Фрактальная логика

Сомнение в интерпретации эксперимента остается.

Это сомнение оставляет мне надежду на то, что Минотавр-фрактал мышления скорее жив, чем мертв, так как акты мышления, акты локализации мыслей иногда всё-таки будут случаться с человеком. Или, говоря иначе, у человека есть мысли, которые нельзя интерпретировать как следствие и развитие других мыслей.

Тезей убивает Минотавра: метафора локализации мышления.

В руках героя нить – линия, локализующая лабиринт-фрактал.

Мы до сих пор не можем ответить на вопрос о том, откуда появляется мышление. Мы строим разные интерпретации и тем самым, сами мало чем отличаемся от Тезея, сначала соединяющего голову быка с туловищем человека, а потом нагло утверждающего, что это есть единое целое, это был Минотавр.

Можно осмыслить  такие ответы-соединения.

Поспешным ответом о появлении мышления является ответ в терминах бессознательного и подсознательного.

Психотерапия неврозов  в этой метафоре состоит в том, чтобы локализовать бессознательное в мышлении, "выпрямить"  существующий, но ненаблюдаемый фрактал-бессознательное  с помощью техник психотерапии, предъявить «настоящую» логику и подоплеку событий.

Другая точка зрения состоит в том, что бессознательного нет, точнее, размышление в терминах бессознательного некорректно. За явленной мыслью нет  ничего скрытого. В этой метафоре парадоксы-фракталы есть поверхности мышления, складки в которых живет смысл, иногда локализуемый в линиях мысли.

Этой точки зрения придерживался Жиль Делез[27], философ, наиболее активно использовавший в своем творчестве парадоксы и представления фрактальной геометрии.

Валерий Подорога[28], анализируя тексты Делеза, Мерло-Понти анализирует различение категорий «феноменологическое – топологическое». Под феноменологическим описанием понимается представление  пространства, аппелирующее к интенциональным актам и выражениям интенциональной активности в языке. Примером феноменологического описания могут быть модели и образы евклидовой геометрии.

Говоря о топологическом описании, Подорога анализирует культурные и философские представления о наличии реальности принципиально не сводимой к языку, обладающей своей, имманентной логикой.

Это представление можно ассоциировать с мистической точкой зрения. Термин "мистика" надо понимать как граница, работа с ненаблюдаемыми и невыразимыми в языке предметами. Мистика не рассматривает вопрос о том, существуют или нет ненаблюдаемые предметы. Мистика молчит и действует.

С этой точки зрения, Пенроуз – мистик. Математика, в общем, вещь мистическая – ведь числа не наблюдаемы. Про онтологический статус числа философы спорят с времен Пифагора до наших дней. Это, однако, не мешает их использовать.

Наиболее ясно мистику локализации сознания интерпретировал русский философ и математик Василий Васильевич Налимов.

Благодаря Василию Васильевичу и Жанне Дрогалиной (вдове ученого) я впервые узнал о уже упоминавшихся работах Хофштадтера и Пенроуза. Поэтому мое обращение к Налимову после Пенроуза не случайно.

Василий Налимов ввел представление о вероятностной модели сознания – спонтанной локализации - распаковке смысла.

Постараемся установить связь между этой моделью  и логическими фракталами.

Василий Васильевич Налимов (1910 - 1997)

Математик, инженер, философ, узник Гулага, поэт, соратник А.Н. Колмогорова. Любимые темы размышлений – бесконечность, философия числа, вероятностное мышление. Очень интересны и актуальны его размышления в работе "Мир как геометрия и мера" о законе Эсту-Кондоне-Ципфа-Мандельброта, который носит степенной характер и отражает регулярность письменных текстов и текстов биотаксономии.

Распаковка делокализованного на некоторой оси  смысла (в нашей терминологии – логического фрактала), с функцией распределения p(), по Налимову, осуществляется в некотором контексте y, который является  условием ситуации “распаковки смысла” посредством возникающего фильтра p(y/). Ситуация возникновения нового смысла с вероятностью распределения p(/y) может метафорически быть записана в виде формулы Байеса для условной вероятности:

р (/y) = k p() p(y/),

где k – константа нормировки.

