Роль Кутлу-Мухаммеда Тевкелева в становлении казахско-русских отношений

Систематического  образования у него не было, но, тем  не менее, он живо интересовался науками, особенно геодезией и картографией, руководил топографическими съемками России, которая в те времена представляла широкий простор для подобной работы.

По официальным  данным, карьера А. И. Тевкелева началась в 1719 г. Это видно из донесения  в Государственную посольскую канцелярию с автографом «турского и татарского языка переводчика Мамьмет Тевкелева», обнаруженного в Российский Государственный Архив Древних Актов. Он пишет, что «по приказу его Царского Величества отправлен из Санкт Петербурха, ис Коллегии иностранных дел на Саратов к стольнику Дмитрию Бахметеву для обучения в калмыцких улусах, в Астрахани калмыцкого языка».

В 1716 г. А. И. Тевкелев участвовал в печально известной  экспедиции А. Бековича - Черкасского, вырезанной по частям в Хивинском  ханстве. После перехода через Эмбу Бекович-Черкасский получил от Петра I приказ отправить разведчика через Персию в Индию для изучения «способов торговли» с ней и потенциальных возможностей «добывания золота».

Для выполнения этой миссии идеально подходил. А. И  Тевкелев, владевший к тому времени татарским, башкирским, персидским языками, а также среднеазиатским языком письменности - тюрки.

Однако задание  Петра I выполнить не удалось.

В Астрабаде  А. И. Тевкелев попал в плен к персам и был освобожден только в 1718 г. после  вмешательства российского посла в Персии А.П. Волынского. В 1722 г. А. И. Тевкелев участвует так же в новой восточной затее Петра - Персидском походе, в ходе которого Россия завоевывает Баку и Решт[8, с. 74]. В 1722 г. он все еще находился в калмыцких улусах. В инструкции подполковнику Н. Львову, состоящему при калмыцком хане Аюке (из донесения губернатора Астрахани А. Волынского в Коллегию иностранных дел от 20 сентября 1722 г.), отмечается: чтоб «быть при нем для переводу писем и для толмачества Мамет Тевкелеву, который здесь ныне для науки калмыцкого языка обретается».

В калмыцких  улусах А. И. Тевкелев пребывал не только для обучения калмыцкому языку. В  Архив внешней политики Российской империи сохранилось также донесение  калмыцких писем переводчика  А. И. Тевкелева в Коллегию иностранных дел от 10 мая 1722 г., где говорится: «...будучи в калмыцких улусах при Аюкае-хане узнал от калмыка Олдоксана, что Аюка-хан, узнав о подходе российского войска к Астрахани, отправил от себя посланца к кумыкскому владельцу, черкасским князьям и Бахтыгирею салтану с такими словами: «российского войска идет множества на низ, и чтобы они о том береглись». Иными словами, в этот период Тевкелев не только выполняет роль переводчика, но уже выполняет и задания Коллегии.

Успешная  деятельность А. И. Тевкелева в калмыцких улусах была прервана, поскольку он был взят в качестве переводчика Петра I в Персидский поход. Уже в августе 1722 г. подполковник Н. Львов пишет о своих трудностях пребывания при калмыцком хане Аюке: «В инструкции написано быть при мне для переводу писем и толмачества Мамету Тевкелеву и оной А. И. Тевкелев взят в военный поход, а при мне толмачей и для переводу писем никого нет, бес чего, будучи в улусах, пробыть невозможно» [6, с.216]. А. И. Тевкелев был предводителем дворянства Белебеевского уезда Уфимской губернии. Депутат I, II, III и IV Государственной Думы от Уфимской губернии, председатель мусульманской фракции в III и IV Думе. Член партии «Иттифак эль-муслимин». Участник Конгресса народов России (1916) в Лозанне (Швейцария). Во время восстания в Туркестане в Степном крае (1916) вместе с А. Ф. Керенским возглавил специальную комиссию Думы, направленную для изучения причин восстания. С марта 1917 г. - член Временного центрального бюро мусульман России.

В 1723 г. преемник Львова на должности, «пребывающий при калмыцком хане Аюке» Василий Беклемишев в донесении в Коллегию иностранных дел и письме к канцлеру, графу Головину также писал о своих трудностях при выполнении основного задания: «...наведование мое не без трудов", "говорить калмыцкого и татарского языка не умею. А которые есть при мне толмачи, те больше из калмык и из выходцев из полону от калмык, с которыми калмыки о таких разговорах говорить опасаются и им не верят. А кубанские татары приезжают к владельцам, также и башкирцы, а хан с татары и калмыцкие владельцы говорят не через толмача, по-татарски сами умеют, а мне посылать в улусы ко владельцам некого, а канцелярских записок у хана и владельцов не бывает, а были б из иных улусов ведомости мне и на письмах благонадежных калмык, да переводить писем у меня никто не умеет! А для вышеписанных секретных разговоров и для переводу писем потребован   мне  темниковской  мурза  Мамет  Тефкелев,   который   был   в калмыках, для науки калмыцкого языка и письма через которого в бытность его в калмыках, калмыки со мною многие секреты говорили такие» [7, с.162].

