Жизнь и творчество Андрея Рублева

О предшествующем периоде жизни Андрея Рублева известно мало. Составленное в XVII веке “Сказания о святых иконописцах” утверждает, что он жил сначала в Троицком монастыре в послушании у Никона, ученика основателя монастыря Сергия Радонежского (Никон был троицким игуменом с 1390 года, умер в 1427). По словам “Сказания”, Никон “повелел” Рублеву написать икону Троицы “в похвалу отцу своему, святому Сергию чудотворцу”.

§3. «Троица» Андрея Рублева

В одном из иконописных подлинников 17 в. записано, что Андрей Рублев написал свою икону "Троица" по повелению игумена Троицкого монастыря Никона Радонежского, - под руководством которого он начал свой путь монаха, - "в похвалу Сергию Радонежскому". Она была предназначена для деревянного Троицкого собора монастыря, основанного преподобным Сергием. Троица Рублева стала символом эпохи.

Образ Божества в трех лицах художник представил здесь в виде трех стройных, женственно изящных ангелов; а о том, что изображена сцена на библейский сюжет, говорят лишь чаша с головой тельца на столе, дерево и палаты Авраама на фоне.

Трое прекрасных юношей сидят за столом. Вокруг головы у каждого - сияние. За плечами - крылья. Это ангелы. Они сидят молча и неподвижно. Они глубоко задумались о чем-то. Трудно передать словами те чувства, которые выражают их лица, руки, наклон головы. Доброта, согласие, нежность, печаль… Кисть художника лучше, полнее слов рассказала о чувствах юношей.

Они сидят по разные стороны стола и даже не смотрят друг на друга, но художник так написал их, что сразу видишь и каждого в отдельности, и всех вместе, сразу чувствуешь их глубокую любовь друг к другу, их единство.

Образы “Троицы” проникнуты ясной и светлой гармонией. Ангелы полны поэзии, глубокой человечности и монументальности. По силе художественного выражения их можно сопоставить с величавыми образами русского народного эпоса, с певучей лирикой народной песни.

Прекрасные образы ангелов, полные одухотворенности, поэтического настроения и благородства, свидетельствуют о новом, более глубоком понимании человеческой личности. Их лица с тонкими чертами выражают различные оттенки чувств - сердечную мягкость, задушевность и внутреннюю силу. Глубокая эмоциональность и внутреннее благородство образного строя “Троицы” передают на отвлеченном языке иконописи высокую идею братского единения людей, идею любви и мира, очень жизненную в те времена, когда феодальные распри мешали национальному объединению русского народа.

Помимо идейного содержания, в “Троицу” заложена и символика богословского характера - мысль о единстве бога в трех лицах.

Рублев написал картину, основываясь на библейскую легенду. Она рассказывает о том, как к древнему старцу Аврааму явилось трое странников и как он вместе со своей супругой Саррой, которой они, несмотря на ее престарелый возраст, предрекли рождение сына, угощал их под дубом Мамврийским, втайне догадываясь, что к нему явилось само божество. В основе этой легенды лежит убеждение, что недоступное взору смертного божество становится зримо, лишь приняв человеческий облик. Укоренившееся в людях убеждение даже в эпохи, когда в искусстве побеждало запредельное, небесное и господствовало пренебрежение к земному, вдохновляло художников выражать свое представление о возвышенном в образах, сотканных из жизненных впечатлений, и этим открывало им глаза на людей и на земную красоту [3].

Сила художественного воздействия “Троицы” основана на изумительном соответствии художественной формы и содержания, при полном подчинении формы содержанию. Композиция способствует раскрытию содержания произведения, приковывая внимание зрителя к лицам и фигурам ангелов. Она отличается простотой и чеканной ясностью. Гибкие контуры фигур ангелов как бы вписаны в круг; однако, это построение не лишает их движения и позы естественности. Все три фигуры представляют единое нераздельное целое. Плавное круговое движение, уравновешенность и единство композиции создают впечатление торжественности и монументальности. Композиция “Троицы” лишена строгой симметрии и статичности. Симметрию слегка нарушает склоненная голова среднего ангела, различные позы ангелов и очертания силуэтов.

Боковые ангелы тесно связаны с несимметричным движением среднего ангела и уравновешивают его поворот; изгибу левой руки среднего ангела соответствует плавное движение склоненной спины правого; выпрямленная спина левого ангела - прямой линии правого крыла среднего. Такое перекрестное движение создает ритм линий, придающий музыкальность, уравновешенность и глубокое внутреннее единство композиции “Троицы”. В иконе Рублева все три ангела соединены в единое целое. Они как бы беседуют; состояние глубокого внутреннего общения прекрасно передано наклоном голов, взглядами, как бы передающими друг другу мысль.

