Языковая картина мира

Ни в каком  смысле счастье не относится в  русском языке к числу "базовых  эмоций" (счастье вообще не относится  в русском языке к категории  чувств). В отличие от английского  «happy», констатирующего, что состояние человека соответствует некоторой норме эмоционального благополучия, русское слово «счастлив» описывает состояние, безусловно отклоняющееся от нормы. Счастье относится к сфере идеального и в реальности недостижимого; находится где-то рядом со "смыслом жизни" и другими фундаментальными и непостижимыми категориями бытия.

«Доброе утро!» — радостно приветствует вас немецкий профессор, встречаясь с вами на работе и при этом почему-то вызывая очередной раз ощущение, что все-таки русский язык иностранцу никогда не выучить. Хотя, казалось бы, что может быть проще: «здрассте», «до свидания», «спасибо», «извините». Дело здесь не столько в употреблении этикетных формул, сколько в самом значении слова «утро».

Часто обращают внимание на то, что границы между временами суток не совпадают в представлении носителей разных языков. Так, для говорящих на английском или французском языке, утро — это часть суток от полуночи до полудня (они говорят, например, «one in the morning»), тогда как для носителей русского языка время, непосредственно следующее за полуночью, — это ночь, а не утро: мы говорим час ночи, а не час утра. Однако различия этим не исчерпываются: особенность русской языковой картины мира состоит в том, что время суток в ней определяется деятельностью, которая его наполняет.

Картина эта  примерно следующая. День заполнен деятельностью; утро начинает дневную деятельность, а вечер кончает; ночь — это как бы "провал", перерыв в деятельности. Ночью человек спит; утро для человека наступает, когда он просыпается после ночного сна. Если же человек ночью не спал, то утро наступает, когда просыпается окружающий мир и возобновляется жизнь.

Русский язык располагает  средствами для весьма детализированного  обозначения первой части суток: утром, поутру, с утра, под утро, к утру, утречком, с утречка, с утреца и т.д. При этом, как выясняется, решая, какое из них выбрать, мы учитываем, в частности, чем человек занимался во время, до и после наступления этого времени суток. Так, мы можем сказать:»Завтра утречком я хотел бы сбегать на речку искупаться «— при том, что фраза «Завтра утречком я хотел бы подольше поспать» звучит несколько странно. Действительно, «утречком» можно заниматься лишь какой-то активной деятельностью. «Утречком» выражает готовность и желание приступить к дневной деятельности, началом которой является утро; отсюда — оттенок бодрости и хорошего настроения. Выражения «наутро», «поутру» и «с утра» используются, когда мы говорим о ситуациях, только что возникших или возобновившихся после перерыва на ночь. Наоборот, выражения «под утро» и «к утру» допустимы, лишь когда речь идет о чем-то, продолжавшемся всю ночь. Так, если мы говорим, что кто-то пил вечером вино, а с утра — коньяк, это значит, что в питье алкогольных напитков был сделан перерыв (скорее всего, для сна), но если сказать «Вечером пили вино, а под утро — коньяк», это будет означать, что пили без перерыва или, во всяком случае, не ложились спать.

«С утра» отличается от других выражений тем, что здесь наиболее отчетливо проступает идея "начиная день". Так, предложение “Он пришел с утра” не может быть понято как "пришел домой": если человек приходит домой утром, то этим он не начинает новый день, а заканчивает предыдущий. С другой стороны, “Он пришел на работу (в гости) с утра” означает, что он начал день с того, что пришел на работу (в гости). Соответственно, “Он ушел с утра” понимается как "ушел из дома", а не "из гостей". Выражение “под утро”, наоборот, заключает идею "заканчивая предшествующий день". Поэтому “Иван пришел под утро” нормально понимается как сообщение о возвращении домой, причем одновременно указывается, что отсутствие Ивана дома затянулось на всю ночь. Надо сказать, что “пришел под утро” уже содержит некоторую негативную оценку, так как в нормативную картину мира входит представление о том, что ночью человек находится дома (и при этом спит). О человеке, приехавшем из командировки, — даже если это было в полшестого утра — странно было бы сказать “Он вернулся под утро”.

Итак, обозначение  времени суток в русской языковой картине мира зависит от того, какой деятельностью оно заполнено, — в отличие от западно-европейской модели, где, наоборот, характер деятельности, которой надлежит заниматься, детерминируется временем суток.

