Экономический рост и проблема его осуществления в странах с переходной экономикой

3.4.Глобализация в историческом контексте.

Несмотря на очевидную разноголосицу в трак­товке понятия глобализация, не в последнюю очередь, быть может, обусловленную беспреце­дентной масштабностью и недостаточной изучен­ностью этого феномена, никто, вроде бы, не ос­паривает того, что она изначально нацелена на максимизацию экономического, научно-техниче­ского и культурного взаимодействия различных стран независимо от их цивилизационной принад­лежности, уровня развития и местоположения. Взаимодействие, которое по определению несет в себе некое интегрирующее начало. Среди боль­шинства исследователей, похоже, нет разногла­сий и в том, что это взаимодействие в основе сво­ей связано с научно-техническим прогрессом (НТП) и неустанно им подпитывается. Коль ско­ро это так, то в первом приближении глобализа­цию экономики можно было бы, по-видимому, определить как диверсификацию, расширение, углубление и уплотнение всей системы трансна­циональных хозяйственных и культурных связей, что, в конечном счете, придает им общепланетар­ное, глобальное измерение.

Так или примерно так определяют суть глоба­лизации ведущие международные экономические организации. В качестве ее основных звеньев МВФ, например, выделяет мировую торговлю, транснациональные финансовые потоки, перели­вы технологий, информационные сети и взаимо­действие культур, а ЮНКТАД акцентирует вни­мание на "глобализации производственных про­цессов через международную производственную кооперацию" на основе поузловой и поопераци­онной специализации, опирающейся на сравни­тельные преимущества кооперирующихся стран.

Думается, что, несмотря на некоторую схема­тичность, эти определения раскрывают основное содержание и общую направленность глобализационных процессов, обеспечивают их увязку меж­ду собой и "привязку к местности". Речь не о кон­кретных видах меж- и транснациональных взаимо­действий, а о таких обобщающих формах их проявления, как интернационализация и глобали­зация. Оба понятия нередко используются как си­нонимы. Но несмотря на безусловную смысловую близость, это тем не менее разные процессы.

Интернационализация, будучи порождением промышленной революции, заложившей основы техногенной цивилизации, отражает ее достиже­ния и является неотъемлемой частью механизма распространения этих достижений. Глобализация же представляется продуктом информационно-коммуникационной революции, облегчающей и ускоряющей экспансию техногенной цивилиза­ции. Создав технические предпосылки и стимулы к развитию внутриотраслевого международного разделения труда (МРТ) на основе поузловой и пооперационной специализации и новейшие тех­нологии управления трансграничными товарны­ми и финансовыми потоками в режиме реального времени, информационно-коммуникационная ре­волюция выдвинула на авансцену социально-эко­номической жизни транснациональные производ­ственные комплексы и могущественные ТНК, способствовала отрыву финансового капитала от реальной экономики и превращению его в само­стоятельную, практически не поддающуюся кон­тролю силу. В последние годы широкое распространение получила идея, что глобализация представляет со­бой качественно новую ступень интернационали­зации экономической жизни. Тиражируя посредством демонстрационного эффекта инфор­мацию о технико-экономических и социальных до­стижениях лидеров техногенной цивилизации и тем самым ускоряя модернизацию потребностей эко­номически отсталых стран, интернационализация усиливает их мотивацию к развитию.

Учитывая это обстоятельство, глобализацию, как представляется, следует рассматривать скорее как некую дополнительную сугубо современную форму проявления одного и того же феномена (два в одном), суть которого наиболее адекватно выра­жает, пожалуй, понятие мирового интегрирующе­го развития (МИР), введенное в научный оборот А. Солоницким[1]. Так что глобализация не замеща­ет и не отменяет интернационализации, а происхо­дит наряду и одновременно с ней, приумножая ка­налы, формы и способы мирохозяйственной и со­путствующей ей культурной интеграции стран, относящихся к различным цивилизационным аре­алам и находящихся на разных ступенях общест­венно-экономической зрелости.