Налимов приводит следующий пример мыслительной операции:

“Однажды на двери официального Бюро переводов я прочитал такую фразу: “Из-за отсутствия переводчиков переводы будут выполняться в минимальный срок 7-10 дней. Здесь контекст, окружающий слово “отсутствие”, заставляет нас выбрать фильтр, позволяющий понять, что речь идет не об абсолютном отсутствии переводчиков, а об их нехватке” [29].

Можно предположить, что семантическое пространство культуры распределяет в бесконечной последовательности смыслов - логических фракталов, которые человек индивидуально распаковывает в каком-то контексте, локализуя логическое значение высказывания. Где-то (в языке, в культуре, в квантовых системах) распределены виртуальные значения логического фрактала, которые человек (мышление, сознание) самостоятельно локализует – переводит из бесконечного цикла возможных итераций в конечную мысль.

Подчеркнем, что особенностью этой распаковки по Налимову является ее спонтанный и вероятностный характер. В этом, повторимся, состоит неадекватность метафоры мышления как алгоритмического автомата.

Мышление локализует понятия не по алгоритму, а в результате насыщения "фрактального блуждания".

Чтобы сделать последнюю метафору более понятной, рассмотрим очень интересную концепцию немецкого педагога и психолога Герхарда Шефера "Зигзаг-обучение"[30].

Центральная метафора концепции Шефера – метафора репейника. Понятие, по его мнению, появляется из ассоциаций, а ассоциации и есть эти самые репейники, которые спонтанно и случайно соединяют (ассоциируют) вещи, иногда даже абсолютно не связанные между собой.

При построении модели динамики ассоциаций Шефер пользуется моделью памяти Г. Эбенгауза, опытом ассоциативных тестов в психоаналитике.

Модель образования понятия в метафорах Г. Шефера. Слева – возникновение понятия из ассоциативной цепочки, справа – генезис белка. Рисунок из книги «Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М., 2000

На мой взгляд, эта ассоциативная модель напоминает концепции синкретического детского и первобытного  мышления, развиваемые в работах Ж. Пиаже, Л.С. Выготского, А.Р. Лурия.

Значение высказывания в таком мышлении может быть интерпретировано с помощью логического ряда – синкретичное мышление легко отказывается от фиксированного значения суждения в пользу конкретного контекста произнесения суждения[31]. Ассоциация, в отличие от понятия, спонтанна, случайна и контекстуальна.

Важно то, что ассоциации, по Шеферу, образуют цепочки – "репейники". Эти цепочки по структуре напоминают логические ряды. Они длинные и  хаотические.

Дальнейшая эволюция ассоциативных цепочек представлена Шефером в виде метафоры генезиса белка. Так же как цепочки аминокислот постепенно образуют поперечные соединения и структурируются в готовый белок, так же и "репейники" ассоциаций образуют самопересечения и наложения, в конце концов образующие ассоциативное окружение и готовое понятие с логическим ядром.

Интересно то, что структуры белка сейчас описывается с помощью степенных законов, которыми количественно описываются фракталы.

Если говорить, метафорами фрактальной логики, бесконечные логические фракталы превращаются в конечные понятия за счет самопересечений и коагуляции значений.

То есть, логический фрактал превращается в классическое понятие за счет увеличение собственной сложности, которая служит средой для спонтанной реструктуризации – оформления понятия.

В свое время кибернетики обсуждали мысленный эксперимент, героем которого была обезьяна, случайна стучащая по клавишам пишущей машинки. Вопрос состоял в следующем – за какое время обезьяна напечатает, например, "Войну и мир".

Так как удары по клавишам равновероятны, то существует отличная от нуля вероятность, что рано или поздно выпадет комбинация, соответствующая тексту романа.

Допустим, что текст романа состоит из 5 миллионов знаков. Это соответствует кортежу длиной в 5 миллионов значений. Если наш алфавит состоит из 40 символов (буквы, пробел и вспомогательные знаки), то мы имеем дело с 40-значной логикой. Если предположить, что кортеж романа равновероятен с другими кортежами такой длины, то вероятность его написания равна единице, деленной на 40 в степени пять миллионов.

