Развитие грамматических категорий вида и времени английского глагола

stify">       Предшествование и законченность действия могут  выражаться различными средствами. К  лексическим средствам относятся многочисленные глаголы с префиксами ge-, to-, on-, a- и др. помимо этих глагольных префиксов в древнеанглийском языке имеется множество слов с семой «предшествование»: предлоги и наречия beforan, gefyrn, ær, toforan – до, ранее; глаголы с компонентом fore- и т.д. Поэтому предшествующие действия обозначаются как перфектной конструкцией, так и простой формой прошедшего в сопровождении наречий или придаточных времени, вводимых ær pam pe, ær pon pe – прежде чем, до того как, или оборота ær pissum – перед этим.

       Несмотря  на многочисленные возможности обозначить законченность и предшествование, их выражение в древнеанглийском не является регулярным. Иногда предшествование одного действия другому выражено простым прошедшим и выясняется только из контекста, или же последовательность действий остается неясной:

       OE.: “Ond pæs ofer Eastron gefor Æpered cyning; ond he ricsode V gear” – NE.: “And after Easter king Atered died; and he had reigned for five years.

       Поскольку простая форма, с контекстуальными уточнителями и без них могла, выражать все значения, которые передавали перфектные конструкции то они находились в отношениях полусвободного варьирования: претерит свободно заменял перфектную конструкцию, тогда как последняя могла заменить первую только в некоторых ее функциях. 

       Способы передачи значения длительного  действия. Сочетание глаголов beon и weorðan с причастием настоящего времени являются предшественниками современных длительных форм. Статус этих сочетаний в древнеанглийском языке оценивается по-разному: некоторые лингвисты считают их составными сказуемыми, обозначающими признак, другие считают их глагольной формой, способной выражать действие. Употребление этих сочетаний объясняется влиянием латыни и кельтских языков (а также французского языка в среднеанглийский период). По мнению некоторых историков [Т.А.Расторгуева; И.П.Иванова], справедливость данного мнения крайне спорна, так как эти сочетания встречаются и в оригинальной прозе. Лексически эти конструкции ограничены, в основном, непредельными глаголами, для данных конструкций характерны стереотипные описательные формулы.

       Оттенки значений длительных конструкций различны. Они могут выражать действия большей  или меньшей протяженности. Причем значение длительности, передаваемое самим сочетанием beon + причастие настоящего времени носит неопределенный характер:

       OE.: “Pær wæron sume of ðæm bocerum sittende” – NE.: “There were some of those learned men sitting”.

       Ограничение длительного действия временными рамками  достигается лишь контекстуальными средствами:

       OE.:”… ond ealle pa woruld on hiora agen gewill onwendende wæron fol neah cwintra” – NE.: “… and (they) … were changing the world during fifty years”.

       Также данные конструкции могут обладать описательным значением, которое присуще  и простым глагольным формам, а также обозначать постоянные признаки предмета:

       OE.: “Ond æfter pæmufrate pa ea, seo is mæst eallra ferscra wætera, ond is irnende purh middewearde Babilonia burg” – NE.: “And after that the river Euphrates that has the freshest water and flows in the middle of Babylon city”.

       Во  многих случаях конструкция с  причастием настоящего времени служит фоном для другого действия:

       OE.: “Efne ða se apostol ðas sprecende wæs, ða bær sum widuwe hire suna lic to bebyrgenne” – NE.: “And when that apostle was speaking of his doctrine then a widow brought the body of her son to bury it”.

       Более того, длительная конструкция имеет  типичные контексты и случаи употребления – предложения с союзами oð, oð pæt – до тех пор, пока, в которых выражаются два последовательных действия в прошлом: длительное действие, продолжающееся вплоть до того момента, когда произошло второе действие:

       OE.: “Ond hie ealle on pone cyning wærun feohtende, oð pæt hie hine ofslægene hæfdon” – NE.: “And they were fighting that king until they killed him (had him killed)”.

