Анализ стихотворений Марины Цветаевой

Редкое жизнелюбие героини цветаевской лирики парадоксальным образом связано с авторскими размышлениями о смерти, уходе из жизни. Эта тема не раз возникает в творчестве Цветаевой. С ранних лет поэт ощущает тонкость той незримой грани, что отделяет бытие от небытия. Желая понять запредельное, Цветаева мысленно пытается перешагнуть эту грань. В очерке «Смерть Стаховича» (1919) она пишет: «...кем бы ни был мне мертвый, верней: как мало бы я ему, живому, ни была, я знаю, что в данный час (с часа, кончающегося с часами) я ему ближе всех. Может быть - потому, что я больше всех на краю, легче всех пойду (пошла бы) вслед. Нет этой стены: живой - мертвый, был - есть». Об отсутствии «этой стены» она сказала еще в стихотворении «Идешь, на меня похожий...» (1913).

И после земной жизни душа героини как бы созерцает оставленный ею мир, напоминающий о том, что она «тоже была». «Прохожий» в стихотворении не имеет конкретных примет. Освещенный солнцем, он кажется героине похожим на нее саму - когда-то жившую - смешливую, ироничную:

Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

Цветаевская героиня не приемлет безразличия и безучастности. Ей важно, чтобы «прохожий» остановился, почувствовал в ушедшем своего ближнего, задумался, но без уныния и скорби: «Легко обо мне подумай,/ Легко обо мне забудь». «Голос из-под земли» не должен быть пугающим для живущего: пусть он так же, как она, ощутит близость между двумя мирами, связь между ними. Поэтому голос лирической героини так ласково-кроток, так полон заботы и нежности. И горечь: «Я тоже была, прохожий!/ Прохожий, остановись!» сменяется любованием: «Как луч тебя освещает!/ Ты весь в золотой пыли...»

Свободна сама поэзия Цветаевой. Ее слово всегда свежее, не затертое, прямое, конкретное, не содержащее посторонних смыслов. Такое слово передает жест не только душевный, но и физический; оно, всегда ударное, выделенное, интонационно подчеркнутое, сильно повышает эмоциональный накал и драматическое напряжение речи: «Нате! Рвите! Глядите! Течет, не так ли? Заготавливайте чан!

3.2 Тема любви

Самой заветной цветаевской темой стала любовь – понятие для нее бездонное, вбирающее в себя бесконечные оттенки переживаний. Любовь многолика – можно влюбиться в собаку, ребенка, дерево, собственную мечту, литературного героя. Любое чувство, кроме ненависти и безразличия составляет любовь.

Невозможно представить себе героиню цветаевской лирики вне любви, что означало бы для нее вне жизни. Предчувствие любви, ожидание ее, разочарование в любимом, ревность, боль разлуки - все эти состояния цветаевской героини запечатлены в любовной лирике в многочисленных нюансах. Любовь может быть тиха, трепетна, благоговейна, нежна - и безоглядна, стихийна. При этом она всегда внутренне драматична.

Цветаевская героиня убеждена, что чувства обладают огромной силой, им могут быть подвластны расстояние и время. В стихотворении «Никто ничего не отнял...» (1916) она пишет:

Нежней и бесповоротной
Никто не глядел вам вслед...
Целую вас - через сотни
Разъединяющих лет.
(1916)

Трагическое звучание приобретает у Цветаевой тема несостоявшейся любви. Главная драма любви для героини - в «разминовении» душ, невстрече. Два человека, предназначенных друг другу, вынуждены расстаться. Их может разлучить многое - обстоятельства, люди, время, невозможность понимания, недостаток чуткости, несовпадение устремлений. Так или иначе, слишком часто цветаевской героине приходится постигать «науку расставанья». Об этом говорится и в стихотворении 1921 года из цикла «Разлука»:

Все круче, все круче
Заламывать руки!
Меж нами не версты
Земные, - разлуки
Небесные реки, лазурные земли,
Где друг мой навеки уже -
Неотъемлем.

Любовь вечна, она, по мысли поэта, воедино слита с миром природы и искусства, поскольку является воплощением творческого начала бытия. Любовь не может умереть - она вечно возрождается, вдохновенно преображаясь. Даже если любящий человек уходит из земной жизни, его любовь остается в этом мире, чтобы, «смеясь над тленом, стихом восстать - иль розаном расцвесть!».

3.3 Любовь к Родине

Сегодня поэзия М.И. Цветаевой очень современна. Настал, безусловно, час её стихам. Вчитываясь в её строки, вдумываясь в её слово, постигая переменчивые чувства лирической героини, мы восстанавливаем облик М.И. Цветаевой, её духовный мир, её боль, её Россию.