Вечер — это конец дня. При этом семантика конца, заключенная в значении слова «вечер», нетривиальным образом взаимодействует с семантикой начала, присутствующей в выражении «с вечера» (параллельном выражению «с утра»). “С вечера” означает "начиная накануне вечером деятельность, основная часть которой запланирована на следующий день": собрать вещи с вечера, приготовить обед с вечера. Если деятельность, произведенная вечером, не имела продолжения на следующий день, выражение «с вечера» употребить нельзя; нельзя сказать: поел с вечера, лег спать с вечера.

Ночь — это "провал", перерыв в деятельности, время, когда люди спят (поэтому, например, выражение «провести ночь с кем-то» имеет скабрезный оттенок: о человеке, засидевшемся в гостях до утра, не говорят, что он провел ночь с хозяевами). Если по тем или иным причинам человек не ложился спать, то в некотором смысле у него не было ночи.

Таким образом, неуместность обращения "Доброе утро!" к коллеге на работе (которое может быть воспринято как намек на то, что человек имеет невыспавшийся вид) вызвана тем, что утро в русском языковом сознании начинает день и дневную деятельность человека. Приветствие "Доброе утро!" представляет собой нечто вроде поздравления с пробуждением — отсюда, по-видимому, форма "С добрым утром!" ( "С праздником!", "С приездом!" — т. е. это формула поздравления). С этим приветствием можно обратиться к человеку лишь сразу после того, как он проснулся и еще ничего не успел сделать: тем самым оно уместно, вообще говоря, лишь между людьми, которые проснулись в одной квартире (доме, палатке). Если же человек находится утром на работе, это означает, как минимум, что он туда пришел (или приехал), а перед этим, по-видимому, умылся, оделся и, скорее всего, позавтракал, т. е. его дневная деятельность уже давно началась. В ситуации конференции, школы, экспедиции, дома творчества и т. д. люди, живущие в разных комнатах одной гостиницы или общежития, встречаясь утром на общем завтраке, также обычно приветствуют друг друга словами "Доброе утро!", так как завтрак представляет собой начало их дневной деятельности.

Аналогичное приветствие в западноевропейских языках (в тех, где оно есть, т.е., например, в немецком и в английском — в отличие от французского и итальянского) не содержит указанного ограничения, связанного с началом деятельности: слова "Good morning!" или "Guten Morgen!" уместны в любой момент времени с утра до обеденного перерыва. С другой стороны, если человек по тем или иным причинам пробудился от ночного сна лишь в два часа пополудни, по-русски приветствие "Доброе утро!" по отношению к нему будет вполне уместно (хотя и звучит несколько иронично) — что вряд ли можно сказать про английский или немецкий языки.

Тем самым, если для русской модели времени суток  структурно значимыми являются моменты  пробуждения, начала и конца дневной  деятельности, то для западноевропейской модели — полночь и полдень (и связанный с полуднем обеденный перерыв). Это подтверждает расхожее представление о том, что русские в целом более свободно обращаются со временем, чем жители Западной Европы: сами обозначения временных интервалов основаны не на астрономическом времени, а на времени человеческой деятельности.

Одной из основных идейных составляющих русской языковой картины мира является представление  о непредсказуемости мира: человек  не может ни предвидеть будущее, ни повлиять на него. Эта идея реализуется в нескольких вариантах. С одной стороны, она входит в значение ряда специфических слов и выражений, связанных с проблемой вероятности, таких, как “а вдруг?”, “на всякий случай”, “если что”, а также в знаменитом русском “авось” (надо сказать, что как раз последнее слово является устаревшим и в современной речи употребляется лишь "в шутку"). Все эти слова опираются на представление о том, что будущее предвидеть нельзя; поэтому нельзя ни полностью застраховаться от неприятностей, ни исключить, что вопреки всякому вероятию произойдет что-то хорошее. С другой стороны, идея непредсказуемости мира оборачивается непредсказуемостью результата, в том числе результата собственных действий. Русский язык обладает удивительным богатством средств, обеспечивающих говорящему на нем возможность снять с себя ответственность за собственные действия. В русском языке имеется целый пласт слов, а также ряд синтаксических конструкций, в значение которых входит идея, что что-то происходит с человеком, происходит как бы само собой. (Обратим внимание на слово “как бы”, являющееся абсолютно лингвоспецифичным и несущее в себе весьма характерную для русской языковой картины мира идею эпистемической неопределенности. Это выполняет двоякую функцию: с одной стороны, устранения действующего, т. е. ответственного лица там, где он реально есть (возможность сказать, “постараюсь” вместо “сделаю” и “не успел” вместо “не сделал”), а с другой стороны — некоей квазиактивностью, квазиответственностью наделяются вещи и обстоятельства — разнообразные обороты: образуется, обойдется, успеется, конструкция типа “мне не работается” и т.п.). Иначе говоря, в формуле «как бы» само собой есть две составляющие, в равной степени отклоняющиеся от некоего "научного" взгляда на вещи и взаимоисключающие: 1) я не должен предпринимать усилий, чтобы нечто сделать (потому что в конечном счете от меня ничего не зависит) и 2) если я ничего не буду делать, это все равно само произойдет.

