Смеховая культура

Шел я лесом — видел  беса — 

На чугунных, на ногах;

Ноги  длинны, нос ольховый,

Папиросочка в зубах.

      (Ефремова Р.В. 1921 г.р. — с. Калгалакша)

Эта «Папиросочка в зубах» делает нагнетенное описание страшности лешего неожиданно приземленным, очеловеченным. Опасность насмешки над нечистой силой.

Однако  когда смех выступает, как проявление неверия он становится помехой, а иногда и опять же причиной роковых последствий. В тех же быличках о леших можно было встретить подобные рассказы: «Если заблудился в лесу, надо переодеть одежду. Я ей говорю, а она мне не верит. Хохотала, хохотала, так целый час блудили. Все-таки переоделись, а тропинка-то рядом» (Прокопьева Т.Ф., 1946 г.р. — д. Рыжково). В данном случае смех не являлся ритуальным действием и поэтому не выполнял функции оберега. Смех обесценивал не проблему, а решение проблемы. В другом случае смех как насмешка, проявление неуважения к «нечистой силе» влечет за собой наказание. На Кенозере нами было записано несколько схожих вариантов былички о потерянных овцах. Приведем в пример одну из них. «Однажды потерялись две овцы. Искали, мы их целую неделю, не могли найти. А мне бабушка сказала поворожиться. Сказали, надо подмести дом в большой угол, положить все в передник. Это надо делать утром рано. Найти место в лесу, далеко, где три дороги сходятся. Сходила я к лесу и мусор выкинула, да сказала: «На твое, отдай мое». Пришла домой, снежная от ужаса, и надо мной засмеялся муж. А утром нашли овец мертвых. А вот, говорят, не надо ему смеяться-то было и они бы, овцы, живыми бы остались. Муж посмеялся над лессовым то, а тот взял да и овец утопил» (Заляжная Л.Ф., 1958 г.р. — д. Рыжково).

ГЛАВА 5.

Проявление  смехового мира в  малых жанрах.

Так как  календарная и семейная обрядности на современном этапе зачастую утрачиваются, возникает вопрос, где же находит свою реализацию смех сейчас в традиционной культуре, в чем может выразиться, в каких формах? Ответом на этот вопрос может быть — в малых фольклорных жанрах — анекдотах и частушках. В связи с этим нами были предприняты попытки рассмотреть особенности проявления смеха в этих жанрах в современной традиционной культуре на основе материалов наших экспедиций.  

5.1. Анекдот в традиционной культуре.

В отношении  анекдотов на основе экспедиционного  материала можно сделать следующие  предположения, что их репертуар, бытующий в современной деревне, полностью идентичен репертуару, имеющему или имевшему хождение в городе. Это, правда, и не странно, если считать родиной анекдота город. При сборе материала выявилась одна закономерность, по которой наблюдается определенное отставание репертуара анекдотов по содержанию. Отставание наблюдалось по всем параметрам: По времени популярности — анекдоты, которые имели пик популярности в городе несколько лет назад (от 2-х до 5-ти), а сейчас уже не имеют широкого хождения среди городского населения, — являются самыми популярными в деревне.

      По возрастному репертуару — анекдоты, которые рассказываются в городе более младшими, в деревне рассказываются более старшими по возрасту (например, характерный набор для младших школьников из города здесь рассказывается школьниками средних классов). То есть опять отставание от 2-х до 5-ти лет, но это наблюдается у информантов младшего поколения (4—18 лет), у среднего и старшего поколения мы не заметили существенных возрастных изменений в репертуаре.

По уровню интеллектуальности и сложности  комической ситуации — точно определить степень отставания здесь очень  трудно, но наблюдается использование  в основном внешних и грубых —  несоответствия в построении смеховой ситуации, а анекдоты по типу сложной семантической игры слов или многоплановости ситуации, то есть так называемый «тонкий юмор», широкого хождения, как показывают наши наблюдения, в деревне не имеет.

5.2. Анекдотические былички.

Особо следует отметить наличие местных  историй, которые являются по жанру чем-то промежуточным между быличкой и анекдотом. В основном они связаны с часто встречающимся явлением в деревне, имеющим свои корни в повальном пьянстве, особенно среднего поколения — белой горячкой. Приведем в пример несколько подобных историй, рассказанных нам информантом младшего поколения М. Головиным (1978 г.р. — с. Калгалакша): «Мужик напился и уснул. Просыпается от топота на печке, смотрит, а там рота сухариков марширует, а ротный орет: «Рота, кругом!» Промаршировали они и успокоились, тогда мужик и уснул».

«Мужик  просыпается на кухне от ветра. Глядь, а под потолком вертолет летает».

«Приходит к мужику парнишка, а ему дядька говорит: «Осторожно, здесь уточки резиновые  ходят». «Где?» «Во, в тумбочку просятся, открой. Все, зашли, теперь закрывай».

В этих рассказах, для отнесения их жанру  анекдота, не хватает неожиданного разрешения ситуации. Но, несмотря на отсутствие неожиданности, здесь существует особый комический механизм, основанный на несоответствии восприятия мира нормальным человеком и героя, находящегося в состоянии измененного сознания. Смех здесь выполняет функцию обесценивания актуальной проблемы, переводя болезнь в комическое состояние.

5.3. Топонимическая частушка.

Частушки, имеющие исключительно местный  характер, привязанные к топонимии данного района, дают богатый материал для понимания психологических особенностей данного этноса, района, деревни; в частушках отражается самооценка жителей деревни, их отношение к внешнему миру. Например, частушки из Черной Речки, пропетые на вечерке у Кораблевой У.Е. (1928 г.р.):

В Черноречку идти — 

В гору подниматься.

Чернореченских  любить — 

Не  стоит заниматься.

В Черноречке две избушки 

Ходят птички вдоль крыльца.

Бабка кудри завивает — 

К милому торопится.

А вот  частушки о Калгалакше (Ефремова Р.В., 1921 г.р.):

Калгалашская  деревня — 

Верти, верти, верти.

Ребята  вшивые завшивели  — 

Боятся  подойти.

Я на Каностров хожу — 

Сам собой не дорожу.

Пускай  головушку проломят — 

Я платочком привяжу.

Во всех этих частушках заметно легкое, а порой и не легкое, подтрунивание над собой, самоирония, над ситуацией в деревне, над своими обычаями и взаимоотношениями. Например, последняя из приведенных Чернореченских частушек ярко показывает осмеяние современной ситуации в деревне. Так же первая приведенная частушка из Калгалакши смеется над собственной нечистоплотностью, а вторая отражает не очень дружественные взаимоотношения двух частей деревни, разделенных рекой — Калгой и Каностровом. При всем при этом происходит осмеяние ситуации — возвышение над ней, не принятие вроде бы печального положения (бессмысленности любви в Черной речке, вымирания деревни и т.д.) как серьезного, а переведение ее в смеховой ракурс, благодаря чему уходит страх перед ней, так как то, что смешно — уже не страшно.

Несколько иные частушки о селе Конево Плисецкого района, записанные на оз. Кенозере (Сивцева А.Ф. 1945 г.р. — д. Поромское):

По  Коневушку я шла,

Низко поклонилася.

Дроля ужинать садился,

Ложичка сломилася.

Что Коневушко, Коневушко  — 

Большое-то село,

Что Коневские ребята

Завлекают хорошо.

Конево  — это село, расположенное на выезде в «большой мир» из Кенозерской  системы деревень. В кенозерских  деревнях мало молодых парней, а  Конево — это уже другой, но еще  свой мир, на который возлагаются  надежды, но не в серьезной, а ироничной форме. Если бы в серьезной, то если не «завлекут», то возникнет фрустрирующая ситуация, ситуация обманутых ожиданий, а если ожидания выражаются как бы не серьезно, то и не выполнение их так же не страшно.

Соотнесение репертуара частушек с характером информанта:

При соотнесении  репертуара частушек с характером личности информанта нами была отмечена определенная взаимосвязь характера частушек от самооценки и отношения к миру информанта. Любопытно, что у разных людей, живущих в одной деревне, одинакового возраста, которые вместе переживали объективные трудности жизни, характер репертуара различен именно в зависимости от отношения к миру — либо как к неизбежному гнетущему року, либо как к объективной данности, на которую если посмотреть с некоторой долей иронии, то жить еще можно. В первом случае (как к року) частушки будут примерно такого содержания:

Бедна я, бедна я,

Бедной  уродилася.

Кабы  я была стеколышком  — 

Давно уже разбилася.

      (Костина А.М. 1914 г.р.  — с. Калгалакша)

Много горя у меня,

Много и печали.

Все веселая хожу,

Чтоб  не замечали

      (Старицына Т.Б., 1935 г.р. — д. Рыжково) 

Во втором случае характер частушки будет приблизительно следующий:

1. Пейте девушки вино —

Да  сорок градусов оно.

Холостого, что женато —

Нам любить-то все равно.

      (Ефремова Р.В. 1921 г.р. — с. Калгалакша)

2. Я весела, я весела,

Я весела девушка.

Кабы  мне, веселой девушке,

Веселого  дружка.

      (Тишинина М.Д. 1923 г.р. — д. Першлахта) 

3. Мне не все о горе плакать,

Не все о нем тужить,

Надо  маленькую долечку 

На  радость отложить.

      (Сивцева А.Ф. 1945 г.р.  — д. Поромское) 

4. Поиграй повеселей,

Веселее этого.

Я и милого люблю 

Только  из-за этого.

      (Виноградова М.А., 1927 г.р. — с. Лекшмозеро)

Весело  смотришь на жизнь — веселым он и кажется.

В первом случае происходит иллюстрация тяжелой  жизни, но так как для этотого используется комический жанр, то оценка горестного в смеховой форме помогает существовать в данности, воспринимая ее такой, какая она есть. Во втором случае частушка помогает преодолеть объективные проблемы через переведение всей ситуации в веселую, через желание видеть все более радостно, чем оно есть на самом деле. Весело смотришь на мир — веселым он и кажется.  

Заключение 

Один  и тот же комический жанр может использоваться по-разному в зависимости от личности человека, который им пользуется, но каждый раз выполняются сходные функции смеха, помогающие в непростой жизни.

      Мало выражены такие функции смеха, как агрессивная и интеллектуальная, хотя они, так или иначе, реализуются, но не на ведущем уровне.

    Практически полное исчезновение карнавального смеха не уменьшает роли и важности смеха в традиционной культуре.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Литература:

1. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1997. С. 28.

2. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 78.

3. Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смеховой мир Древней Руси. Л.,1984. С. 19.

4. Бахтин М.М. Там же. С. 104.

5. Домострой Сильвестровского извода. Киев,1992. С. 18.

6. Цветаева М. Избранные произведения. Минск, 1984. С. 9.

7. Иоанн игумен Синайской горы. Лествица. М., 1994. Сл. 7.

8. Там же. Сл. 12.

9. Лихачев Д.С. Там же. С. 15-16.

10. Даль В.И. Пословицы русского народа в 3-х т. М.,1993.

11. Лихачев Д.С. Там же. С. 72.

12. Бороденко М.В. Два лица Януса-смеха. Ростов-на-Дону, 1995, с. 29.