Экономическое развитие стран Европы и Азии

 Степень отставания  ЮЕС по конкурентоспособности  и амплитуда факторов, его обусловливающих,  прослеживаются по данным Международного  экономического форума (МЭФ) в  Давосе, использующего экспертные  оценки по 12 сводным критериям,  всего 116 показателей. В докладе  МЭФ за 2010-2011 гг. Испания занимала  в мировом рейтинге 42-е место,  Португалия 46-е, Италия 48-е, Греция 83-е, в то время как страны-лидеры  Еврозоны и ЕС располагались  в первой или второй десятке  перечня, включающего 139 стран. 

Критерий «способность к  инновациям» четко разводит ЮЕС  и страны-лидеры по разным группам: Германии принадлежит в мировом  рейтинге первое место, Финляндии пятое, Франции восьмое, Нидерландам десятое; Италия занимает 27-е, Португалия 39-е, Испания 42-е, Греция 105-е.

 Критерий «контроль  над внешней торговлей» дает  аналогичные результаты: Германии  принадлежит второе место, Италии - 43-е, Испании 57-е, Греции 61-е,  Португалии 65-е. 

По «сложности производственных процессов» степени применения в  национальном производстве лучших, наиболее эффективных технологических процессов  Германия стоит на втором месте, Италия на 27-м, остальные ЮЕС занимают позиции  между 36-й и 70-й. И так далее.

Конечно, неравенство уровней  экономического развития в ЕС существовало изначально, и при вступлении в  него Испании, Португалии и Греции были предоставлены переходные периоды  для проведения структурных преобразований в экономике. Сближение уровней  развития стран и районов, входящих в ЕС так называемая политика сплочения было главной задачей региональной политики ЕС. В рамках трех среднесрочных программ, проведенных с 1989 по 2006 гг., «целью N 1» объявлялось развитие отстающих в основном аграрных районов. Им было выделено около 70% общих ассигнований из регионального и социального фондов ЕС, а также специально созданного в 1993 г. для менее развитых стран «фонда сплочения». В ныне действующей программе на 2007-13 гг. объемом 336,1 млрд. евро, что составляет более трети общего бюджета ЕС почти 80% всех средств направляется на «конвергенцию экономики регионов». Еще 17% предназначено на цели «региональная конкурентоспособность» и «обеспечение занятости».

Южная Европа была и остается главным адресатом этих программ. За указанный период Испании было выделено 104,9 млрд. евро более 20% общих  ассигнований, Греции 48,3 млрд., Португалии 47,0 млрд, Италии 62,7 млрд евро. Массированное вложение средств из фондов ЕС заметно преобразило базовые отрасли хозяйства Южной Европы. Так, Испания вышла к 2011 г. на 14-е место в мировом рейтинге по уровню развития инфраструктуры. Португалия выдвинулась как один из европейских лидеров по использованию ветровой энергии. Греция как и Португалия сделала заметные успехи в развитии сферы образования. Результатом этих программ можно считать заметное сближение уровней благосостояния: величина ВВП на душу населения с учетом покупательной способности сравнялась у Испании со средним уровнем ЕС и Италии, у Португалии и Греции имевшийся разрыв сократился до 10-20 процентных пунктов.

Однако региональные программы  ЕС, будучи сфокусированными на развитии отсталых, по большей части аграрных районов Южной Европы, не могли  или не успели обеспечить достаточно глубокий структурный сдвиг, чтобы  вывести этот субрегион на более высокие позиции. Присоединение же к Еврозоне еще более сузило такую перспективу, поскольку направленность экономической политики и прежняя модель роста ЮЕС существенно изменились. Неолиберальные принципы ведения хозяйства, доминирующие в Еврозоне, препятствовали продолжению «догоняющей индустриализации», характерной для менее развитых стран Южной Европы в послевоенный период и опиравшейся на кейнсианские методы государственного регулирования. Для Испании, Португалии и Греции стихийный перенос инвестиционной деятельности местного бизнеса, включая семьи, в сферу туризма и строительства обернулся тенденцией к деиндустриализации. Итальянская экономика, пережив полосу необходимых для присоединения к Еврозоне, но так и не завершенных реформ, снизила темпы роста. В итоге, несмотря на частичное выравнивание уровней душевого дохода и потребительских стандартов структурно- отраслевое отставание южноевропейской периферии от стран-лидеров Еврозоны в 2000-х гг. закрепилось.

Финансовый дисбаланс.

Свободный перелив капитала в границах Еврозоны этому во многом способствовал. Немецкие и другие иностранные  банки широко кредитовали Южную  Европу, рассматривая ее прежде всего как надежный рынок для своего бизнеса. Германия, принявшая переход на евро лишь при условии строгого контроля над инфляцией в рамках Еврозоны, стала де-факто главным распорядителем и проводником неолиберального экономического курса. Единый, «схваченный» валютной дисциплиной еврорынок, с одной стороны, лишил ЮЕС их традиционной отдушины во взаимоотношениях с более сильными партнерами, возможности применять девальвацию национальной валюты для выравнивания торгового баланса. С другой, он открыл для бизнеса и населения Южной Европы возможность широко пользоваться более дешевым, чем на внутреннем рынке, кредитом для своих инвестиционных и потребительских нужд.

Реальный курс евро в странах-лидерах  Еврозоны и ЮЕС эволюционировал  по-разному: в Германии благодаря  более низким темпам инфляции он с  течением времени скрыто повышался, в ЮЕС же происходил обратный процесс, обусловленный неблагоприятной  для них динамикой трудовых издержек - средняя заработная плата росла  быстрее средней почасовой выработки  продукции. До наступления глобального  финансового кризиса неравенство  реального обменного курса камуфлировалось  наличием легко доступного дешевого кредита в условиях благоприятной мирохозяйственной конъюнктуры. Но с началом мирового кризиса картина стала резко меняться.

Сокращение объема экспорта и темпов ВВП привели к ухудшению  торговых балансов ЮЕС. Упали налоговые  поступления в бюджеты, стали  расти бюджетные дефициты. ЮЕС  обратились к новым заимствованиям, увеличивая тем самым свою внешнюю  задолженность. Предпринятая по рекомендации Европейского центрального банка (ЕЦБ) в качестве антикризисной меры рекапитализация банков легла дополнительным бременем на национальные бюджеты ЮЕС. Между тем складывавшееся в субрегионе сочетание депрессивного состояния экономики, углубляющихся бюджетных дефицитов и роста внешней задолженности привлекло внимание международных инвесторов и рейтинговых агентств. Возник кризис доверия к способности ЮЕС обслуживать свои стремительно увеличивающиеся долги. Последовало снижение кредитных рейтингов этих стран и их ведущих банков. Размещение ими новых ценных бумаг в порядке рефинансирования долга обходилось все дороже, поскольку процентные ставки по ним включали инвестиционный риск. Повышался спрэд (разница) между курсами южноевропейских и немецких облигаций. Раскручивалась спираль издержек по обслуживанию долга. Так в Южной Европе возник кумулятивный механизм роста долговой зависимости, приведший в итоге к ситуации системного кризиса.

Ведущую роль в раскручивании  долгового кризиса играют международные  финансовые рынки, на которых ЮЕС  размещают свои новые облигации, чтобы выплачивать проценты по старым. При крупных размерах накопленного долга около 1,2 трлн. евро у Италии, 880 млрд. у Испании, 230 млрд. у Португалии, 160 млрд. у Греции выплаты оказываются тоже значительными. Так, с апреля 2011 по апрель 2012 гг. Италия должна была разместить на международных рынках долговые обязательства на сумму, эквивалентную 40% своего ВВП; Греция и Португалия на сумму около 30% ВВП; Испания около 25% ВВП. Вокруг финансовых операций проблемных стран ведется спекулятивная деятельность: крупные инвесторы, банки, хедж-фонды играют на понижение курса их ценных бумаг и взвинчивают процентные ставки на вновь размещаемые облигации.

Если к государственному долгу стран Южной Европы прибавить  задолженность их частного сектора  компаний и семей, то общая величина задолженности вырастает у Испании  до 366% ее ВВП, у Италии до 313%, у Греции до 284% ВВП.  Долговой кризис ЮЕС принял затяжной и долгосрочный характер: темпы роста задолженности стали  опережать темпы ее погашения.

Перспективы выхода из кризиса  зависят, с одной стороны, от внешней  финансовой поддержки, а с другой от результатов структурных реформ, начатых этими странами согласно договоренностям с «тройкой»  доноров (ЕЦБ, МВФ и Еврокомиссией) в 2011-2012 гг. По договоренности с партнерами ЮЕС обязались резко сократить  расходную часть своих бюджетов и провести налоговые реформы. Бюджетная  экономия направлена в первую очередь  на социальные расходы в том числе пенсионное обеспечение и содержание госаппарата. Налоговые меры идут по ряду направлений, включая повышение налогов на недвижимость и предметы роскоши. В качестве меры пополнения бюджета рассматривается и приватизация части государственной собственности. Особое значение придается борьбе с уклонением от налогообложения.

Однако ключевым условием выхода из кризиса, как это признается всеми, является возвращение южноевропейских экономик на траекторию устойчивого роста. Это предполагает, прежде всего, основательное реформирование рынка труда, то есть экономию на трудовых издержках и национальных систем социального обеспечения. Здесь сосредоточены основные трудности, поскольку речь идет о перестройке глубоко укоренившихся социальных институтов и о диалоге с политическими и профсоюзными структурами, оказывающими сопротивление «навязанному извне» курсу ограничений. Драматизм ситуации заключается в том, что эти ограничения или преобразования являются для ЮЕС необходимым условием их дальнейшего членства в Еврозоне, и поднявшаяся волна социальных протестов разбивается об этот барьер.