Глобальные проблемы одно из проявлений глобализационного процесса, и нахо­жу целесообразным особо выделить те из них, ко­торые отражают реальное или прогнозируемое нарушение равновесия природных и

обществен­ных систем, чреватое исчерпанием биоресурсно­го потенциала планеты. Но труд­но согласиться с тем, что глобальные проблемы порождены самой глобализацией. Это формаль­но логическое построение противоречит его соб­ственному исходному посылу и - что особенно важно - фактически дезавуирует подлинную при­чину эколого-ресурсных проблем, которая кроет­ся в самом НТП и конкретных формах его прояв­ления, обернувшихся кризисом индустриального общества. Между тем, в глобальных эколого-ре­сурсных проблемах, быть может, и заключается основное отличие подлинной глобализации от той, призрак которой маячил на рубеже XIX и XX вв. Нарастание этих проблем, угрожая самому суще­ствованию человечества, играет далеко не послед­нюю роль в усилении взаимозависимости нацио­нальных хозяйственных систем, на котором акцен­тируют внимание практически все исследователи. Однако, как представляется, дело не только в са­мом обострении эколого-ресурсных проблем, как таковом, но прежде всего в обусловленной им гло­бализации проблемы развития, более или менее удовлетворительное решение которой требует совместных усилий всего мирового сообщества.

Информационно-коммуникационная револю­ция ускорила развитие мирохозяйственных отно­шений. В последние три десятилетия XX века, в об­щем и целом совпадающие со временем ее развер­тывания, физический объем мирового товарного экспорта вырос почти в 4,9 раза при увеличении совокупного ВВП мирового экономического сооб­щества в 2,4 раза. Однако динамика этих двух по­казателей изменялась в противоположных направ­лениях, несмотря на ускорение среднегодовых тем­пов прироста экспорта в 90-е годы в сравнении с 70-ми в 2.4 раза (с 2.7 до 6.5%), прирост ВВП за тот же период замедлился в 1.4 раза (с 3.6 до 2.6% в год) [2].

.

В итоге с учетом коммерческих услуг доля мирового ВВП, поступающая в каналы междуна­родного экономического обмена (в профессио­нальной литературе нередко называемая экспорт­ной квотой), в 1965-2000 гг. выросла более чем в 1.9 раза и к концу века достигла 23%[3]. Много это или мало, сказать трудно - однозначного ответа на этот вопрос, очевидно, не существует. Для одних стран мало, а для других может быть и много. Все зависит от конкретных обстоятельств. В частнос­ти, от того, в чем выразилась и как отразилась воз­росшая степень включенности в МРТ на условиях и возможностях развития каждой отдельно взятой страны, различных групп стран и их совокупности.

Словом, саму по себе интенсификацию миро­вой торговли, как и повышение общего уровня мирохозяйственной взаимозависимости, едва ли можно безоговорочно рассматривать в качестве свидетельства экономической глобализации. Во всяком случае, если считать ее процессом превра­щения "рыхлой совокупности более или менее взаимосвязанных стран в целостную экономичес­кую систему, где национальные (страновые) со­циумы оказываются составными элементами единого всемирного хозяйственного организма"[4], каждый из которых, надо полагать, по определе­нию, должен быть (стать) здоровым.

Вопросы, касающиеся их здоровья и оздоров­ления, рассматриваются ниже. Здесь же уместно отметить далеко неоднозначную роль интеграци­онных блоков и группировок, на которые подчас ссылаются как на подтверждение успехов в фор­мировании единого всемирного хозяйственного организма. Спору нет, такие объединения при ус­пешном их функционировании увеличивают сте­пень вовлеченности в МРТ стран-участниц и спо­собствуют их развитию. Но эти объединения, в сущности, нацелены и реально служат скорее инст­рументом взаимной поддержки интегрирующихся национальных хозяйственных систем, нежели средством их "растворения" во все более усложня­ющемся и теряющем устойчивость глобализирующемся мире. Преференциальный режим, 4

устанав­ливаемый странами-участницами для развития взаимовыгодного сотрудничества, одновременно дискриминирует другие страны. Стало быть, "регионализация" мирового интеграционного про­цесса, растаскивая его по различным квартирам и экономически эти квартиры выделяя, не устраня­ет барьеры на пути глобальной интеграции, а лишь изменяет их пространственную конфигура­цию.

