Схизматические тенденции в развитии христианской церкви в iv-xi веках

Политика иконоборчества на первых порах встретила сочувствие основных группировок господствующего класса. Большая часть церковной верхушки и особенно армия энергично поддерживали Льва и Константина.

Противниками иконоборчества были по преимуществу остатки городской знати, пытавшейся еще отстаивать локальную автономию и видевшей в церковном имуществе материальные фонды, которыми местные власти могли бы воспользоваться при необходимости. Но в условиях общей аграризации и сокращения торговли городская знать была не в состоянии играть значительную роль, сама же конфискация церковных сокровищ ослабляла ее еще больше.

Особые условия сложились в  Италии, где под лозунгами иконопочитания выступила феодальная знать, стремившаяся использовать церковную борьбу для обособления от империи.

Особенно деятельными противниками иконоборчества, защищавшими в своих  сочинениях почитание икон, были Иоанн  Дамаскин, патриарх константинопольский Никифор и игумен Студийского монастыря в Константинополе Феодор. Иоанн, один из виднейших христианских богословов, был вместе с тем крупным политическим деятелем при дворе дамасского халифа. Из Дамаска он направил в Константинополь несколько посланий, осуждавших иконоборчество Льва III. Иоанн Дамаскин называл действия Льва разбоем и развивал теорию независимости Церкви от императорской власти. Конечно, рассуждал он, мы должны платить налоги царям, но в церковных делах у нас свои пастыри, и им принадлежит право проповеди и истолковании церковных законов. «Церковь, — заявлял он дальше, — не должна управляться императорскими эдиктами, но традициями, завещанными отцами церкви, — как писанными, так и неписанными».

Иоанн Дамаскин обосновывал также необходимость иконопочитания. Исходным моментом его рассуждений являлись слова псевдо-Дионисия Ареопагита: «Через чувственные образы мы возвышаемся, сколько в силах, к божественному созерцанию». Иоанн Дамаскин раскрывает богословский смысл иконопочитания: икона по своей сущности не тождественна изображаемому, но является лишь его подобием, икона — это символ, однако без него мы не в состоянии воспринять бесплотное. Иными словами, икона есть предмет чувственного мира, при помощи которого верующий приобретает таинственную способность подняться до постижения бесплотного, божественного. Икона, следовательно, в построениях Иоанна Дамаскина оказывается средством сверхъестественной связи земного и божественного, т. е. исполняет (хотя и по-иному) ту же функцию, что и образ богочеловека, соединившего своей искупительной жертвой человека с божеством. Функциональное различие между богочеловеком и иконой заключается лишь в том, что искупительная жертва Христа рассматривалась как однократный акт, создавший, если так можно выразиться, объективную возможность спасения, тогда как икона, хотя и не обладает благодатью столь большой силы, однако действует непрерывно и доступна для каждого верующего. Иначе говоря, вера в спасительную жертву Христа холодна и абстрактна, поклонение же иконе (чувственному символу) вполне конкретно и «человечно».

Следовательно, Иоанн Дамаскин (независимо от его субъективного желания и веры) выдвинул на первое место в культе икону. Развивая этот тезис, он поднимал культ икон до космических масштабов, под его пером все превращается в икону: писание—это икона, отражающая волю божью, и сын божий (Христос)— это икона как отражение бога, и праведный человек — это образ бога и т. д.

Еще дальше Иоанна Дамаскина в апологии икон пошли патриарх Никифор и Феодор Студит, действовавшие в начале IX века, когда иконоборчество понемногу уже теряло свое значение. По мнению Никифора, икона тем отличается от идола, что является образом прототипа, тогда как идол — лишь пустое измышление. Культу икон Никифор даже отдает предпочтение перед чтением и слушанием (что соответствовало всей культурной обстановке того времени), ибо слово, по его мнению, может привести к ложному восприятию. Согласно Феодору Студиту, иконы открывают возможность постижения божественных тайн и, более того, без восприятия (зрительного) плоти Христовой нельзя познать бога. Если бы духовным взором, без посредства чувственных образов, можно было постичь сущность Христову, рассуждает Феодор Студит, то к чему было бы тогда воплощение сына божьего? Вот почему Феодор Студит объявляет почитание икон обязательным и никто из верующих, даже самые совершенные среди них, не может уклониться от культа икон.

Это учение иконопочитателей об иконах объясняет одну из причин поражения иконоборчества: культ икон как чувственных образов, посредствующих между земным и бесплотным; открывающих путь в сферу божественного, соответствовал самой природе христианства, ибо христианство, как мы старались показать выше, имело своей объективной задачей преодоление дуализма — идеи, по самой ее природе обращенной против существующих порядков и приводящей к признанию земного мира творением дьявола. Именно поэтому уже очень рано иконопочитатели (в том числе Иоанн Дамаскин) начинают отождествлять иконоборчество с манихейством. Эта (пусть чисто внешняя) близость иконоборчества, оставшегося по своей сущности движением внутри господствующего класса, к идеологии народных масс способствовала тому, что в IX веке иконоборчество теряет значительную часть своих сторонников среди правящих кругов Византийской империи и оказывается скомпрометированным.