Белковые молекулы тоже можно представить как кортежи из атомов, при этом их сложность не меньше, чем сложность "Войны и мира".

Оценивая время случайного написания обезьянкой "Войны и мира" и время возникновения белковой жизни из неорганического вещества за счет случайных встреч молекул, можно было прийти к выводу, что они намного превышают время жизни нашей вселенной.

Сходную аргументацию можно применить и к ассоциациям в концепции Шефера. Если ассоциации случайны, вероятность возникновения понятия очень низка – человек будет  напоминать обезьянку, чьи удары по клавишам не коррелируют друг с другом.

Но дело всё в том, что ассоциации не случайны – при большом их количестве они начинают зависеть друг от друга, образовывать корреляции и макро-порядки.

В статье "Познание как фрактальное блуждание в мире"[32] мною была исследована точка зрения на то, что понятие появляется не из случайных, а из хаотических ассоциаций.

Разница между случайными ассоциациями и хаотичными напоминает разницу между классическим броуновским движением и обобщенным броуновским движением, о которых было рассказано в предыдущем разделе.

Обобщенное броуновское движение, не смотря на схожесть с классическим, несет в себе некий паттерн, макро порядок, который резко увеличивает вероятность появление макро-событий – возникновения понятий.

Создание паттернов – сетевой феномен, возможный в сложных системах, состоящих из большого числа частей. Такие системы умеют хранить и перерабатывать распределенные нелокальные паттерны, которые способны влиять на микроуровень, создавая синергизм между макро и микропорядками.

Про это пишут и Николис с Пригожиным – в неравновесных системах возникает ассиметрия и необратимость, которые являются факторами структурообразования, резко увеличивая вероятности возникновения устойчивых соединений.

Эти выводы можно применить и к возникновению мышления и языка – как систем, далеких от равновесия.

Для объяснения возникновения мышления и языка У. Матурана и Ф. Варела используют понятие рекурсии и рекуррентных взаимодействий[33]. Именно благодаря рекурсии – как наличию циклического воздействия на продукты собственного действия организм поддерживает замкнутый цикл своего функционирования. Рекуррентность заключается во взаимных изменениях организма и его среды, приобретающих цикличный характер. Мышление и язык рассматриваются с этих точек зрения, и их возникновение интерпретируется как возникновение циклов нового порядка – над химическими и физическими циклами функционирования.

Спекулятивный ответ на вопрос о "лени" природы и "лени" языка, порождающего подобные структуры состоит в общности циклических механизмов генерации этих структур.

Самореферентность, рефлексия, лингвистическое различение лингвистических различений в рекурсивных схемах предстают в этой концепции необходимым условием возникновения языка.

Схожую концепцию становления языка и мышления  развивают В.И. Аршинов и Я.И. Свирский в статье "Синергетическое движение в языке"[34]. Средой самоорганизации, блуждания, формирующего понятие предстает язык. Из блужданий на микроуровне образуется макроуровень – параметр порядка, находящийся в синергизме с макроуровнем.

Обращаясь к нашим рассуждениям по поводу операциональной мистики остановки логического фрактала, можно провести аналогию и сказать, что главная мистика, с которой пытается работать синергетика в своих концептуальных построениях, состоит в  возникновении параметра порядка кооперативных явлений.

Интересно то, что и Герман Хакен в своих работах по синергетике и Умберто Матурана и Франциско Варела в концепции автопоэтической организации обращаются к творчеству Джузеппе Арчимбольдо, создавшему особый портретный стиль в котором лица изображаются составленными из фруктов и овощей. Его причудливое искусство, с точки зрения Матураны и Варелы, реализует видимую «организацию» лица через «структуру» новых компонентов.

С точки зрения Хакена, лицо – это результат распознавания образа, который является результатом самоорганизации параметров порядка. В своей книге, посвященной функционированию головного мозга[35], развивал представления о процессе мышления как о процессе распознавания образов. При этом, полемизируя с Тьюрингом, Хакен невольно становится на позицию Пенроуза – возникновение параметра порядка мышления (идеи, понятия) некорректно записывать на языке алгоритмов, но можно представить с позиций хаотической динамики.