       Мы понимаем, что нет темы больнее, чем тема России, нет единства прочнее, чем единство с духовностью, культурой своего народа. М.И. Цветаева в письме к Тесковой (1930) восклицает: “Как Вы глубоко правы — так любить Россию! Старую, новую, красную, белую — всю! Вместила же Россия — всё... Наша обязанность, вернее, обязанность нашей любви — её всю вместить”. В лирике Цветаевой отразились и другие волновавшие ее чувства – разноречивые, но всегда сильные. Страстные, щемящие стихи выражают ее тоску по родине («Рассвет на рельсах», «Эмигрант»). Письма к Пастернаку сливаются с лирическими обращениями к нему («Провода», «Двое»). Описания пражских окраин («Заводские») и отголоски собственных кочевий с квартиру на квартиру соединяются в тоску от неизбывной нищеты. Она продолжает размышлять над особой судьбой поэта (цикл «Поэт»), над его величием и беззащитностью, могуществом и ничтожеством в мире «где насморком назван – плач»:

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

(!Что же мне делать, слепцу и пасынку…», 1923)

3.4 Тема Москвы

Московская тема появляется уже в ранних стихах Цветаевой. Москва в ее первых сборниках - воплощение гармонии. Прозрачными акварельными

Облик Москвы в ранней цветаевской поэзии светел. Город присутствует и в снах героини, и в ее мечтах. Гармония их взаимоотношений еще ничем не нарушена. Но меняется жизнь, меняется и восприятие города. Путешествие в Петроград зимой 1915/16 года позволило Цветаевой ощутить себя именно московским поэтом. Кратковременная разлука с родным городом заставила взглянуть на него новыми глазами, как бы со стороны, что послужило импульсом для создания одного из самых известных цветаевских циклов - «Стихи о Москве».

Этот цикл можно назвать величальной песней Москве. В нем город предстает как средоточие всех путей, сердце Родины. Символично время рождения цикла - 1916 год: очень скоро жизнь «в дивном граде сем, в мирном граде сем» неузнаваемо переменится. Цветаева увидит совсем другую Москву - разоренную, страдающую, потерявшую многих своих сыновей... Эту Москву она проникновенно и пронзительно-точно опишет в сборнике «Лебединый стан», в очерках «Октябрь в вагоне», «Мои службы», в дневниковых записях 1917-1921 годов. Автор переживает за судьбу родного города как за судьбу родного человека. В цикле «Москве» (1917) с отчаянием и нежностью обратится она к любимому городу:

- Голубочки где твои? -
Нет корму.

- Кто унес его? -
Да ворон черный.

- Где кресты твои святые? -
Сбиты.

- Где сыны твои,
Москва? -
Убиты.

Ощущая Москву частицей своей души, героиня готова вручить ее, как и свое сердце, тому, кто достоин такого дара. Как наследство, завещает она Москву дочери (первое стихотворение цикла) и как дар дружбы - собрату по ремеслу (второе стихотворение цикла): «Из рук моих - нерукотворный град/ Прими, мой странный, мой прекрасный брат».

Неторопливая, плавная, с многочисленными повторами мелодия звучит в стихотворении, вошедшем в цикл «Стихи о Москве»: «Над синевою подмосковных рощ/ Накрапывает колокольный дождь...» В нем предстают образы старой России и города «сорока сороков» церквей, колокольные перезвоны которых перекликались, подхватывались подмосковными. Воедино с миром природы сливается музыка колоколов. В этом стихотворении есть еще один важный для московского цикла мотив - мотив святости и праведности. Он связан с образом странников, которых так много было на бескрайних просторах Руси. В их душах - вера, смирение, отрешенность от мира. Странники-слепцы не идут, а «бредут». И словесные повторы в стихотворении передают ритм их неспешного движения:

Бредут слепцы
Калужскою дорогой, -
Калужской - песенной - привычной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих
Бога.

3.5 Поэты-современники в лирике Цветаевой

Обращения Цветаевой к поэтам-современникам многочисленны и разнообразны. Цветаева обладала редким даром - удивительным умением восхищаться талантом, быть благодарной художнику, глубоко чувствовать душу в его творениях. Всегда чуждавшаяся всякого рода поэтических объединений, презиравшая богему, далекая от окололитературной борьбы самолюбий и амбиций, она была счастливо лишена чувства творческой зависти или ревности. Самозабвенным и безоглядным было ее восхищение художником, соприкосновение с чужим вдохновенным словом рождало в ответ «небесный пожар» души.