Непрозрачность  связи между причиной и следствием, неотличение явлений вероятностных, случайных, происходящих с человеком от его собственных действий, которые он сам производит и за которые должен нести ответственность, безразличие к этой разнице приводит к тому, что в ряде случаев русский язык навязывает ответственность там, где ее реально у человека нет. Таковы весьма характерные русские слова “угораздило”, “умудрился” (Угораздило заболеть в первый день каникул; Умудрился вляпаться в краску и т.п.).

Глагол “собираться” является одним из весьма характерных и труднопереводимых слов русского языка. В современном языке он часто употребляется, особенно в разговорной речи. Наиболее яркая особенность “собираться” состоит в следующем. Хотя этот глагол указывает прежде всего на определенное ментальное состояние субъекта, в нем достаточно сильна и идея процесса. Это отчасти обусловлено связью с другими значениями «собираться»: «Распустив волосы, я долго сидела на постели, все собираясь что-то решить, потом закрыла глаза, облокотясь на подушку, и внезапно заснула» [12]; также: «Хорошо, что ты позвонила, а то я уже целый час лежу и собираюсь встать».

Процесс, подразумеваемый  глаголом “собираться”, отчасти может быть понят как процесс мобилизации внутренних и иногда даже внешних ресурсов (в последнем случае просвечивает другое значение; так, «Собираюсь завтракать» значит не только, что я решил позавтракать, но и что уже начал накрывать на стол). Однако в гораздо большей степени “собираться” предполагает сугубо метафизический процесс, который не имеет никаких осязаемых проявлений. Идея такого процесса составляет специфику русского “собираться” и отличает его как от близких слов русского языка (намереваться, намерен), так и от его эквивалентов в европейских языках (которые соотносятся скорее с намереваться, чем с собираться), англ. to intend (а также to be going to).

Столь важное место, которое глагол “собираться” занимает в русском языке, связано с еще одной особенностью русской ментальности, заключенной в известной формуле "человек предполагает, а Бог располагает". Мы часто предпочитаем говорить “собираюсь” там, где носитель западноевропейского языкового сознания употребил бы более определенное “сделаю”.  

[12] И.Бунин «Заря  всю ночь»

Другое слово, в котором отразилось своеобразное отношение человека к своим будущим  действиям, — глагол “(по)стараться”.

 Его специфика особенно ясно видна на фоне близкого по значению глагола “пытаться”: «Я стараюсь рано ложиться / не употреблять в речи иностранных слов». В таких контекстах “стараться” понимается, скорее всего, суммарно:” Стараюсь рано ложиться” не означает, что каждый вечер предпринимаю попытку лечь рано (такое "распределенное" понимание будет у “Пытаюсь рано ложиться”); “стараюсь” указывает лишь на наличие у человека общей установки, готовности совершить действие — если к тому не возникнет серьезных препятствий. Иногда ему это удается, иногда нет (чаще — да), однако здесь важен лишь общий положительный баланс, т. е. на оценку результата не влияет то обстоятельство, что реально человек поступает так не всегда и даже не всегда прилагает к тому усилия.

 Для “пытаться” (в аналогичном "множественном" контексте), наоборот, наличие отдельных неудачных попыток влияет на оценку конечного результата как отрицательного. Так, “Он старается быть вежливым со своей тещей” вне контекста означает, что он, в общем, ведет себя вежливо, а “Он пытается быть вежливым со своей тещей”, скорее всего, означает, наоборот, что ему это не удается.

Таким образом, специфика русского “стараться” в том, что оно позволяет представить в некотором смысле ничто иное как деятельность, требующую затраты усилий.

Итак, особенность представления о мире, отраженная в русском языке, состоит в том, что наряду с законом и милосердием в нем представлена справедливость, которая гораздо важнее закона, но при этом уступает по значимости более высоким духовным ценностям. Однако, соединяясь с чувством и душевной болью, справедливость повышается в статусе и попадает в один ряд с милосердием и правдой. 
 

Заключение

     Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные  между собой, но различные идеи:1)картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» и 2) каждый язык рисует свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка  или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые  являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы).