Шпаргалки по "Литература"

Главный герой романа

В романе «Над пропастью во ржи» действительно  освещаются подобные тема. По складу своего ума и характера Холден представляет собой отчаянного бунтаря, который не желает мириться с общепринятыми нормами и устоями, они кажутся ему лицемерными, показушными и вульгарно меркантильными. Мы впервые видим Холдена тогда, когда его несогласие с окружающим миром достигает пика, он представляется нам циничным подростком, который переживает острый и невыносимый нравственный кризис. Монологи Холдена – хаотичны, наполнены сленговыми словами, ругательствами, словами-паразитами. При помощи этого автор делает образ главного героя наиболее приближенным к реальности, такой герой кажется достоверным.

Трагедия романа «Над пропастью  во ржи»

Сэлинджер показывает нам своего героя  уже тогда, когда его столкновение с миром кажется неизбежным, а  самое трагичное – уже невыносимым. И несмотря на свои бунтарские мысли и поведение, Холден не становится борцом против ненавистной ему системы, его основная цель – это найти для себя безопасное убежище в этом злом и несправедливом мире. В противоречиях, в которых живет главный герой, и заключается главная трагедия произведения «Над пропастью во ржи».

В своих поисках Холден становится обидчивым, невоспитанным, грубым и  насмешливым, даже по отношению к  сверстникам. Его наблюдения неприятны  и субъективны, он заостряет свое внимание на чьей-то неряшливости, и выглядит брезгливым и высокомерным. И окружение главного героя заставляют его утвердиться в своем отрицании принятых норм: ему лгут в привилегированной школе, его учитель Спенсер тоже лжет. Ему претит лицемерное разделение на «сильных» и «слабых», он боится стать таким же, как и взрослые, боится сдаться – ведь тогда ему придется отбросить свои принципы и понятия, а для него это станет падением в «пропасть». Легкие связи, которые есть у его сверстников, кажутся ему отвратительными, но Холдену приходится стесняться своих мыслей, внутренне он не принимает своего целомудрия полноценно.

Поиск места в мире

Исповедь главного героя «Над пропастью  во ржи» - это история человека, который  живет в полном несогласии с окружающим миром и испытывает постоянные противоречия, но при этом не хочет и не может изменить мир. Холден Колдфилд находится в постоянных поисках места для самого себя в этом мире, он ищет ответы у всех окружающих его людей, и не может услышать окончательные ответы на свои многочисленные вопросы. И несмотря на то, что он чувствует себя одиноким, главный герой мечтает отгородить других детей от разрушительного падения в пропасть. В конце концов, Холден осознает свою грубую прямолинейность и безаппеляционность, и бунт внутри него приобретает логический вывод и завершение.

11.Красота и смерть в творчестве Ю. Мисимы. Роман «Золотой храм».

Красота, смерть, одиночество  — вот ключевые шифры миропонимания  Юкио Мисимы, его японского контекста  Как губительна бывает красота... Как  она может стать наваждение и  мучением. 
Золотой храм становится занавесом от реальной жизни, от банальных вещей. Он заслоняет собою более простые материи. 
Главный герой Мидзогути, несчастный заика с непривлекательной внешностью. Не знаю почему, но я люблю таких героев. Больных, искалеченных, одиноких изгоев, некрасивых. В них таится невиданная сила, которая копится под уродливой личиной. Такие герои могут быть намеренно независимыми, но они нуждаются в помощи. И наоборот. Они могут быть намеренно слабыми, но внутри они самодостаточны и никто им не нужен. Такие покалеченные герои обычно ищут себе подобных. 
Я не люблю документальную прозу или основанную на реальных событиях, я не люблю книги о храмах и других религиозных аспектах. Но "золотой храм" заворожил меня. Никакой интриги. Нам не тая говорят о исходе: Мидзогути сжигает храм.  
Сколько об этом архитектурном сооружении... С рассказов отца юноша рисует себе в воображении воистину восхитительные вещи, но реальность не совсем оправдывает ожидания. Красота храма ускальзывает от него, как вода сквозь пальцы. Но со временем храм открывает своё великолепие. Для Мидзогути идеал облачился в личину вполне реального предмета. Но идеала не достигнуть. Он становится пеплом.

Чуть сладковатый запах тления и мрачная, чарующая красота причудливо сплелись в одно целое в этом романе Мисимы. Нервная, безумная любовь человека к такому, казалось бы, абстрактному понятию прекрасного, жизнь, потраченная на ее бесконечный поиск – все это бесконечно далекая ментальность, которую сложно понять и принять европейцу. Но вся эта жестокая прямота и смертельная нежность гипнотизируют, и не поддаться очарованию книги сложно.

12 Движение битников: основные представители, идеи, достижения. Поэма А. Гинзберга "Вопль".

К битникам относят писателей Уильяма С. Берроуза, Джека Керуака, Кена Кизи, Александра Трокки, поэтов Аллена Гинзберга, Грегори Корсо, Кеннета Рексрота, Гэри Снайдера, Лоуренса Ферлингетти. 
Каждое поколение считает себя умнее предыдущего. Каждое поколение создает свою проблему отцов и детей, но каждый раз она звучит по-разному. Каждое поколение стремится к самоидентификации, старается придумать термин, определяющий свое поколение. В ХХ веке вслед за летящим вперед прогрессом летели и поколения. Битники среди них занимали особое место. Если предложить перечислить ассоциации, связанные со словом «битник», то, скорее всего, будет назван следующий ряд: 50-е — Америка — протест — гомосексуализм — наркомания. Отчасти это справедливо, как вообще справедливо всякое «отчасти», поскольку явление глобального масштаба принципиально не укладывается в некие строгие рамки и определению не поддается, хотя крайне легко пародируется, как и все оригинальное и самобытное. Битник — это небритый мужик в кедах или сандалиях с рюкзаком за плечами и тамтамом, размахивающий джазовыми пластинками и с «Воплем» Аллена Гинзберга под мышкой. Сам себя он называет «естественным человеком» и в качестве такового отстаивает право на нетрадиционный секс, алкоголь и наркотики. Не случайно Джон Чиарди в своей знаменитой статье: «Эпитафия разбитым», объясняя столь массовый успех битников, писал, что «у молодёжи есть все основания для того, чтобы бунтовать против нашего американского самодовольства. Каждый день вставать в половине седьмого, в восемь отмечаться у табельщика, в пять возвращаться домой, и смотреть купленный в рассрочку телевизор, — такой образ жизни вряд ли может прельстить молодого человека». И они бунтовали. Позже это назовут большой революцией рюкзаков.[источник?> 
Битничество возникло на почве, взрыхленной Второй мировой войной. Именно эта война создала разбитое потерянное поколение людей. Молодые люди, чье время формирования личности пришлось на военные годы, — серьезной переоценки ценностей и серьезных изменений в обществе. Конечно, следует заметить, что Америка никогда не переживала периоды таких кровопролитных войн как Европа, не было ни миллионов погибших, ни сгоревших городов. Вторая Мировая Война территориально не затронула США, поэтому у молодых американцев была возможность взглянуть на эту войну со стороны. И делать то, что не мог себе позволить ни один из европейцев — насмехаться над ней. Относится к ней как элементу интерьера. Волна переоценки ценностей затронула и кинематограф. Люди больше не хотели видеть искусственные картины, где действие было оторвано от настоящей жизни. Зритель хотел увидеть в зеркале кинематографа самого себя. И кинокритики решили не критиковать фильмы, а снять идеальное, по их мнению, кино. Их звали Годар, Трюффо и Шаброль. И они сняли. Первым фильмом новой волны был фильм Жан-Люка Годара «На последнем дыхании» (1959). Потерянность поколения лучше всего отражает Франсуа Трюффо, «400 ударов». Антуан Дуанель (герой) является собирательным образом всех детей того времени. Примерно в то же время появляется возможность передавать музыку на всю страну, и возникает потребность в музыке, которая нравилась бы всей стране. Зарождалось телевидение… Зарождалась Рок-культура. Аллен Гинзберг вспоминает, как он впервые услышал словечко «бит»: его где-то подхватил в 1948 году Джек Керуак. И означало оно «битый, изможденный, на дне мира… Битники идеализировали спонтанность; Дзэн; марихуану, пейот, джин и кофе; дикие путешествия на машинах; жизнь низов; безжалостную честность в превращении частных чувств в общественное искусство; и детский восторг перед мохнатыми словесными шутками. Изначально Бит зарождался как литературное движение. Бит появился, когда встретились Берроуз (1914—1997) Гинзберг (1926—1997) и Керуак (ум. 1969). Это произошло в 1944-45 году. В 40-х годах они экспериментировали с понятиями «дружба», «свобода». На рубеже 50-х годов их идеям не хватает места, и они решают подарить их миру. Благо цензура отступает в 50-55 годах ХХ века. А в 1955—1962 годах их идеи и идеалы достигают своих читателей и последователей.

