Проблемы трудоустройства молодежи в России

    У проблемы занятости молодежи есть один важный аспект – неоднородность этой категории  населения, ее распадение на группы, заметно  различающиеся по своему положению  на рынке труда. Люди в возрасте 25 – 29 лет приближаются по характеристикам  своей трудоустроенности к представителям более старшего поколения, а представители младших возрастных когорт молодежи в свою очередь, имеют с ними не много общего. Известно, например, что и за рубежом под молодежью и подразумеваются люди в возрасте до 25 лет

    К сожалению, анализ молодежного рынка труда  затруднен ввиду отсутствия соответствующих  данных официальной статистики. С 1996 г. из статистических документов ФСЗ  стали исчезать многие данные о занятости  молодежи: показатели региональных уровней  молодежной безработицы, данные о доходах, занятости молодежи. Не дается больше и разбивка данных о молодежи в  соответствии с принадлежностью  к той или иной возрастной группе внутри нее. Представляется, что масштабы изменений в макроэкономических показателях России пока что не таковы, чтобы всерьез изменить социальное положение отдельных возрастных групп, а значит приблизительная  экстраполяция данных середины 90-х  гг. на современный момент оправдана, и анализ материала середины 90-х  по-прежнему актуален.

    По данным Федеральной службы занятости, в 1996 г. удельный вес молодежи, не достигшей 25-летнего возраста, в общей численности  зарегистрированных безработных превысил 20%. В 1996 г. молодежь в возрасте от 15 до 24 лет составляла примерно '/5 трудоспособного  населения страны (19,2 млн. человек). В составе экономически активного  населения ее доля равнялась 13,4% (см. табл. 2), в составе занятого населения - 12, а среди безработных -27%. Эти  данные свидетельствуют о большой  напряженности на молодежном рынке  труда и остроте проблемы молодежной безработицы в России в современных  условиях.

    Молодые люди в возрасте от 16 до 18 лет успевают получить лишь школьное образование, не имеют четкого представления  о будущей специальности. С 18 до 25 лет проходит период получения специального образования, службы в армии. Молодежь, принадлежащая к первым двум возрастным категориям, как правило, выходит  на рынок труда впервые и отличается более низким образовательным и  профессиональным уровнем, не имеет производственного стажа. Все эти факторы обусловливают более низкую ее конкурентоспособность. В отличие от них возрастная категория от 25 до 29 лет ближе к взрослому населению: в нее включены лица трудоспособного возраста с определенным статусом занятости, уже вовлеченные в сферу трудовых отношений. Так, по данным обследования, проведенного Центром исследований рынка труда ИЭ РАН весной 1996 г., 91% опрошенных в возрасте от 25 до 29 лет имели работу в прошлом, тогда как молодежь в возрасте до 25 лет в 60% случаев выходит на рынок труда впервые.

    В различной  степени представители этих групп  испытывают и угрозу безработицы. Данные социологических обследований, проведенных  Центром исследований рынка труда  ИЭ РАН в 1996 и 1997 гг. в службах занятости  Нижегородского и Владимирского  регионов, показали, что безработная  молодежь в возрасте до 25 лет составила 21,5% общей численности безработных. При этом на долю лиц, не достигших 18-летнего  возраста, пришлось лишь 2,7%, а удельный вес безработных в возрасте от 18 до 25 лет равнялся 18,8% (что является самым высоким показателем среди  всех групп безработных, обозначенных границами пятилетних возрастных интервалов).

    Средняя продолжительность зарегистрированной безработицы среди лиц в возрасте от 16 до 29 лет, по данным ФСЗ, в 1996 г. равнялась 6,5 месяца. Российские официальные показатели средней продолжительности молодежной безработицы сопоставимы с аналогичными показателями у взрослого населения, в то время как в развитых странах Запада главной отличительной чертой молодежной безработицы является ее краткосрочность, обусловленная тем, что молодые люди находятся в процессе поиска своего места в жизни, легко меняют сферы деятельности, чередуют учебу и работу. Правда, отчасти это может быть связано с завышением возрастных границ молодежного контингента с 25 до 29 лет.  

1.3. Занятость молодежи: итоги 90-х гг.

    Такое положение  дел сложилось к второй половине 90-х. В этот момент экономикой в целом были достигнуты пиковые кризисные показатели. Несколько позже ситуация в экономике довольно заметно изменилась: после относительной стабилизации 1997 г. (впервые за годы реформ нулевые показатели экономического спада) и дефолта 1998 года начинается медленный экономический рост.