       Однако  все значения длительной конструкции  могут быть выражены и простой  глагольной формой:

       OE.: “… ond he pær wunade, oð pæt hine an swan ofstang”  – NE.: “… and he was living there until one shepherd killed him”.

       По мнению большинства исследователей, при всем разнообразии значений, основной функцией длительных конструкций в древнеанглийский период является повышенная экспрессивность, акцентирование.

       Таким образом  простая форма может передавать любое значение данных конструкций, тогда как последние ограничены по семантике: перфектные конструкции имеют видовые значения завершенности и предшествования; конструкции с причастием настоящего времени выражают длительность, незавершенность и тяготеют к более экспрессивным стилистическим средствам.

 

       1.2 Среднеанглийский  и ранненовоанглийский  периоды. 

       Становление категориальной формы  будущего времени. В течение письменной истории глагольная система английского языка расширилась не только за счет создания новых грамматических категорий; внутри существовавших категорий времени и наклонения возникли новые категориальные члены, которые обеспечили более универсальное грамматически формализованное обозначение будущих, а также потенциальных и нереальных действий. Отношения категорий будущего времени и сослагательного наклонения в современном английском языке являются крайне спорным вопросом.

       В отсутствие специальных грамматических средств со значением будущности в древнеанглийском, будущие действия передаются формами настоящего времени, а также сочетаниями глаголов модальных значений намерения, возможности, долженствования с инфинитивом.

       OE.: “Ic secge ре, pu eart Petrus, and ofer pisne stan ic getimbrige mine cyrcan.” – NE.: “ …and over this stone I will raise my church.”

       Что касается выражения будущности в древнеанглийском с помощью глаголов модального значения, то обычно в сочетании с инфинитивом sculan и willan выражают свойственные им модальные значения и могут относить действие к будущему при определенном лексическом наполнении инфинитива, с временными указателями или в соответствующей ситуации:

       OE.: “Hwaet sceal ic singani” – NE.: “What should I sing?”

       Лишь  в отдельных, очень редких случаях  можно предполагать, что глаголы  sculan и willan десемантизировались и выражают «чистое» будущее или нереальность:

       OE.: “... sev pon hie gecuron Ercol pone ent past he hie sceolde mid eallum Creca craeftum beswican.” – NE.: “… before they elected Hercules… to defeat them with all Greek forces.”

       Важным, хотя и косвенным, доказательством  того, что модальные сочетания в древнеанглийском не были регулярным средством обозначения будущих действий, является частое использование форм настоящего времени в значении будущего.

       Дальнейший  процесс преобразования модальных  сочетаний в аналитические конструкции можно показать посредством последовательного применения некоторых критериев грамматизации.

       В текстах XIV в. встречаются предложения  с глаголом shall, в которых значение долженствования, необходимости несовместимо со значением инфинитива или других компонентов высказывания или плохо с ними сочетается:

       “...trusteth me, Ye shal nat plesen hire fully yeres thre, — This is to seyn, to doon hire ful plesaunce.”

       Точно так же и значение willan желать может быть несовместимо со смыслом предложения:

       “But natheless she ferde as she wolde deye.”

       В данный период развития языка «чистого» будущего без модальных оттенков еще практически не существует. Такие же отношения сохраняются и в дальнейшем — в XVI—XVII и в XIX—XX вв.

       Что касается лексического охвата конструкции, то он практически неограничен. Грамматический охват как будто бы растет, что проявляется в большем разнообразии форм инфинитива. Однако разнообразие форм инфинитива с shall и will не отличается от сочетаний инфинитива с другими модальными глаголами, поэтому оно тоже не есть критерий формы будущего времени.

       Таким образом сочетания с shall и will ни как средство обозначения будущего, ни как средство выражения нереальности не достигли высшей степени грамматизации - перехода в аналитическую форму. Очевидно, они остаются на ступени аналитической конструкции. Процесс грамматизации продолжается и в среднеанглийском и в ранненовоанглийском.