Далее, следует учитывать, что преемники  Льва III к середине IX века фактически выполнили свою политическую программу: государственный аппарат был укреплен, положение на границах империи стабилизовано, Церковь поставлена под контроль государства. Внутри господствующего класса оставалось все меньше сил, сопротивлявшихся централизации. Борьба, следовательно, теряла политическое содержание. Вместе с тем она приводила к ослаблению господствующего класса, к его раздвоению. Насколько это было опасно, показали события начала 20-х годов IX века, когда массовое народное движение, руководимое Фомой Славянином, восприняло лозунги иконопочитателей. В результате всего этого иконоборцы, осуществив политическую программу, пошли на компромисс и отказались от своих богословских концепций. Культ икон был восстановлен и занял на многие столетия важное место в церковной практике [18, с. 40-41].

Римские папы использовали иконоборческие споры в своих интересах. Они выступили против иконоборчества. Борьба протекала очень остро: папа Григорий III (731—741) официально осудил иконоборцев, император Лев III бросил его послов в тюрьму. Византийские территории в Южной Италии и Иллирии были изъяты из-под церковной власти пап и переданы константинопольскому патриарху. Столкновения в иконоборческом споре стало еще одним шагом к церковной схизме. В VIII веке византийское духовенство, особенно монашество, еще само сопротивлялось иконоборческой политике, и господствующий класс Византии, в конце концов, возвратился к иконопочитанию. Когда в 787 году церковный собор в Никее, седьмой вселенский собор, восстановил почитание икон, это было большой победой папства. Окончательная победа иконопочитателей была оформлена в 843 году.

С середины IX века начинается медленный, постепенный, часто непоследовательный процесс усиления папской власти. Папы постепенно подавляют сопротивление крупных церковных иерархов, архиепископов, считавших себя столь же суверенными владыками в своих диоцезах, каким папа был в Риме. Укрепляется и светская власть папы. Борьба за верховенство между папским престолом и франко-германскими императорами привела к необходимости разграничения прав между ними, что и было сделано конституцией Лотаря в 824 году. По этому документу папа получал исполнительную власть и право короновать императоров [39, с.385].

Фигура папы римского стремительно приобретала политическое значение и играла ведущую роль в геополитике средневековой Европы. Римский престол, заявляя о своей роли, определил своего главного соперника, коим стал основанный Константином «Новый Рим». Рим болезненно воспринимал любые успехи Константинопя, так как считал подобное ущемлением интересов прародителя. Рим и Константинополь сталкивались и в вопросе о примате папства и в вопросе о территориальном разграничении.

Новый этап борьбы двух христианских кафедр приходится па IX столетие.

Казалось бы, именно в это время  не было никаких оснований для  столкновений между Римом и Константинополем: в 843 году в Византии было окончательно восстановлено иконопочитание и тем самым ликвидирован конфликт с папством. Но, тем не менее, сразу же после победы иконопочитателей противоречия между патриархом и папой достигают такой остроты, что едва не приводят к расколу. Политическое содержание этих противоречий проступает отчетливо и определенно.

Трагическая драма, которая  вскрыла уже существовавший в  Церкви раскол и обусловила собой  дальнейшие открытые неприязни в  жизни восточных и западных христиан, состояла из нескольких актов и разыгрывалась, с значительными интермедиями, в течение нескольких столетий. Один из актов имел место в IX веке, главными действующими лицами были папа Николай I и патриарх Фотий.

В Восточной церкви в IX веке назревала сложная ситуация.

Византийское  монашество, вынесшее на своих плечах штурм гонений  за иконы, давшее много мучеников  и исповедников, пользовалось в Византийской империи еще с конца VIII века, в  особенности в IX веке, необычным авторитетом. Монахи стали не только самыми желательными, но почти и единственными кандидатами для епископских кафедр [33, с. 322].

Константинопольскую кафедру  с 842 г. занял Мефодий (842-846 г.). Его заместил Игнатий, сын императора Михаила II, с ранней молодости постриженный в монашество.

По отзыву современника, Игнатий  был «отличный монах, но не блестящий патриарх». Он был необразован и не видел особого смысла в образовании, считая, что христианину достаточно вести аскетический образ жизни и постоянно пребывать в молитве. Основной своей целью он полагал укрепление монастырей, что часто делалось за счет других сфер государственной жизни. К тому же в своих оценках и решениях Игнатий бывал резок и несправедлив. В конце концов, его деятельность стала вызывать недовольство в определенных кругах [28, с. 162].