    В связи  с этим интересно посмотреть на то, как же отреагировал на соответствующие  изменения рынок молодежного  труда. Масштабы и характер этих изменений  могут быть в частности основанием для оценки реального содержания трансформации российского общества на современном этапе по отношению к периоду начала реформ, а это в свою очередь дает основания и для прогноза развития событий в дальнейшем.

    Показатели, характеризующие молодежную безработицу, в 1999 – 2002 гг. не отличаются существенно  от аналогичных цифр середины 90-х, так  доля молодежи среди зарегистрированных безработных колеблется сейчас, как  и тогда в районе 20 % есть основания  предполагать изменения размеров реальной безработицы и доли молодежи в  сторону уменьшения, впрочем, из-за дискуссионности данной проблемы мы не станем вдаваться в ее анализ.

    Гораздо динамичнее оказались параметры  внутренней структуры занятости  и безработицы молодежи. Если многие параметры (хотя бы те, что упомянуты  выше), однажды сформировавшись остались неизменными на протяжении всего постсоветского периода, то влияние социального статуса родителей на поведение их детей на рынке труда изменялось и продолжает изменяться стремительными темпами.

    В 1991 г. в семьях с высоким образовательным уровнем после окончания средней школы шел каждый 25, а в малообразованных семьях (где ни один родитель не имеет высшего образования) значительно больше – каждый 16. Данный показатель возрастал в обеих группах, и в 1999 г. почти сравнялся при лидерстве уже первой – с более высоким социальным статусом – группы (61,3 % против 58,4 %). Есть основания предположить, что это лидерство сохранится, а разрыв будет увеличиваться – это позволяет предполагать в частности то, что безработных в структуре второй группы на сегодняшний день в 5 раз больше.

    Заметный  сдвиг фиксируют данные об отношении  к частному предпринимательству. Около 90 % опрошенных считают себя не готовыми к открытию собственного дела - это действительно сильно контрастирует с почти эйфорическим настроем начала 90-х. В этой связи интересен и еще один феномен: уже отмеченное прочное положение молодежных возрастных когорт в занятости на частных предприятиях контрастирует с тем, что в большинстве своем молодежь выбирает госсектор (61,2%). Дело, вероятно, в том, что за послереформенные годы сложилась определенная традиция существования частного предпринимательства и теперь задача его не в том, чтобы расчистить себе место в экономической жизни страны, а в том, чтобы обеспечить свое стабильное воспроизводство. Поэтому, несмотря на более жесткую конкуренцию за рабочие места, менее конкурентноспособные молодые работники формируют заметную группу на частных предприятиях. Отмеченный же выше контраст свидетельствует о том, что частный предприниматель как работодатель и молодой работник еще «не нашли» друг друга в полной мере. О том, что перспективы у развития их отношений есть, говорит как отмеченный выше факт неготовности к самостоятельному предпринимательству большинства, так и то, что по данным упомянутых выше авторов, перспективы улучшения своего материального положения молодежь в массе своей связывает с работой по найму на полную ставку (66,4 %).

    Основой отмеченного выше отношения к  труду по найму были явления просто-таки революционной трансформации социальной структуры начала – середины 90-х. Применительно к реалиям рынка  труда она выражалась, во-первых, в крайне низком уровень межпоколенной профессиональной преемственности (от 3 до 7 процентов в разных профессиональных группах). Учитывая, что речь идет о наиболее массовых профессиях, можно предвидеть печальную перспективу воспроизводства профессиональной структуры в российском обществе.

    Во-вторых, происходило интенсивное перераспределение  молодежной занятости в сферу  распределения и обмена: посреднической деятельностью, оказанием разного  рода услуг и финансовыми операциями стали заниматься в 12 раз больше молодых людей, чем в дореформенное  время.

    В принципе для развитых рыночных отношений  эти процессы могут считаться  оправданным, скажем, как перераспределение  занятости в случае временного перепроизводства. В условиях же нецивилизованного  в правовом отношении российского  рынка, тем более развала производства, это, по оценке ряда авторов, вело к  формированию у молодежи извращенной  мотивации труда, к распространению  в ее среде неэкономических форм распределения (рэкет, вымогательство, мошенничество).

    Данные  процессы, к тому же, происходили на фоне резкого снижения жизненного уровня молодежи и негативно сказывается на развитии потребления. Вместе с тем через средства массовой информации активно формируется стереотип легких заработков, усиливается реклама досуговой индустрии. Разбалансированность уровня доходов и уровня потребления, вызванная этим, приводит к деформации интересов как в сфере труда, так и потребления, к конфликту мотивов в этих сферах. Высокая неудовлетворенность, материальным положением конфликтует, как отмечает В. Чупров, в сознании молодежи с низким уровнем потребности в труде.