Справедливость требует  сказать, что неолиберальный курс экономической политики, лежащий в основе нынешнего долгового кризиса ЮЕС, не был результатом их свободного выбора. Он утвердился в Еврозоне в интересах и усилиями стран-лидеров, в первую очередь Германии, и сохраняется вопреки возникшей угрозе ее существованию в нынешнем виде. Южноевропейским экономикам для возвращения на траекторию устойчивого роста требуется мощный инвестиционный рывок, аналогичный «догоняющей индустриализации» 1960-х – 1980-х годов, однако предписанная им политика жесткой бюджетной экономии, сдерживающая внутренний спрос, этому препятствует. Ситуация объективно противоречива и ставит под вопрос либо продолжение нынешнего экономического курса в Еврозоне, либо дальнейшее членство в ней ее менее модернизированных участников.

С другой стороны, критической  оценки заслуживает и докризисная  политика ЮЕС. Предусматриваемое Маастрихтским  договором выравнивание процентных ставок с немецкими, гораздо более низкими, сократило для ЮЕС стоимость кредита и создало дополнительный, причем немалый, финансовый ресурс. Но эти сбережения не были использованы для производительных капиталовложений, структурной перестройки экономики или покрытия имевшегося долга. Преобладающая их часть ушла на текущее государственное потребление и на поддержку потребительского стандарта населения, повышение заработной платы и пенсий в Испании, кроме того, на спекулятивные вложения в сферу недвижимости, что, возможно, соответствовало идее конвергенции с ведущими странами Еврозоны, но не отражало реального уровня производительности и конкурентоспособности национальных хозяйственных систем Южной Европы. Отсюда упреки в «жизни не по средствам», адресуемые сейчас проблемным странам их партнерами.

Какие последствия имел бы для южноевропейской страны выход из Еврозоны, и насколько он реален? Плюсы и минусы такого шага, проанализированные итальянскими экспертами для своей страны, выглядят следующим образом.

Аргументом в пользу дефолта  и выхода из Еврозоны, то есть возвращения  к собственной валюте, могло бы считаться то, что страна получила бы возможность использовать девальвацию  для повышения конкурентоспособности  своего экспорта. Государство обрело бы бюджетную свободу и могло  бы использовать ее для стимулирования роста экономики. Прекратился бы выпуск долговых обязательств под растущий процент, поскольку при дефолте  кредиторам пришлось бы смириться со своими по крайней мере частичными потерями. Благодаря сбережениям, полученным от сокращения выплат по долгу, можно осуществлять капиталовложения, необходимые стране.

Но такие расчеты иллюзорны. Сокращение размеров внешнего долга  само по себе не решит структурных  проблем, лежащих в основе слабой конкурентоспособности экономики. Дефолт ударит по держателям государственного долга, национальным банкам и владельцам сбережений в том числе семьям; снижение курса национальной валюты сократит инвестиционные ресурсы страны. Падение стоимости активов банков ограничит размеры кредита и возможности обращения за ликвидностью к международным рынкам, что может вызвать банкротства в финансовой и производственной системе. Сокращение потребления семей усилит рецессию в экономике.

В случае выхода страны из Еврозоны обесценятся не только ее государственные  ценные бумаги, но и другие национальные активы, прежде всего кредиты и  облигации частных компаний. Наконец, при первом же известии о дефолте  начнется набег на банки: владельцы  депозитов поспешат изъять их и перевести  за рубеж. Чтобы этого избежать, правительству  придется заблокировать движение капитала и сократить выдачу средств с банковских счетов.

Повысит ли выход из Еврозоны конкурентоспособность экономики? Италия сильно зависит от импортных  поставок сырья, а сырье подорожает вследствие снижения покупательной  способности национальной валюты. В  порядке компенсации роста стоимости  жизни профсоюзы, со своей стороны, потребуют увеличения заработной платы, и трудовые издержки возрастут. Увеличение затрат на заработную плату и сырье  поднимет цену конечной продукции, что  не придаст ей конкурентоспособности  на внешних рынках. Кроме того, партнеры могут отреагировать на девальвацию  национальной валюты введением импортных  ограничений, что отдалит Италию от пользования преимуществами единого  европейского рынка.

Для партнеров по Еврозоне выход из нее какой-либо южноевропейской страны также имел бы серьезные последствия. Помимо чисто имущественных потерь, этот шаг мог бы стать началом конца для всего «европейского проекта», высшим достижением которого является система евро, и сократил бы «мягкую власть» ЕС в современном мире. А для Италии суммарные издержки такого шага, согласно подсчетам исследовательской службы швейцарского банка «UBS», равнялись бы 40- 50% ее ВВП.