Правый ангел склонился к столу и, опустив голову, смотрит влево и вниз; взгляд левого ангела устремлен на правого. Направление их взглядов создает замкнутое движение и усиливает единство композиции.

Архитектура горка заднего плана как бы отодвинуты, удалены; они ритмично перекликаются с движениями фигур и создают впечатление некоторой пространственности.

В отличие от византийских Троиц, икона Рублева носит более умозрительный характер. В изображении эпизода библейской легенды художник стремился воплотить выработанные на основе античной философии и учения отцов церкви представления о непостижимом уму единстве трех существ, символизирующем духовное единство мира. Рублев жил среди людей, почитавших традиции. Согласно ей, он изобразил Троицу под видом трех ангелов, явившихся Аврааму, но он почти обошел молчанием обстоятельства их появления. В сущности, он ограничился как бы фрагментом из традиционной ветхозаветной Троицы и сосредоточил внимание на фигурах ангелов. На библейское повествование намекают лишь чаша на столе с головой тельца, дерево и палаты Авраама.

Светлый и жизнерадостный колорит “Троицы” служит основным средством эмоционального и эстетического воздействия. Цветовое построение иконы направляет внимание зрителя и также создает впечатление уравновешенности. Этому способствует акцентировка цветом средней главой фигуры, так как самое яркое цветовое сочетание дано в центре композиции. Одинаково интенсивные цвета одежд правого и левого ангелов образуют мягкий и звучный контраст. Цвет также способствует объединению фигур. Прекрасный звонкий “голубец” (сине-голубой) одежды среднего ангела повторяется в мягких голубых оттенках и пробелах одежд правого и левого ангелов. Разнообразие и богатство цвета, его тонкие оттенки сочетаются с прозрачностью и глубиной, которые достигаются благодаря наложению одного красочного слоя на другой.

В “Троице” художник ставит новую колористическую задачу - тонального объединения и гармонизации цветов - и решает ее с необычным мастерством. Радостные, легкие, чистые и прозрачные, как бы переливающиеся, ослепительно голубые, сизо-голубые и серебристо-зеленые тона, с цветовыми ударами вишневого, белого и золотисто-желтого, характеризуются смелостью сочетаний и в то же время образуют звучную красочную гармонию.

Несмотря на большую акцентировку и выразительность линий контура, зритель воспринимает, прежде всего, цвет. Стройные силуэты ангелов, разнообразный и богатый ритм плавных, гибких линий, силуэтов и цветовых пятен еще более усиливают художественную выразительность и гармонию этого классического произведения искусства.

Целостность образа, соподчиненность его частей - характерная особенность живописи Рублева. В работах его никогда не бросается в глаза деформация форм, чрезмерная вытянутость пропорций. Он ограничивается тем, что облегчает формы, слегка сужает конечности тел. Это заметно уже в его ранних произведениях, сохранятся и позднее и всегда отличает собственноручные работы Рублева от работ его учеников, которые безмерно вытягивали фигуры и этим лишали их органической цельности.

Средневековые мастера нередко изображали более крупным то, что является более важным. Преувеличенные глаза византийской иконописи должны повышать духовность человека и, вместе с тем, этим подчеркивается чувственность образа. Рублев действовал иначе. В “Спасе” из Звенигородского чина его черты лица, особенно глаза, нос, губы безмерно уменьшены по сравнению с довольно крупной фигурой. Вместе с тем, его облик становится более одухотворенным, изысканным, тонким.

В живописном почерке Рублева есть женственная мягкость. Но отточенная четкость форм придает его образам силу и твердость. Искусство Рублева в основе своей очень лирично, но это не лиризм нового времени, в котором личность в поисках прибежища спасается от окружающего мира. Лиризм Рублева - отзывчивость художника к личному в человеке, отзывчивость эта возведена в степень общечеловеческой нормы. Вот почему как монументалист Рублев избежал холодной торжественности, часто присущей работам византийских мастеров.

Рублев был не только художником - поэтом и мыслителем, но и живописцем-колористом.

Колорит Рублева поражает не богатством красок, в этом отношении его превосходит Дионисий, но обилием различных красочных регистров. В иконах Благовещенского собора яркая киноварь применяется в расчете на восприятие небольших икон издали. В пастельных тонах миниатюр Евангелия Хитрово впервые прорывается любовь Рублева к небесной глазури. Видимо, молодой мастер впервые получил в свое распоряжение

нежный “голубец”, который станет впоследствии его любимым цветом. Во владимирских фресках побеждают приглушенные полутона, перламутровые переливы. Что-то от нежности фресок дает о себе знать в розовых, голубых и золотистых тонах Звенигородского чина. Наконец, в “Троице” - новый поворот к чистым открытым краскам, преобладание драгоценного небесно-синего.