Однако обращения Цветаевой к современникам были не только данью восхищения. Ее стихотворения, очерки, воспоминания, статьи, посвященные поэтам, содержат тонкий и точный анализ творческой личности. Ее оценки глубоки и оригинальны. Поэтому, знакомясь с творчеством многих авторов XX века, невозможно пройти мимо цветаевских отзывов. С их помощью можно лучше и яснее представить себе человеческую и художническую суть Владимира Маяковского и Константина Бальмонта, Андрея Белого и Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и Валерия Брюсова. Касаясь творчества уже ушедших поэтов, она считала особо важным воссоздать живой облик поэта, вернуть его читателю. Символично в этом плане название очерка о Максимилиане Волошине - «Живое о живом» (1932).

Остановимся подробнее на двух цветаевских стихотворных циклах, посвященных поэтам-современникам, - «Стихи к Блоку» (1916, 1920, 1921) и «Ахматовой» (1916). Оба поэта занимали совершенно особое место в душе Цветаевой.

Об отношении Цветаевой к Блоку можно судить уже по первому стихотворению цикла «Стихов к Блоку» (1916) - трепетно воспринимается ею звук самого имени поэта:

Имя твое - птица в руке,
Имя твое - льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое - пять букв.

Анафора (единоначатие) усиливает восхищение цветаевской героини поэтом, подчеркивает, сколько сокровенного, драгоценного заключает в себе для нее даже звучание его имени. С бережностью и пристальностью любви найдены в стихотворении сравнения к звучанию его имени (оно сознательно не называется автором в стихотворении). Любовь к поэту живет не только в глубине души героини, но ив приметах внешней жизни, напоминающих о нем, и образ поэта словно оживает в них. Все определения здесь роднит общая черта: они передают то, что длится не более короткого мига, но оставляет в сердце долгий след: неуловимы «птица в руке», могущая улететь; «льдинка на языке», которая вот-вот растает; «одно-единственное движенье губ», которое исчезает, едва прозвучав, наконец, «щелканье ночных копыт», замолкающее вдали. Связаны эти определения еще одной характеристикой: все они отражают извечное стремление человека остановить прекрасное мгновение, удержать красоту. Поэтому - «птица в руке», «мячик, пойманный налету».

.

А. А. Ахматова также всегда очень много значила в жизни Цветаевой. Героиня-адресат этого цикла символически названа «Царскосельской Музой», «раненой Музой», «Музой плача». «О, Муза плача, прекраснейшая из муз!» - так начинается первое стихотворение цикла. В этом образе удивительно сочетаются два противоположных начала. Парадоксальная, «двухцветная» характеристика выявляет двойственную природу его воплощений:

О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты черную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

Образ, явленный в таком драматическом ключе («шальное исчадие»), и чувство вызывает двоякое: некую смесь восхищения, восторга - и ужаса:

И мы шарахаемся, и глухое: ох! -
Стотысячное - тебе присягает,
Анна Ахматова!..

Даже само имя героини-адресата несет на себе, в восприятии автора, мету «смертельной судьбы»: «...Это имя - огромный вздох,/ И в глубь он падает, которая безымянна». «В глубь» - в ту самую сердцевину души, где хранятся самые дорогие впечатления. Чувство восхищения поэтом не остается бездейственным: оно рождает стремление одарить в ответ, в благодарность отдать поэту нечто столь же бесценное, как и его дар. Для цветаевской героини такая неразменная ценность - ее родной город:

В певучем граде моем купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий...
И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! - и сердце свое в придачу.

Казалось бы, что может быть больше такого безоглядного растворения в любви, столь ярко выраженной самоотверженной готовности отдать «сердце свое в придачу»? Однако еще многие и многие вдохновенные строки посвятит Цветаева в знак любви своим собратьям по перу. Ее «безмерная» душа вмещала такую же безграничную любовь. В 1921 году она напишет А. А. Ахматовой эти пронзительные слова: «Мне так жалко, что все это только слова - любовь - я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли».

5.Анализ стихотворений  Марины Цветаевой.

Я не верю в      стихи,

Которые льются.

Рвутся – да!

   Главным средством организации стиха был для Цветаевой ритм. Это –  сама суть, сама душа ее поэзии. В этой области она явилась и осталась смелым новатором, щедро обогатившим поэзию XX века множеством великолепных находок. Она беспощадно ломала течение привычных для слуха ритмов, разрушала гладкую, плавную мелодию поэтической речи. Ритмика Цветаевой постоянно настораживает, держит в оцепенении. Ее голос в поэзии – страстный и сбивчивый нервный монолог, стих прерывист, неровен, полон ускорений и замедлений, насыщен паузами и перебоями.