В это время власть принадлежала императору Михаилу III, который вступил  на престол в 842 году после смерти императора Феофила в возрасте шести  лет. Опекунами-правителями были: его  мать Феодора, куропалат Феоктист, патриций Варда, брат императрицы и магистр (генерал) Мануил. Император находился под влиянием своего дяди Варды, человека порочного и не гнушавшегося никакими средствами для достижения власти. Варда старался подчинить себе молодого императора, развивая и потворствуя его страстям. В столице ходили слухи о связи Варды с женой его умершего сына Петра. Патриарх Игнатий резко обличал развратное поведение Варды и особенно порицал вышеупомянутый грех. Однажды он не допустил Варду к причастию в день Богоявления. Такой поступок послужил причиной усиления придворной партии противников Игнатия. Помимо светских противников Игнатия существовала еще и церковная партия, во главе которой стоял Григорий Асбеста, архиепископ Сиракузский. Вражда против Игнатия соединила Варду с Григорием Асбестом.

В конце 855 г. Михаил III, при содействии придворной партии, лишил власти свою мать  и заключил во дворце Кариана, став сам полновластным царем, а от патриарха Игнатия царь вскоре потребовал — насильно постричь в монахини мать и сестер, заставив их, таким образом, навсегда отказаться от трона. Патриарх Игнатий не согласиться с этим. Этого его враги не могли простить ему. 23 ноября 857 г. он был, против его воли, низложен и отправлен в ссылку на остров Теревинф. Господствующая партия, очевидно, не была заинтересована во власти монахов, и на место патриарха поставила светское лицо, государственного секретаря, Фотия [33, с. 322-323].

Фотий был человек талантливый, искусный и опытный дипломат, ученейший человека своего времени и выдающийся богослов. Ему было около 60 лет, его брат был женат на сестре императрицы Феодоры. Он понимал сомнительность законности своего постановления на кафедру, так как Игнатия устранили без суда, светской властью. У Игнатия было огромное число приверженцев, особенно среди монашества. В такой ситуации Фотий поступил дипломатично: он пообещал почитать Игнатия как своего отца.  Многие поверили ему в этом и отчасти успокоились. Но дальнейшие события показали, что Фотий или не мог, или не хотел, выполнить этого своего обещания. От патриарха Игнатия требовали добровольного отречения, но он не соглашался. Надежды на мирный характер смены церковной власти не оправдались. В Константинопольской Церкви возник раскол.

Приверженцы Игнатия собрались  в храм св. Ирины и, обсудив дело об «узурпаторе», предали Фотия анафеме. Фотий, со своей стороны, противопоставил ему собор в храме св. Апостолов, где была произнесена анафема на Игнатия. Приверженцы патриарха Игнатия подверглись притеснениям и гонениям со стороны Варды гонения приняли столь ярый характер, что даже Фотий просил властей пощадить гонимых приверженцев экспатриарх. Результатом проводимой политики стало быстрое уменьшение приверженцев Игнатия. Их осталось из епископов лишь 5 человек. Из них — Митрофан Смирнский и Стилион Неокесарийский.

При дворе жизнь приняла раскрепощенный, даже порочный характер. Молодой царь, забыв о делах правления, предавался радостям земного мира, причем осмеивались даже церковные таинства.

Вступив на патриаршую кафедру, Фотий уведомил об этом лишь восточных патриархов [28, с.162]. Фотий почему-то медлил уведомить об этом Рим. Рим узнал из писем Фотия и императора об иерархических переменах только через три года (857-860 г.). Обращение Фотия в Рим последовало почти в то же время что и послание Игнатия, который апеллировал к папе. Величая его «патриархом всех кафедр, наследником князя-апостола», он жаловался на незаконное смещение его с престола. В свою очередь Фотий, в своем письме папе оправдывая свое патриаршество вынужденными обстоятельствами и подчеркивая, что престол он занял против воли, когда его "предшественник" сложил свои полномочия и жаловался на трудности своего положения. Фотий желает уладить возникший конфликт.

Папа Николай I, ближе познакомившись с делом, поспешил воспользоваться этим случаем. Он стремился в данной ситуации вмешаться, доказав тем самым лишний раз свое превосходство, тем более что этому благоприятствовала ситуация, так как восточные иерархи сами обратились к нему за разрешением вопроса как к судье. Николай I созвал Собор (в сентябре 860 г.), на котором было постановлено отправить в Константинополь двух легатов — епископов Родольфа и Захарию, которые должны были изучить дело Игнатия и доставить папе на разрешение. Через легатов папа также передал письма к императору и Фотию. Императору папа писал, что тот будто бы поступил вопреки церковным правилам, низложив одного патриарха и поставив другого, без ведома  папы. А Фотия обличал в честолюбии и незаконном принятия патриаршего сана, так как церковные законы запрещают возводить мирян сразу на все церковные степени, причем прибавлял, что он до тех пор не признает его патриархом, пока его легаты не разберут всего дела.