   Спорным представляется тезис, что "в усло­виях глобализации национальные и всемирные экономические отношения начинают меняться ролями"[5]. Во-первых, такая постановка вопроса не учитывает специфику развивающихся стран, индустриализация которых в отличие от пионе­ров промышленной революции инициировалась их подключением к международному разделению труда, а экономическое возвышение неразрывно связано с развитием и консолидацией националь­ного (внутреннего) рынка. Во-вторых, как бы ни возрастала роль транснациональных и наднацио­нальных экономических структур, они едва ли смогут подмять под себя наиболее крупные и зна­чимые национальные экономики и тем более их интеграционные объединения, порождением, а до известной степени и инструментом которых эти структуры являются, равно, как и полностью иг­норировать реальное положение дел в остальных странах и на неподконтрольных им рынках. Да и "глобальная экономическая погода" зависит не только от китов большого бизнеса, но во многом и от многомиллионной армии других, более мел­ких, экономических субъектов, а также и от эко­номической политики разных стран. Особенно, если учесть, что реальный вес ТНК в мировой экономике из-за некорректного отождествления их валовых продаж с добавленной стоимостью сильно преувеличен.

С другой стороны, при оценке перспектив эко­номической  глобализации   нельзя   абстрагиро­ваться от неравномерности развития, имманент­ной процессу общественной трансформации. Тем более   что   информационно-коммуникационная революция способствовала ее усилению, обернув­шемуся возникновением нового так называемого цифрового барьера между лидерами и аутсайдера­ми техногенной цивилизации. Его формирование помимо ускорения НТП связано с существенным увеличением интеллектуальных и экономических ресурсов, необходимых для освоения современных научно-технических достижений, несмотря на оче­видную тенденцию удешевления создаваемой на их основе продукции. Некоторому сглаживанию нарастающей неравномерности и (или) амортиза­ции ее последствий, наверное, могли бы как-то посодействовать ведущие международные эконо­мические организации. Однако пока все происхо­дит с точностью до наоборот.

      3.5. Догоняющее развитие под прессом рыночного фундаментализма.

Переориентация МВФ с первоначально наме­чавшегося содействия в преодолении экономиче­ских спадов и восполнении провалов рынка на форсированное открытие слаборазвитых эконо­мик вкупе с соответствующими коррективами по­литики Всемирного банка и ГАТТ/ВТО, не обеспе­чила вожделенной динамизации затухающего рос­та лидеров техногенной цивилизации, но во многом осложнила положение ее аутсайдеров, а тем самым и общую ситуацию в мировом хозяйстве.

Прежде всего, следует отметить нередко ус­кользающую от внимания научной общественно­сти дестабилизацию множества развивающихся экономик, не в последнюю очередь обусловлен­ную неоправданно поспешными, плохо подготов­ленными рыночными реформами. Как следует из материалов конференции, организованной в 1998 г. в Чикаго при содействии Института экономичес­кого развития МБРР, в последней четверти XX в. только от банковских кризисов пострадало около ста стран. Столь значительную их частоту и об­ширную географию специалисты, помимо проче­го, связывают с не вполне адекватной политикой, проводившейся международными экономически­ми организациями в отношении развивающихся стран в духе Вашингтонского консенсуса, нега­тивные последствия которой были приумноже­ны и усилены ростом глобальной взаимозависи­мости.