1.3 Участие А. И. Тевкелева в решении вопроса о подданстве в ставке хана Абулхаира

Благодаря знанию языков, обычаев, традиций степных народов  А. И. Тевкелев пользовался особым доверием у степных владетелей. Эти качества впервые проявились в период его дипломатической миссии в 1731—1734 гг. в казахские степи, которая наиболее подробно освещена в историографии.

Хотелось  бы обратить внимание, что, судя по журналу  А. И. Тевкелева, уже во время своего первого пребывания в казахской степи, он начинает выступать как транслятор имперских идей: «Понеже Российская империя в свете славное государство и такому славному монарху с вами, яко с степными зверьми, быть в миру неприлично, ибо Российская империя от киргиз-кайсаков никакого опасения не имеет и в них нужды и мало нет... В подданстве Российском находятся не токмо они, яко степные звери, но и самовластные цари и ханы, и князья в подданстве Российском имеютца: перво — царь грузинской, второй — хан калмыцкой, третий — Аликулу - хан мугальский, четвертой — Усмей — хан калпацкой, самовластные же князья кабардинския, кумыцкия, терския, барагунские, аксайские».

Интерес Московского  государства к Казахскому ханству  особо возрастает с конца XVI века, когда в связи с установлением торговых и дипломатических отношений России с Хивой и Бухарой через казахские степи началась транзитная торговля с Востоком. Важное торгово-экономическое и военно-политическое значение имело то обстоятельство, что через казахские степи проходил путь из России в Среднюю Азию, Афганистан, Персию, Индию, Китай и другие страны. Однако, несмотря на усилия русского правительства, издавна стремившегося к установлению с Казахским ханством экономических и политических связей, на протяжении конца XVI и всего XVII века особых сдвигов в юго-восточной политике России не произошло.

Торговля  с Востоком, занимая в XVIII веке относительно небольшое место во внешнеторговых оборотах страны, играла важную роль для России и по экономическим соображениям. Не случайно, что в правительственных и торгово-промышленных кругах она была предметом особого внимания и забот.

Лишь после  успехов в Северной войне, укрепления позиции России на юге страны и  персидских походов 1721—1722 гг. Петром I ставится задача проникновения в казахские степи и Среднюю Азию.

Территория  современного Казахстана в начале XVIII века представлял собой соединение трех жузов — Младшего, Среднего и Старшего.

Исключительно тяжелая внутренняя и внешняя  политическая обстановка в казахских степях сложилась в первой трети XVIII века. Постоянные распри между киргизскими ордами и борьба с соседями — башкирами, калмыками и яицкими и сибирскими казаками — в описываемое время настолько ослабили киргизов, что становилось вероятным то, что они не в далеком будущем будут покорены тем или другим соседним народом, особенно они этого могли ожидать от зюнгар, их исконных врагов. Башкиры, как подданные российского государства, находились под защитой российского оружия. Воевать с башкирами означало воевать с Россией. В условиях усиления джунгар и натиска их на казахские степи, единственным спасением было принятие им российского подданства. Накануне и в период присоединения Казахского ханства к России над казахским народом нависла опасность порабощения со стороны деспотических среднеазиатских ханов, поддерживаемых реакционными феодально-клерикальными элементами внутри страны.

Инициатором принятия казахами российского подданства выступил хан Младшего жуза Абулхаир. Географически и исторически Младший жуз был ближе к России, чем остальные два. Его связывали с северным соседом давние торговые и хозяйственные отношения.

Абулхаир  надеялся использовать российское подданство также для укрепления собственной, единоличной власти во всем степном  крае, что, естественно, соответствовало его интересам.

Во время  царствования императрицы Анны Иоановны (1730-1740 гг.) Санкт-Петербург решил  укрепить позиции русских в Башкирии и восстановить порядок в этом беспокойном крае. После обсуждения было принято решение поступить  в духе старых традиций, а именно: в глубине Башкирии запланировать строительство новой, более обширной Закамской оборонительной линии.

Еще в начале 1725 года в Петербург было направлено посольство казахских и каракалпакских правителей, которые обещали оказывать помощь России в борьбе с любым врагом. «Мы нижайшие рабы ваши, — говорилось в письме от 15 января 1725 года на имя русского царя, — «ежель, что повелено от Вашего величества к услужению будет, на что склонность наша служить Вашему величеству главами нашими готовы... единогласно о сем объявляем».

