Развитие грамматических категорий вида и времени английского глагола

       В XIV-XVII вв. по сравнению с древнеанглийским значительно возрастает частотность конструкций с shall и will и одновременно сокращается доля формы настоящего времени в выражении будущих действий. Так, зарегистрировано более 200 случаев сочетаний в поэме "Brut", около 80 в поэме "King Horn", около 350 в переводе Библии Уиклифа[1], причем всюду - значительное преобладание глагола shall, который начал обозначать будущее раньше, чем will. Функциональная нагрузка этих сочетаний растет также и потому, что распад глагольной префиксации сделал менее удобным употребление презенса в  значении будущего действия.

       Некоторые историки перечисляют множество значений shall и will, другие дают только несколько более обобщенных значений.  Ф. Блекберн определяет их, как «обещание» и «угроза»[2], повторяя тем самым описания этих глаголов в грамматиках XVIII— XIX вв. - Р.Лоута, Л.Меррея. Некоторые лингвисты полагают, что будущее с will передает спонтанные действия или действия, которые произойдут по воле субъекта; будущее с shall - действия, которые произойдут по воде другого лица или в силу обстоятельств.

       По  мнению В. Франца, у Шекспира сочетание  с shall обозначает обязательное будущее, т.е. действие, которое непременно произойдет; определение Э. Эббота [3] — «неизбежное, необходимое действие».  Характерно, что в большинстве работ значения глаголов shall и will подтверждаются примерами текстов разных веков и ни один из авторов не показывает изменений в течение всего этого периода — с XIV по XVIIIв.

       И все же, независимо от модальных  оттенков, частотность конструкции  будущего времени как средства обозначения  будущих действий растет. В эпоху  Шекспира 93 % случаев выражения будущего принадлежит данной конструкции и только 7 % — формам настоящего времени [4]. Такое соотношение безусловно доказывает, что будущность стала главным и специфическим значением этой конструкции. Это значение имеет достаточно обобщенный, грамматический характер, чтобы быть признаком категориального члена в ряду однотипных значений настоящего и прошедшего. Завершение их парадигматизации, т.е. включение в систему глагола как нового члена категории времени, датируется XVI—XVII вв.

       В эпоху Шекспира конструкция с shall, will могла свободно чередоваться с формой настоящего времени в придаточных условия и времени — их варьирование было действительно свободным, сейчас же их употребление структурно ограничено.

       Развитие  перфектных форм. Высокая степень грамматизации и полная парадигматизация перфекта в современном английском языке не вызывает никаких сомнений: перфект - идеальная аналитическая форма, образующая в противопоставлении с неперфектными формами категорию временной отнесенности. Однако у историков нет единого мнения по поводу времени образования аналитической формы перфекта и становления новой категории. Некоторые лингвисты полагают, что формы перфекта в современном понимании уже полностью сложились в древнеанглийский период. Одни датируют становление перфекта в его современном значении XI веком, другие называют период XII-XIIIвв. Ряд лингвистов относит окончательное структурное и семантическое формирование перфекта к еще более поздним периодам развития английского языка.

       К концу XIV века, по сравнению с древнеанглийским периодом, перфектные конструкции далеко продвинулись по пути грамматизации. Важным сдвигом было окончательное включение в модель перфекта вспомогательного глагола ben, которое помогло расширению лексического охвата — образованию перфекта от непереходных глаголов. Дополнительная дистрибуция постепенно сменяется свободным чередованием ben и haven, которое свидетельствует об их полной десемантизации. В среднеанглийском не только have стал чаще образовывать перфект от непереходных глаголов, но и be стал встречаться с переходными глаголами.

       Отмечены  замены ben глаголом haven в более поздних рукописях одного и того же памятника и чередование вспомогательных глаголов с одним и тем же глаголом у Чосера. Постепенно be ограничивается глаголами движения; при этом, как и их древнеанглийские прототипы, эти конструкции могли обозначать состояние после завершения действия.

       Спустя  три века в языке Шекспира употребление be с глаголами движения еще является правилом, но have тоже возможно. Но, в общем, конструкции с be так и остались на периферии перфекта; сначала они были тем средством, с помощью которого в перфект включились непереходные глаголы, но, выполнив эту задачу, стали вновь «уходить» из перфекта.

       Разнообразие  текстового материала в XVII—XVIII вв. дает возможность обнаружить некоторые различия в употреблении вспомогательных глаголов в разных стилях: be становится принадлежностью литературного письменного языка, более высоких стилей речи, тогда как в разговорном языке он ограничивается глаголами come и go. Именно через сужение сферы употребления в языковом пространстве be как вспомогательный глагол полностью выходит из системы перфекта.

       Т.А.Расторгуева  в своих исследованиях развития перфектной формы в английском языке  сопоставляет употребление глагольных форм в переводах одних и тех же предложений из Библии в разные века: 

       В приведенных предложениях видно, что  в XIV веке, в отличие от X, переводчик предпочел перфектную форму, чтобы обозначить завершенное, предшествующее действие, и употребил вспомогательный глагол haven. В переводе XVI века have заменен глаголом be. Это произошло, по-видимому, потому, что перфект с глаголом be стал принадлежностью более высокого стиля и приобрел оттенок архаичности, торжественности.

       Что касается расположения компонентов, то уже у Шекспира, даже несмотря на требования ритма, причастие обычно занимает то место, которое ему свойственно  в современных формах перфекта:

       I am glad, I have found this napkin. (Sh. Oth. Ill, 3)

       Thus have I, Wall, my part discharged so. (Sh. M.D., V, 1)

       По  мнению Т.А.Расторгуевой, десемантизация глагола, изоляция от сходных образований, возросший лексический охват  перфектных конструкций в среднеанглийский период доказывают, что уже к концу XIV века грамматизация конструции have / be с причастием прошедшего времени полностью завершилось.

       Вхождение перфекта в парадигму и образование  новой глагольной категории —  временной отнесенности — произошло  не ранее эпохи Шекспира. Для парадигматизации важны еще два признака: более широкий грамматический охват и приобретение своего специфического семантического инварианта, основного значения, которое стало бы его категориальным дифференциальным признаком. Грамматический охват формы расширяется в течение всего среднеанглийского периода. Модель have + причастие прошедшего времени проникает во все участки развивающейся глагольной системы.

       Что касается семантики новой аналитической  формы, то в среднеанглийском она  остается в основном такой же, как  и в древнеанглийском; сдвиги относительно невелики. Анализ некоторыми лингвистами произведений Чосера показал, что «законченность» по-прежнему определяла выбор перфекта более чем время действия и что «предшествование» ситуации в прошлом или в настоящем присутствует далеко не всегда. Перфект настоящего времени, наряду с перфектом прошедшего и простым прошедшим, может употребляться в тех случаях, - когда имеется явная привязанность действия к прошлому:

       “And right anon she for hir conseil sente,

       And they been come to knowe what she mente.” ;

        - когда действие входит в ряд других прошедших действий:

       “He was war of me, how y stood before hym and did of myn hood,

       And had ygret hym as I best koude.”;

        - предшествует другому действию в прошлом:

       “A certain tresor that she thider ladde, and, sooth to seyn, vitaille greet plentee. They han hire yeven, and clothes eek she hadde…”.

       С другой стороны, значения, характерные  для современного перфекта, часто  передаются формой простого прошедшего — предшествование прошедшему, непривязанность  к прошлому моменту, соотнесенность с ситуацией в настоящем:

       “So vertuous a lyvere in my lyf ne saugh I never as she, ne herde of mo,

       Of wordly wommen, mayde, ne of wyf. “

       Но  одновременно у перфектных и неперфектных форм намечается расхождение значений. При анализе произведений Чосера были выявлены случаи употребления, подобные современным: перфект настоящего времени обозначает действие, совершенное до настоящего момента и соотнесенное с ним — это новые варианты его значения:

       "Now, goode syre," quod I thoo, "Ye han wel told me herebefore, Hyt ys no nede to reherse it more".

       Либо  выражение перфектом прошедшего времени действия, предшествующего  другому действию или ситуации в  прошлом:

       “For he was late y come from his viage, And wente for to doon his pilgrimage”.

       Историки  отмечают, что многие древнеанглийские средства обозначения завершенности и предшествования к этому времени перестали существовать: вышли из употребления многие лексические единицы с этим значением и распалась древнеанглийская система глагольной префиксации. Возможно, что их утрата повысила роль перфекта как более универсального средства выражения законченности действия и способствовала его распространению. В литературе отмечается обилие перфектных форм в северных диалектах, где разрушение префиксации шло ускоренными темпами под влиянием смешения со скандинавскими говорами. Возможно, под скандинавским влиянием — в этих же диалектах, а затем и по всей Англии возникают новые составные глаголы, которые значительно точнее, чем перфектные формы, заменили префиксацию не столько как средство передачи видового значения, сколько как словообразовательное средство.

       Можно заметить, что в среднеанглийский период перфектным формам, с одной  стороны, было свойственно полусвободное  варьирование с неперфектными формами, подобное имевшемуся в древнеанглийском, с другой — у них появилось собственное, специфическое назначение — выражать предшествующее действие. В среднеанглийском между рядами перфектных и неперфектных форм существовали два варианта отношений: одна оппозиция проходила по категории времени, другая - оппозиция по временной отнесенности. В XIV в. эти два варианта глагольной системы сосуществуют, что и проявляется в семантическом варьировании форм, с преобладанием первого варианта. В XVI-XVII вв. в произведениях В. Шекспира и его современников употребление перфектных форм заметно изменилось. Из двух вариантов системы оппозиций господствует второй.

       Списки  значений, приписываемые перфекту настоящего времени в ранненовоанглийском  с глаголами разной семантики, в  общем соответствуют современным. Перфект прошедшего времени — значительно более редкая форма у Шекспира — тоже может передавать свойственные ему сейчас значения:

       “The day had broke before we parted.”

       Большая  свобода варьирования перфектных и  неперфектных форм во времена Шекспира и даже их некоторая взаимозаменимость отражает характерные черты формирующегося литературного языка того времени и специфику языковой ситуации. Литературный язык эпохи Шекспира отличался широким диапазоном варьирования на всех лингвистических уровнях, включая грамматический.

       Таким образом, можно считать, что аналитическая  форма перфекта сложилась к XIV веку, то есть  завершилась ее грамматизация, а что новая глагольная категория, которая возникла в процессе парадигматизации перфекта, сформировалась во времена Шекспира. Нормы употребления этих форм стали более строгими в XVII-XVIII вв. когда улучшение и исправление языка стало заботой многих филологов и грамматистов.

        Развитие длительных форм. Английские длительные формы — явление уникальное в грамматическом строе германских языков. В современном английском языке изучалось содержание длительных форм, их функции и назначение в языке, их стилистические возможности.

       Ввиду того, что число примеров, найденных в раннесреднеанглийских текстах, очень невелико — значительно меньше, чем в древнеанглийских, сложилось мнение, что развитие причастной конструкции приостановилось или даже полностью прекратилось. Такой взгляд хорошо согласуется с идеей о чужеродности этой конструкции и ее заимствованном характере. Заимствованный характер конструкции опровергается тем, что как в древнеанглийском., так и в среднеанглийском она встречается не только в переводах, но и в оригинальных произведениях; что касается кельтского влияния, то многие лингвисты ставят под сомнение возможность проявления его в такой узкой, специфической области при полном отсутствии какого бы то ни было влияния в других, более восприимчивых частях языка.

       По  сведениям многих исследований [Ф.Моссе; Т.Мустанойя; И.Шеффер] сочетания beon с причастием настоящего времени были достаточно частым явлением в древнеанглийском и никогда полностью не выходили из употребления в среднеанглийский период, о чем свидетельствуют примеры конструкций с причастием настоящего времени часто встречающиеся в среднеанглийских текстах северных регионов Англии. Распространение данной конструкции по всей территории датируется XV-XVIвв. На этом этапе многие историки связывают ее распространение с внутренними условиями: влиянием среднеанглийского герундиального оборота с предлогом on. Влияние это усугублялось тем, что суффиксы причастия и герундия в среднеанглийском совпали в едином -ing, и таким образом эти формы сблизились.