    Действительно, можно говорить о том, что отмеченные выше явления, особенно связанные с  социальными девиациями, в настоящий  момент институциализировались и получили возможность для устойчивого самовоспроизводства. Тем не менее, явная трансформация отношения к труду по найму свидетельствует о том, что неоднократно отмеченная нацеленность поколения 90-х на легкую наживу, не стесненную никакими ограничениями, постепенно уступает ориентации на нормальный труд. Позволяют на это надеяться и процессы в экономике, такие как прекращение спада производства и даже некоторый его рост: нынешняя профессиональная структура общества вероятно стабилизируется и окажется в состоянии выработать традиции преемственности.

    Те изменения, о которых шла речь выше, говорят  о возможности изменения ситуации в лучшую сторону. В тоже время, продолжают сказываться как прежние кризисные  тенденции, так и новые. К числу  первых относится сохранение прежних  социально-демографических характеристик  безработицы – и их преодоление  выглядит как наиболее затруднительное: смена демографических волн, разумеется, не зависит от сиюминутных изменений  экономической конъюнктуры. Напряженность  на рынке труда, вызванная вступлением  в трудоспособный возраст поколения 80-х будет в течение некоторого времени усиливаться. Думается, что  вряд ли изменится в лучшую сторону  ситуация, когда ей на смену придет малочисленное поколение реформенного периода, впрочем, причины такого положения  вещей связаны уже не столько  с демографией, сколько с формировавшимися в 90-е социальными стереотипами.

    Важный  момент, от которого зависит положение  на рынке труда молодежи и в  целом ее адаптация в профессиональной - взаимодействие системы профессиональной подготовки со сферой труда, уровень  их взаимной интеграции, соответствием  содержания, структуры профессионального  образования не только запросам реального  рынка рабочей силы, но и перспективам его развития.

    Недостаточная эффективность профессионального  образования обусловлена не только отсутствием учета тенденций  рынка труда, но и рядом других причин. Во-первых, не очень понятно, в чем конкретно состоят эти  тенденции в каждый данный момент времени. Так исследователи, работавшие в самом конце 90-х и использовавшие, естественно, несколько более ранний материал, т.е. материал середины 90-х утверждают, что система образования готовит слишком много специалистов сферы материального производства в ущерб другим отраслям; сегодня же сетования на нехватку квалифицированных молодых стали лейтмотивом работников службы занятости, которые не в силах удовлетворить предъявляемый со стороны работодателей спрос. Во-вторых, несмотря на отмеченную противоречивость оценок, подготовка профессиональных кадров в наше время, действительно, далеко не на высоте. Едва ли не все авторы, пишущие о проблемах профессиональной подготовки молодежи, отмечают неприемлемую в сегодняшней ситуации негибкость учебного процесса. Проявляется она в отсутствии вариативности по срокам обучения, его содержанию и временному режиму (все это делает проблематичным совмещению очной учебы с работой), отсутствует и система постепенной профессиональной адаптации к условиям будущего труда.

    В целом  адаптивные функции образования  сегодня эффективны лишь в очень  низкой степени. В 90-е гг. негативные тенденции предшествующего времени  стали доминирующим, от высшего образования  в значительной мере оказались отсечены представители сравнительно низких социальных статусов. В функционировании вузов все более отчетливо  и выступает в результате тенденция  к воспроизводству не профессиональной принадлежности, а именно этого статуса, заметим, что возможность будущего трудоустройства студенты вузов  связывают чаще всего не с высоким  профессионализмом, приобретенным  за годы учебы, а с содействием  родственников и друзей.

    Именно  сфера профессионального образования  и видится одним из главных  предметов социальной работы с молодежью. В ситуации, когда исчезнувшая  на глазах стройная (безотносительно  к вопросу о ее идеологическом содержании и адекватности запросам общества) система социализации молодежи советского периода не заменена ничем вразумительным, обучение любой профессии должно приобрести осознанную социальную направленность. Социальное обучение должно обеспечивать срочные адаптивные реакции и основу формирования новых программ поведения, основных элементов качества профессионального потенциала молодежи: профессиональной готовности, социально-психологической готовности и условий эффективной занятости. Социальное обучение, по нашему мнению, должно входить в систему подготовки любой профессии, быть обязательным компонентом в подготовке специалиста любого уровня. В рамках индивидуализированного социального обучения предполагается формирование индивидуального стиля социального поведения, учитывающего особенности индивида, обеспечивающего эффективное взаимодействие с социальной средой.