Дело в том, что и приватизация, и либерализа­ция в большинстве стран проводились в условиях обострения структурных кризисов под давлением и патронатом МВФ по сути дела в обмен на не­обходимую им финансовую поддержку. Для пе­рехода реформируемых страна на траекторию устойчивого экономического роста требовались надлежащие рыночные институты, определен­ная последовательность и посильная скорость проведения реформ, а также разумная, сообразу­ющаяся с реальностями экономическая полити­ка. Однако международные экономические орга­низации, вовлеченные в процесс реформирова­ния  развивающихся   стран,   руководствовались, прежде всего, и в основном чисто идеологически­ми соображениями. Они рассматривали привати­зацию и либерализацию скорее как самоцель, не­жели  как  средство  социально-экономического обустройства стран, осуществляющих рыночные преобразования. Отсюда непомерная крутизна и скорость реформ, равно как и недопустимо час­тые нарушения необходимой их последователь­ности. С этим же, в конечном счете, связаны и до­полнительные экономические сбои в реформиру­емых странах.

В ряде случаев такому ходу событий способст­вовали и некорректные, замешанные на неолибе­ральных догмах рецепты выхода из кризиса. В их числе требование бюджетных и денежно-кредит­ных ограничений в условиях экономического спа­да, что скорее сдерживало, нежели помогало оживлению деловой активности. Отнюдь не слу­чайно, что наименьшие экономические потери среди   непосредственно   затронутых   азиатским кризисом стран понесла Малайзия, наотрез отка­завшаяся следовать предписаниям МВФ. Харак­терно и то, что несмотря на географическую бли­зость и беспрецедентный по своей мощи натиск международных спекулянтов, от кризиса практи­чески совсем не пострадали КНР и Тайвань. И ес­ли "неуязвимость" КНР объясняется, прежде всего, сохранением, несмотря на сильное давление, полного контроля государства над всеми внешне­экономическими операциями, то Тайвань устоял благодаря тому, что при проведении финансовой либерализации своевременно озаботился созда­нием новых и модернизацией традиционных рычагов стратегического финансового регулирования[6].

Немало проблем в развитии аутсайдеров тех­ногенной цивилизации возникло и в связи с "либе­ральным" диктатом ВТО. И дело не только в преднамеренном усечении во многом еще не усто­явшегося государственного суверенитета отстав­ших стран. Ибо глобализация, как всякий интегра­ционный процесс, по определению предполагает то или иное его ограничение через делегирование права на принятие соответствующих решений международным организациям или непосредст­венно рынку. И даже не в очевидном неравенстве конкурентных возможностей лидеров и аутсайде­ров техногенной цивилизации, как таковом. Осо­бенно важны в этом плане общая неотлаженность рыночных отношений в развивающихся странах, отсутствие или несовершенство необхо­димых рыночных институтов и надлежащего опыта рыночного регулирования, на порядок по­вышающих их уязвимость перед стихией рынка и любыми неординарными событиями в сравнении с государствами экономического авангарда.

Проблема еще и в том, что при преобразова­нии ГАТТ в ВТО, осуществлявшемся по инициа­тиве и под эгидой экономических лидеров мира, не были устранены глубоко укоренившиеся пере­косы в их собственной экономике. Перекосы, вы­званные явно затянувшейся поддержкой сельско­го хозяйства и текстильной промышленности. За­тянувшейся по многим причинам. В их число помимо естественной заботы о поддержании оп­ределенного уровня самообеспеченности продо­вольствием и занятости во имя социального спо­койствия и национальной (продовольственной) безопасности, равно как и о сохранении нацио­нальной идентичности, похоже, входит и стремле­ние удержать традиционные рычаги давления на развивающиеся страны в политических целях. Словом, всячески подталкивая своих слаборазви­тых контрагентов к ослаблению торговых и иных ограничений их экспансии, сами страны экономи­ческого авангарда, перестраховывая собственное благополучие, не торопятся отвечать взаимнос­тью.