Цвет обладает у Рублева большой силой даже в полутонах, но он никогда не плотен, не предметен, не тяжеловесен. Рублев отказывается от световых бликов, падающих на цвет. Самый цвет излучает у него свет, цвета располагаются по их цветовой силе, отсюда впечатление световой среды, царящей в его живописи и не допускающей мрака. В рублевском мире цвета и света нам дышится легко и свободно.

Краски Рублева прекрасны, нежны и благородны. Но они никогда не звенят, а скорее поют. Они воспринимаются, как выражение еще чего-то более возвышенного, чем они сами. Они открывают нам глаза на нечто невиданное и этим влекут к себе. Символика цвета, о которой говорили мыслители, не имеет решающего значения. Над ее условным языком господствует нечто более общепонятное. Чистые краски и свет выражают духовную красоту. Это обещание, предчувствие райского блаженства.

Заключение

Творчество Андрея Рублева, величайшего художника древней Руси, занимает почетное место не только в истории русского искусства, - оно представляет блестящую страницу в истории мировой живописи.

Искусство Андрея Рублева ознаменовало новый этап в развитии древнерусской живописи; образы мастера проникнуты глубоким гуманизмом. Основной темой его прекрасного искусства является человек, его внутренняя жизнь, духовный мир. Созданные им типы людей подчас отражают жизненные наблюдения художника, в их обликах часто выражены не только русские народные черты, но и русский склад характера, особенности которого намечают литературные произведения эпохи. В образах Рублева нашел отражение морально-эстетический идеал русских людей его времени, сочетающий мягкость и миролюбие со спокойной силой, стойкостью и мужеством. Эмоциональный и жизнеутверждающий характер искусства Рублева на различных этапах его творческого пути различен, но оно всегда полно глубокого оптимизма, веры в красоту и совершенство человека, надежды на счастье народа [4].

Гений Андрея Рублева был порождением героической эпохи в жизни народа, когда русские воины впервые нанесли могучий удар татаро-монгольским захватчикам, когда пришли в движение народные силы и пробудилось национальное самосознание.

Оставаясь в пределах средневекового религиозного мировоззрения, Андрей Рублев преодолел монашеский аскетизм и сделал первые шаги к признанию земного мира, человеческой красоты и благородства.

Лучшие произведения Рублева дают возможность говорить о народности его искусства. Она заключается не только в изображении народных национальных типов, в чертах реализма и отражении народнопоэтических воззрений на красоту мира и человека. Подлинная народность великих художников - в развитии национального искусства, в его движении вперед и обогащении новым содержанием, соответствующим новой ступени истории. Такое понимание народности можно целиком отнести к искусству Рублева, отразившему передовые идеи своего времени.

“Троица” Рублева производит сильное впечатление и с первого взгляда, с мгновения, как она попадает в поле нашего зрения. Искусству овладевать вниманием зрителя, поражать его глаза небывало прекрасными формами и красками Рублев мог научиться у Феофана. В новгородских фресках Феофана все сосредоточено на первом впечатлении, которое, как вспышка, поражает взор, но и тут же угасает. У Рублева к первому потрясению присоединяются еще последующие, длительные впечатления, сложные внутренние ходы, следуя которым человеческий глаз постепенно извлекает из произведения многообразные соотношения форм и красок, обогащающие его внутренний мир. Здесь как бы привходит четвертое измерение, временной момент. Зрительный образ долго сохраняет силу своего воздействия, он плывет, застывает, рождает отзвуки, открывает сознанию бесконечную перспективу новых значений, форм, соотношений, которым, кажется, нет предела.

В поисках исторического объяснения “Троицы” Рублева было обращено внимание на то, что во времена Рублева в церковных кругах велся спор о природе Троицы, что церковь восставала против попыток еретиков подвергнуть сомнению догмат о троичности божества. Возможно, эти споры послужили поводом для того, чтобы художники, в том числе и Рублев, обращались к этой теме. Но искать смысл иконы “Троицы” лишь в богословских текстах могут только те, кому понятна только буква закона, но которые глухи к жизни человеческой мысли, выраженной языком искусства.

Значение “Троицы” Рублева, конечно, шире, чем споры в церковных кругах его времени. Не выходя за грани своего искусства, художник стремился преодолеть как дуализм средневекового мышления с его вечным противостоянием добра и зла, бога и дьявола, так и авторитарное понимание