       Несомненно, что в среднеанглийском shall является более частотным глаголом, чем will (и в большей степени десемантизированным). В XIV—XVII вв. основной формальной моделью аналитических конструкций будущего становится shall с инфинитивом. Начиная с XVII в. will постепенно вытесняет shall в глагольной системе. Их меняющийся функциональный статус проявляется в диалектных, стилевых, жанровых предпочтениях и ограничениях. Will распространяется из разговорных форм речи в письменные с юга на север, по мере того как shall все более закрепляется за «высоким» стилем.  Также проникновение will в данную конструкцию – помимо его функционально-стилевых и диалектных истоков – объясняли психологическими причинами. Э.Эббот полагал, что обозначая будущее действие, которое будет совершать не говорящий, а собеседник или третье лицо, естественно было выбрать такой глагол из имеющихся, в котором не содержалось бы  принуждения или навязывания воли говорящего другому лицу – таким глаголом и был will.

       Новой особенностью моделей в XVI—XVII вв. является фонетическое ослабление первого компонента, которое отражается в написании как ‘ll, ‘l и встречается при подлежащем-местоимении любого лица.

       “I'll graff it with you, and then I shall graffit with a medlar: then it will be the earliest fruit in the country: for you'll be rotten ere you be half ripe; and that's the right virtue of the medlar.“

       Редукция  первого компонента объективно указывает на его семантическое ослабление и свидетельствует о дальнейшем движении в направлении к аналитической форме; однако наличие вариантов с фонетически неослабленными глаголами и сходных модальных сочетаний по-прежнему препятствует их изоляции.

       Популярным  доказательством формализации конструкции  с shall и will является дополнительное распределение вспомогательных глаголов по лицам, которое было впервые отмечено в грамматике Д. Уоллиса в 1653г. и с тех пор вошло в виде правила в большинство английских грамматик, особенно британских грамматик XVIII—XIX вв. Однако многие исследователи [Г.Бредли, Дж.Керм, Г.Поутсма] отмечают, что это распределение не соответствовало узусу, а было произвольно введено грамматистами. Ч. Фриз подсчитал употребления shall и will по лицам, начиная с эпохи Шекспира, и доказал, что такого распределения вообще не было. Преобладание употребления shall для 1-го лица, will — для 2-го и 3-го наблюдается в основном в литературном языке XIX века, но это могло быть вызвано искусственным введением данного правила через школьные грамматики, начиная с XVII века.

       Чем бы ни была вызвана регламентация  постановки shall и will, само по себе вмешательство грамматистов и лексикографов в языковое развитие с тем, чтобы «улучшить» и «исправить» язык, не единичный факт в конце XVII-XVIII вв.  Если модальные оттенки иногда вступали в противоречие с потребностью выразить будущее действие, то распределение глаголов, зафиксированное (или предложенное) Дж. Уоллисом, могло быть одним из путей к устранению этих оттенков и к стабилизации модели. Но в это время действовала и другая тенденция: will начинало вытеснять shall из всех позиций, что поддерживалось и распространялось не различающими лица ‘ll, ‘l. Возможно, что сформулированные грамматические правила помогли will вытеснить shall во 2-м и 3-м лицах и замедлили этот процесс в 1-м лице. В конце концов shall сохранилось только в британском английском как варианты will в 1-м лице.

       В этом едином направлении развития первого компонента обеих конструкций и стабилизации модели заключается более важное доказательство растущей грамматизации этих конструкций, чем в чередовании глаголов в зависимости от лица или в других признаках грамматизации.

       Можно заключить, что ни в XIV в., ни в XVII в. сочетания  shall, will с инфинитивом не стали аналитическими формами. У них отсутствуют такие важные признаки грамматизации, как десемантизация служебного глагола, обособленность от сходных конструкций, полнота грамматического охвата. Очевидно, они остались на стадии аналитических конструкций. Тем не менее, как показывает их семантика и место, которое они заняли в глагольной системе, эти аналитические конструкции подверглись парадигматизации и стали категориальными членами глагольной парадигмы.

       Также возможно проследить развитие основного признака парадигматизации — специфического значения и связей с другими категориальными членами глагольной системы.