеме соотношения философии и науки.
       Оценивая работу в целом, надо признать, что ее очень сильной стороной стал философский подход к проблемам научного познания. Напротив, ее слабость проявляется в понимании глобализации как однозначного, связующего и универсализирующего феномена. Наконец, проблематичным остается определение предмета, а значит, и специфичности глобалистики как научного знания.
       Выход работы А.Н. Чумакова, тем не менее, знаменателен: кончается время кавалерийской атаки на проблемы глобальности и завершается ее глубокое (хотя и преимущественно одностороннее) осмысление. Начинается время переосмысления, поиска полноты знания и его систематической категоризации.

Марат Чешков,
доктор исторических наук

Информация о работе Глобалистика как отрасль научного знания