Ответом на это  явилась встреча в 1726 году в каракалпакских степях российского посланника муллы  Максюта Юнусова с Абулхаиром, в ходе которой происходили переговоры о принятии казахами Младшего жуза российского подданства. В результате переговоров Абулхаир направил в Петербург посольство во главе с Койбагаром Кобековым с заданием добиться «протекции» России, получить право кочевий между владениями башкир и рекой Уралом, «чтобы был обеспечен свободный проезд в Россию, безопасность от яицких казаков и башкир, а также разрешено было произвести размен пленных в Уфе» [8, с.93].

Казахи просили  возвратить пленных в обмен на русских пленных и обещали  служить во всякой верности и по указам императрицы.

Однако, миссия Койбагара Кобекова окончилась неудачно, ибо, как указывалось в решении коллегии иностранных дел, «пользы чтобы под протекцию Ее императорского величества быть не находится». Такое решение связано с тем, что принятие казахов в российскую «протекцию» повлекло бы за собой, по мнению российских властей, серьезные осложнения во взаимоотношениях с Джунгарией.

Несмотря  на неудавшуюся попытку, как отмечает в своем дневнике А. И. Тевкелев, «Абулхаир-хан, будучи пред прочими киргиз-кайсацкими владельцами гораздо умнее и  проворнее, и видя, что оная орда, с одной стороны, ... от зюнгарского калмыцкого народа, а с другой от башкирцев частые набеги и разрушения претерпевают, рассудил искать и просить о принятии со всеми его людьми в подданство Российское». Он знал, что башкиры уже находились в подданстве России, были «ограждены от разорительных набегов соседственных владетелей».

Переговоры  возобновились в 1730 году, когда на собрании было решено заключить с  Россией военный союз против Джунгарии. Тогда же Абулхаиру было поручено начать соответствующие переговоры. Но он, вместо предложения о заключении союза, возбудил ходатайство о подданстве.

Посредником выступил знатный башкир Бурзянской волости Алдарбай Исекеев. Алдар  Исекеев — предводитель Башкирского  восстания в 1704— 1711 годов, высокообразованный для своего времени человек. Казахское посольство, возглавляемое Сеиткулом Кайдагуловым и Кутлумбетом Коштаевым, в июле 1730 года прибывает к Алдарбаю и находится в его волости, пока уфимский воевода бригадир Бутурлин не пришлет для сопровождения казахских послов уфимских дворян.

В сентябре 1730 года посольство Абулхаир-хана во главе  с Сеиткулом Кайдагуловым и Кутлумбетом  Коштаевым с полномочиями о добровольном принятии российского подданства прибыло  в город Уфу.

 «Наше заявление к Вашему величеству состоит в том, что с подданным Вам башкирским народом, который находится за Уралом, у нас близких отношений не было. Желая быть совершенно подвластным Вашему величеству, я посылаю своего посланника вместе с Вашим подданным Алдарбаем. Мы, Абулхаир-хан, - говорилось в привезенной грамоте, — с подвластным мне многочисленным казахским народом Среднего и Малого жузов, все преклоняемся перед Вами, ... желаем Вашего покровительства и ожидаем Вашей помощи».

В послании Абулхаира  обращает на себя внимание тот немаловажный факт, что делает упор на весьма напряженные взаимоотношения казахов с башкирами. Это же подтверждается и «кондициями» (условиями) «протекции» казахов, в которых говорится, что башкиры «с ними (казахами) не мирятся».

Между казахской  и башкирской степью имели место существенные противоречия, которые наносили большой ущерб обеим сторонам. Абулхаир рассчитывал, по-видимому, на то, что принятие российского подданства устранит эти противоречия. Характерно требование: «... дабы повелено было им (казахам) с оными башкирцами быть в миру и в соединении» [9, с.76].

Двое представителей от казахов были приняты в Санкт-Петербурге.

Но в то же время, серьезные опасности у  российского правительства вызывали связи казахов и башкир. Башкиры, особенно зауральские, имели тесные контакты с казахами Младшего и Среднего жузов, что было обусловлено близостью их культуры, языка и, в некотором смысле, общностью судьбы в составе Дешт-и-Кипчака.

Башкиры с  большим жизненным опытом, пользовавшихся уважением, избирали старшинами, которые имели огромное влияние на род. Один из таких старшин Таймас Шаимов, управляющий Каратабынской-Боратынской волостью, явился в 1730 году к императрице Анне Ивановне и в дар ей привез лисиц и куниц. За почитание императрица вознаградила башкирского старшину землями, находящимися в настоящее время близ города Челябинска.