Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальном уровнях (идеологические и организационные аспекты)

4. В изучаемый период игроки радикально-националистического типа применяли терроризм как в условиях противостояния внешнему вооруженному вмешательству и связанным с ним местным силам в ослабленных или нефункциональных государствах, так и в этносепаратистских целях в ходе противостояния функциональным государствам. В рамках этносепаратистской идеологии обоснование перехода к терроризму как более асимметричному методу борьбы служит одним из способов искусственного преодоления значительного разрыва между объективно низкими шансами на успешное достижение конечной цели сепаратистов (создания независимого государства) и нереалистично завышенными представлениями о возможности ее достижения. Хотя в целом сепаратистские движения, в том числе смешанного исламистско-сепаратистского толка, более распространены, в 2000-е гг. основная доля террористической активности в мире пришлась не на них, а на интернационализированные конфликты на Ближнем и Среднем Востоке, связанные с так называемой войной с терроризмом во главе с США. Эти конфликты представляют собой сложное сочетание разных форм вооруженного насилия, но сохраняют отчетливый аспект сопротивления иностранной интервенции и международному военному присутствию.

5. Специфика религиозного экстремизма как идеологии терроризма состоит в диалектическом сочетании и взаимодействии квазирелигиозных функций с отчетливым религиозно-идеологическим дискурсом и особым религиозно-этическим императивом. В частности, радикальный исламизм как идеологическая база терроризма квазирелигиозен в том смысле, что ставит социально-политические цели, выходящие далеко за рамки теологии или религиозной этики, и по сути своей является борьбой за альтернативную систему общественного устройства, вплоть до глобального уровня. Однако эта идеология остается глубоко религиозной в том смысле, что большинство вооруженных исламистов, включая террористов исламистского толка, искренни в своих религиозных убеждениях. Несмотря на то, что они не обязательно вникают в тонкости религиозно-идеологического дискурса, главным смыслом, целью и мерилом вооруженной борьбы для них остается «вера» как своеобразный религиозно-этический контракт с богом на социально-групповом и индивидуальном уровнях.

6. Если в локально-региональных контекстах радикальный исламизм остается лишь одной из экстремистских идеологий вооруженных группировок, применяющих террористические методы, то на глобальном уровне доминирующей идеологией транснациональных террористических сетей в начале XXI в. стала самая амбициозная и универсалистская версия современного религиозного экстремизма – идеология «глобального джихада». Среди наиболее опасных характеристик, делающих ее ведущей идеологией вооруженного противостояния основам мировой системы – тотальный и всеохватный характер предлагаемой альтернативной концепции глобального социального порядка. Эта утопическая система выходит за рамки теократии в ее западном понимании (государства, где правит духовенство) и подразумевает прямую власть бога через свод установленных им и общих для всех правил и норм. Конечные цели этой идеологии носят неограниченный и глобальный характер, выходят за рамки конфронтации с США и Западом и исходят из того, что необходимость «установить суверенитет Бога на земле и справедливую систему, ниспосланную Богом» – достаточная причина для объявления вооруженного джихада. Наконец, это не просто транснациональная, а наднациональная и надгосударственная идеология, которая «выше» и «вне» таких категорий и конструкций, как государство, нация, этничность. Эта идеология не только не признает государственные границы и современные государства, включая исламские (например, Саудовскую Аравию и Судан), но и отвергает само понятие государства. Она исходит из того, что ни одно государство не способно заменить ниспосланную богом систему законов и что единственно важной характеристикой людей является то, разделяют ли они веру в единого бога.

7. В отличие от вооруженных организаций, сочетающих исламский экстремизм с национализмом на локально-региональном уровне и привязанных к конкретному политическому контексту и территории, ячейки сетевого вооруженного радикально-исламистского движения, посвятившие себя исключительно всеобъемлющему «глобальному джихаду» и сформированные в духе предсказанных С. Кутбом «авангардных» групп, объединяющих немногих «избранных», не зависят от поддержки со стороны населения и не размениваются на социальную работу в массах. Хотя их конечная цель – установление нового мирового порядка в форме «всемирного халифата» – носит утопический характер, такие ячейки представляют вполне реальную террористическую угрозу международной безопасности, в том числе в форме терроризма с массовыми жертвами. Ячейки, исповедующие эту идеологию, практически не поддаются идеологическому давлению и влиянию извне. Попытки нейтрализовать движение «глобального джихада» репрессивно-силовым путем не препятствуют распространению и адаптации к новым условиям его идеологии, которая продолжает вдохновлять своих сторонников на террористические действия, вне зависимости от того, с бóльшим или меньшим успехом ведется международная борьба с терроризмом. Особая трудность в противодействии этой идеологии заключается в том, что ее последователи борются не за территорию или власть в конкретном государстве, а ведут вооруженную борьбу за новый, альтернативный мировой порядок и образ жизни, за всеобъемлющую глобальную систему, которая, как они полагают, посредством ниспосланной богом системы законов обеспечит более справедливое мироустройство, чем «правление людей», и гарантирует свободу человека от любых форм порабощения со стороны других людей.

8. Значение экстремистской идеологии для террористической группировки не сводится к обеспечению высокой степени решимости и политической воли, необходимых для применения таких методов. Для современных антисистемных акторов, в организационных системах которых все чаще преобладают сетевые признаки, радикальные идеологические установки становятся главным связующим началом – своеобразным структурным «клеем», соединяющим разрозненные элементы террористических сетей.

9. Идеология радикально-исламистских группировок и движений на локально-региональном и глобальном уровнях в принципе не поощряет жестко иерархические организационные формы, которые рассматриваются как инструмент «порабощения одних людей другими». Эта идеология сохраняет сильный эгалитарный импульс и отдает предпочтение сетевым формам организации. Однако вдохновленное аль-Каидой движение «глобального джихада» выходит далеко за рамки стандартной идеологически интегрированной функциональной сети типа антиглобалистов. Оно представляет собой гибридную структуру, которой присущи не только базовые сетевые характеристики и отдельные иерархические признаки, но и черты, не характерные для известных организационных форм. Степень неформальной координации действий в рамках этой сети превосходит по эффективности координационные механизмы многих более централизованных и организованных структур. Это возможно благодаря тому, что экстремистская идеология движения и его стратегический дискурс, консолидированный в результате взаимодействия нескольких десятков основных идеологов, в том числе в Интернет-пространстве, уже содержат прямые указания низовым ячейкам вести любую доступную им вооруженную активность террористического толка вне зависимости от конкретных условий и района операций. Такая координация сочетается с высокой степенью внутригрупповой солидарности и взаимного доверия среди членов автономных микроячеек движения, строящихся по принципу ассоциации близких друзей и единомышленников. Интеграция идеологии и стратегии на макроуровне в сочетании с высокой внутригрупповой солидарностью на микроуровне позволяет террористам и их транснациональной аудитории рассматривать теракты как скоординированные действия ячеек одного движения, направленные на достижение общей конечной цели.

10. Противодействие терроризму на локально-региональном и глобальном уровнях требует от государств и международного сообщества комплексного применения специальных (контр)разведывательных, политических, правовых, информационных, социально-экономических и других методов, нацеленных на кратко-, средне- и долгосрочную перспективу. Однако «критическим» уровнем антитеррористической активности являются систематические превентивные усилия по нейтрализации главных асимметричных преимуществ акторов, применяющих террористические методы – их экстремистских идеологий и организационных возможностей. При всем многообразии терроризма, в начале XXIв. наибольшую актуальность приобретает противодействие идеологическим и организационным аспектам терроризма как тактике а) вооруженных группировок националистически-исламистского толка в локально-региональных конфликтах и б) ячеек транснационального движения «глобального джихада», ассоциируемых с терроризмом нового типа (супертерроризмом). 

11. Возможности нейтрализации экстремизма радикально-исламистского толка как идеологии терроризма, даже путем противопоставления ему ислама как религии или умеренного исламизма – не говоря уже о системных идеологиях секулярного постиндустриального общества западного типа – ограниченны. Если локально-региональное вооруженное движение исламистского толка связано с борьбой против иностранной интервенции или «внешней угрозы», пользуется значительной поддержкой со стороны населения, а его военный разгром и долгосрочное урегулирование без его участия – маловероятны (Хамас и Хизбулла на Ближнем Востоке, садристы в Ираке), то наиболее опасные аспекты религиозного экстремизма в его идеологии может ослабить усиление или стимулирование в ней элементов, соответственно, палестинского, ливанского, иракского или другого инклюзивного национализма. Однако, если речь идет о группировках смешанного или переходного этносепаратистского/исламистского толка, противостоящих центральным правительствам (России, Индии, Китая, Филиппин, Таиланда и т. д.), то опора государства на «умеренный» этнонационализм как на идеологический противовес влиянию транснационального религиозного исламизма – скорее, исключение, чем правило. В долгосрочной перспективе такая политика не снимает базового противоречия между эксклюзивным локально-территориальным этнонационализмом и государством и обществом в целом. 

Не меньшую сложность представляет собой задача противодействия преобладающей в западных странах форме терроризма исламистского толка, ассоциируемой с ячейками движения «глобального джихада», идеология которого носит подчеркнуто наднациональный и надгосударственный характер. Для повышения эффективности государственных и международных программ по предотвращению распространения наиболее радикальных и транснационализированных форм исламизма и радикализации мусульман в западных и других странах следует пересмотреть фокус таких программ на абсолютизации «исламского фактора». Необходим переход от приоритетного внимания к этому фактору, которое только способствует искусственному конструированию некоей обобщенной «мусульманской идентичности» представителей различных диаспор, исповедующих ислам – к большему упору на их этнокультурные особенности, национальное происхождение и стимулирование развития любых других форм и уровней идентичности.

12. Противодействие идеологическому экстремизму должно сочетаться с усилиями по нейтрализации асимметричных организационных преимуществ вооруженных негосударственных игроков, в частности, по превращению эффективно противостоящих государствам сетевых моделей в структуры более привычного и иерархиизированного типа. Задачам «нормализации» и стандартизации организационных систем достаточно крупных вооруженных движений, которые пользуются определенной поддержкой среди населения, в наибольшей степени отвечает процесс их политической трансформации в конкретном национальном политическом контексте в направлении формирования прагматичных интересов, конкретных социально-политических программ, политического руководства, элементов иерархии и формализации неявных внутриорганизационных связей. Такая трансформация еще не гарантирует отказа движения от вооруженной борьбы и его демилитаризации, но, как правило, способствует сокращению или прекращению его террористической активности и облегчает, с одной стороны, интеграцию более умеренных сил в политический процесс и мирную жизнь, а с другой стороны – маргинализацию, изоляцию, ослабление, распад или разгром более радикальных, непримиримых элементов.

 

 

 

 

 

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ  ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ:

 

Монографии

1. Степанова Е.А. Терроризм в асимметричном конфликте: идеологические и структурные аспекты / ИМЭМО РАН. – М.: Научная книга, 2010. – 288 C. – 18 п.л.

2.  Степанова Е.А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтов и терроризма / ИМЭМО РАН. – М.: Изд-во «Весь мир», 2005. – 312 C. – 19,5 п.л.

3.  Степанова E.A. Военно-гражданские отношения в операциях невоенного типа. – М.: «Права человека», 2001. – 272 C. – 17 п.л.

4.   Stepanova E. Terrorismo en el conflicto asimétrico: aspectos ideológicos y estructurales. Cuadernos de Actualidad en Defensa y Estrategia. № 2: En Torno a la Asimetría. – Buenos Aires: Ministeria de Defensa, 2009. – 178 P. – 11,8 п.л. 

5. Stepanova E. Terrorism in Asymmetrical Conflict: Ideological and Structural Aspects. – Oxford: Oxford University Press, 2008. – 186 P. – 12 п.л.

6. Stepanova E. Anti-Terrorism and Peace-Building During and After Conflict. – Stockholm: Stockholm International Peace Research Institute (SIPRI), 2003. – 56 P. – 3 п.л.

 

Коллективные  монографии

7.  Косово: международные аспекты кризиса / Под ред. Д. Тренина и Е. Степановой. – М.: Гендальф, 1999. – 309 C. – 19,3 п.л. Авт. вклад 2 п.л.

8. Terrorism: Patterns of Internationalization / Ed. by J. Saikia and E. Stepanova. – New Delhi; L.: Sage, 2009. – 266 P. – 17 п.л. Авт. вкл. 2,5 п.л.

 

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных  журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки России

9. Cтепанова Е.А. Терроризм: проблемы определения и функционально-идеологическая типология // Мировая экономика и международные отношения. 2010. № 7. С. 23–32. – 1 п.л.

10.Степанова Е.А. Асимметричный конфликт как силовая, статусная, идеологическая и структурная асимметрия // Военная мысль. 2010. № 5. С. 47–54. – 0,7 п.л.

11. Степанова Е.А. Масштабные теракты как угрозы безопасности критической инфраструктуры // Свободная мысль. 2010. № 4. C. 33–48. – 1 п.л.

12. Степанова Е.А. Государство и человек в современных конфликтах // Международные процессы. 2008. № 1. C. 29–40. – 0,7 п.л.

13. Степанова Е.А. Многообразие и трансформация терроризма: с «интернационалом» или без? // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 7. С. 109–119. – 0,8 п.л.

14. Степанова Е.А. Гуманитарный потенциал России и восстановление экономики конфликтных зон // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 5. С. 65–78. – 1 п.л.

15. Степанова Е.А. Противодействие финансированию терроризма // Международные процессы. 2005. № 2. C. 66–73. – 0,7 п.л.

16. Степанова Е.А. Организационные формы глобального джихада // Международные процессы. 2006. № 1. C. 95–104. – 0,75 п.л.

17.  Степанова Е.А. Основные проблемы участия вооруженных сил в операциях невоенного типа  // Военная мысль. 2002. № 3. С. 71–76. – 0,7 п.л.

18. Stepanova E. Terror and consent: the wars for the twenty-first century (book review) // International Affairs. 2009. V. 85. № 4. P. 849–850. – 0,2 п.л.

19. Stepanova E. War and peace building // The Washington Quarterly. 2004. V. 27. № 4. P. 127–136. – 0,8 п.л.

20.  Stepanova E. Kosovo and Chechnya: illogical parallels // Security Dialogue. 2000. V. 31. № 1. P. 507–509. – 0,2 п.л.

 

Прочие статьи, главы в коллективных монографиях и другие научные публикации

21.  Степанова Е.А. Тенденции в вооруженных конфликтах // Ежегодник СИПРИ 2008: вооружения, разоружение и международная безопасности. — М.: ИМЭМО РАН, 2009. С. 50–84. – 1,5 п.л.

22. Степанова Е.А. Современные концепции изучения международных отношений (последняя четверть XX – начало XXI в.) // Основы общей теории международных отношений / Под ред. А.С. Маныкина. — М.: Изд-во МГУ, 2009. С. 145–174. – 2 п.л.

23. Степанова E.А. Противодействие наркотрафику. Противодействие терроризму. Предупреждение и реагирование на чрезвычайные ситуации и гуманитарные кризисы // Архитектура евроатлантической безопасности / Ин-т современного развития; под ред. И.Ю. Юргенса, А.А. Дынкина, В.Г. Барановского. – М.: Экон-Информ, 2009. С. 89–98, 102–103. – 0,5 п.л.

24.  Степанова Е.А. Глобальные тенденции в развитии современных вооруженных конфликтов // Union Magazine. 2009. № 1. С. 40–53. – 1 п.л.

25. Степанова Е.А. Исламистский терроризм сегодняшнего дня: глобальный и локально-региональный уровни // Индекс безопасности. 2007.  № 1. С. 75–92. – 1 п.л.

26. Степанова Е.А. Организованная преступность и терроризм в мире и России // Год планеты 2007: экономика, политика, безопасность / Под ред. В.Г. Барановского. – М.: ИМЭМО РАН, 2007. С. 63–76. – 0,7 п.л.