Как у всякого литературного движения у битников были свои апостолы. Обычно называют пять имен: Берроуз, Гинзберг, Керуак и Орловски, Ферлингетти. Первые трое известны как писатели и поэты. Орловски — скорее, теоретик этого движения, а Ферлингетти, скорее, как издатель, хотя тоже писал. В 1953 году Лоуренс Ферлингетти, начинающий поэт, начинает издавать журнал «Огни Большого Города». Где печатает идеи и прозу, поэзию битников. Через два года он открывает магазин под тем же названием на центральной улице Сан-Франциско. Там он продает книги и журналы битников. Самые знаменитые книги, продаваемые в магазине — это «На дороге» Керуака (1957) и «Вопль» Гинзберга (1955) — своеобразный манифест всех битников. Вскоре он был запрещен к продаже.[источник?> Они жили быстро и писали быстро. Керуак написал свой роман «На дороге» за три недели на бесконечном рулоне бумаги и так и хотел его издать. Керуак призывал писать без знаков препинания, только с пробелами для дыханья. Большинство прозы Керуака невозможно читать: в переводе не лучше, чем сочинение школьника, а в оригинале — не многим лучше.

13.Кич как базовое понятие романа «Невыносимая легкость бытия» М. Кундеры.

Часть первая "ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ" Часть вторая "ДУША И ТЕЛО" Часть третья "СЛОВА НЕПОНЯТЫЕ"Часть четвертая "ДУША И ТЕЛО"Часть пятая "ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ" Часть шестая "ВЕЛИКИЙ ПОХОД"Часть седьмая "УЛЫБКА КАРЕНИНА"

В мире победившего кича, ты был  бы чудовищем» - говорит Сабина Томашу. Важные, глубокие слова смысл которых  не сразу ясен. Самое простое объяснение, к которому нетрудно склонится, это  сексуальные похождения Томаша, которые изымают его из общего статическо-ассексуального пространства кича. Сексуален, значит чудовищен. Пока временно оставим эту грань интерпретации, чтобы немного позже вернуться к нему на ином уровне.  
Что еще. Где еще мы видим проявление индивидуальности Томаша кроме сексуальной сферы? Два его «нет», которые только на первый, поверхностный, чисто политический взгляд противоречат друг другу. На экзистенциальном уровне, оба его отказа поставить свою подпись по сути идентичны, и являются чудовищными в мире кича.  
Сабина говорит о киче как «о мире улыбающихся идиотов». Именно эти понимающие улыбки, встречал Томаш у сослуживцев, когда отказался первый раз ставить свою почву. И не верность идеалам, высказанным в статье – она была для него не более чем интеллектуальный эксперимент, но презрение, даже брезгливое отвращение к этим единым, уроборичческим улыбкам заставляют его отказаться подписать. 
Кич – это отказ от индивидуальности, желание быть частью, растворится в уроборической машине бытия. Все противоречия между различными кичами – не более чем досадная условность вызванная словами непонятыми. Кич – это воля быть частью. Отказавшись подписать отречение Томаш отказывается быть частью бытия масок улыбающихся идиотов.  
Но что происходит второй раз, когда Томаш отказывается подписать протестное письмо своего сына. В первый раз Томашу было что терять – во второй, оказавшись на дне социальной иерархии – едва ли. Томаш в силу присущей ему интуиции безошибочно почувствовал, что эта, вторая подпись будет такой же ловушкой, вовлекая его экзистенциально целостное замкнутое бытие, в единство повстанцев. Его экзистенциальное напряжение разрядилось бы, ибо даже тюрьма, в ситуации идеологического противостояния системе, в единой СИСТЕМЕ протеста, строго говоря является меньшим мучением, чем чистая экзистенциальная отъединенность.  
В мире победившего кича, ты был бы чудовищем… А был ли хоть когда-нибудь мир в котором кич не был бы победившим? Кундера на примере противопоставляет два вида кича – «консервативный кич и кич великого похода, но разве этим все исчерпывается? Существует кич тоталитарный и кич либеральный, кич религиозный и кич материалистический, кич – это медленный яд, который растворен в воздухе которым мы дышим, где бы мы не находились. Разбирая тоталитарный кич, Кундера определяет ГУЛАГ, как выгребную яму куда кич сбрасывает противоречащее. Либеральный кич помещает эту выгребную яму из физического в информационное пространство, не отказываясь устранять неугодных – как это происходит мы поймем рассмотрев роман Камю «Посторонний». Впрочем, все же либерализм пожалуй предпочтительнее с житейской точки зрения, потому я лениво предпочитаю голосовать за либералов, но абсолютно равноценно с точки зрения философской.  
Вернемся к кичу. Выше мы определили, что кич – это стремление к отказу от индивидуальности, желание быть частью. Младенец в утробе – часть матери. Кич – нераспознанный эдипов комплекс, страх будущего в котором ждет смерть, определение Кундеры, кича, как ширмы прикрывающей смерть здесь очень точно и обретает еще одну смысловую грань – от смерти – только один путь – бегство назад.