Личность Бориса Годунова

населения; они  обладали над своими людьми правом администрации и суда, как

льготные землевладельцы; они жаловали в “пропитание и  в вечное одержание”

деревнишки духовенству и своим служилыми людям. Словом, они правили своими

землями почти  державным порядком и в случае надобности могли бросить

подвластное им население  в политическую борьбу против Москвы, особенно в

тех случаях, когда  пользовались любовью населения. Этого-то, по-видимому, и

боялись московские государи. Неусыпным надзором н внимательным учетом думали

они обезвредить  княженецкие вотчины и отнять у их владельцев возможность

использовать во вред Москве их материальные средства.

Можно думать, что  устойчивая последовательная политика недоверия и

подозрений, усвоенная Москвою в отношении княжат, имела некоторый перерыв в

первые годы правления  Грозного. Впечатлительный царь, по молодости и по

живости натуры, подпал влиянию кружка своих друзей. Кружок оказался “лукавым”

и “изменным”: он по-видимому повел княженецкую политику. По крайней мере, сам

Грозный, освободясь от дружеских влияний, именно в этом обвинял членов

кружка: они пытались “снимать власть” с доверчивого  государя, “приводили в

противословие” ему бояр, самовольно и противозаконно раздавали саны и

вотчины, оставляя царю только учесть первоседания (то есть одно

председательствование в их среде). Они, словом, ограничили, на сколько это

было возможно, личный авторитет царя, а с княжат пытались снять те

ограничения, какие  наложены были на них суровой Москвой. Так понял дело

Грозный. Когда  во время его болезни (1553) обнаружилось стремление бояр-

княжат передать после него царство не сыну Грозного, а его двоюродному брату

Владимиру, младшему сородичу царской семьи, то царь вовсе  исцелился от

симпатий к своим прежним друзьям и постепенно перешел к иного рода чувствам.

В нем нарастал страх перед изменным боярством, сознание необходимости общих

мер против него и  озлобление против слуг, пожелавших быть владыками на

прежних своих  уделах. Целое десятилетие (1554 – 1564) длилось это состояние

глухой вражды и раздражения, эти поиски мероприятий  для защиты царской власти

и авторитета от притязаний ненадежной среды высшей княжеской  знати. Наконец,

в исходе 1564 и начале 1565 года Грозный надумал свою знаменитую опричнину.

Не все современники Грозного ясно понимали, что такое  была эта опричнина.

Русские люди думали, что царь просто “играл Божьими  людьми”, когда разделил

свое царство  на опричнину и земщину и заповедал опричнине другую часть людей

уничтожать. Смысла в этой “игре” деспота они не видали. Замысловатость

исполнения задуманных Грозным мероприятий скрывала их идею и цель от

непосвященных в  дело простых наблюдателей, но идея и цель у Грозного были

несомненно. Англичанин Флетчер, побывавший в Москве лет пять спустя после

кончины Грозного и обладавший официальными сведениями всей английской колонии

в России, обстоятельно объяснил, что сделала на Руси опричнина. По его

изложению, направленная против знати опричнина лишила “удельных  князей” их

наследственных  земель и выселила их из их старых вековых  вотчин.

Сопоставление указаний Флетчера с данными русских документов XVI века

открывает постепенно всю картину действий Грозного в  опричнине. Суть

опричнины состояла в том, что царь решил применить  к областям, в которых

находились вотчины  служилых княжат-бояр, так называемый “вывод”, обычно

применяемый Москвой в завоеванных ею землях. Великие князья московские,

покоряя какую-нибудь область, переселяли оттуда наиболее видных и для них

опасных людей  во внутренние московские области, а  в завоеванный край вселяли

жителей из коренных московских мест. Это был испытанный прием государственной

ассимиляции, в  корень истреблявший местный сепаратизм. Это-то решительное

средство, направляемое обыкновенно на внешних врагов, Грозный  направил на

внутреннюю “измену”; он решил вывести княжат из их удельных гнезд на новые

места. Флетчер передает дело так, что царь, учредив опричнину, захватил себе

вотчины князей, за исключением весьма незначительной доли, и дал княжатам

другие земли  в виде “поместий” (служебного казенного  надела), которыми они

владеют, пока угодно царю, в областях столь отдаленных, что там они не имеют

ни любви народной, ни влияния, ибо они не там родились и не были там

известны. По мнению Флетчера, эта мера достигла своей цели: “высшая знать,

называемая удельными князьями, сравнена с остальными: только в сознании и в

чувстве народном сохраняет она некоторое значение и продолжает пользоваться

внешним почетом  в торжественных собраниях”. Вывод  княжат и конфискацию их

вотчин Грозный  произвел не прямо и не просто, а  обставил дело такими

действиями и  начал его таким подходом, что  возбудил, по-видимому, общее

недоумение своих  подданных.

Начал он с того, что покинул вовсе Москву и  государство и согласился

вернуться, по просьбе  москвичей, лишь при условии, что  ему никто не будет

перечить в его  борьбе с изменою. Особной двор был составлен из бояр и дворян

(“тысячи голов”  – опричников), придворной служни, московских улиц и слобод,

приписанных к  опричнине, и различных городов  и волостей, которые государь

“поймал в опричнину”. Устроившись в новом дворе, Грозный  начал

последовательно забирать в опричнину все большее  количество земель, именно

тех, которые составляли старую удельную Русь и в которых  сосредоточивались

вотчины княжат. На землях, взятых в опричнину, царь “перебирал людишек”, то

есть землевладельцев: иных “принимал” к себе в новую  службу, а других

“отсылал”, иначе  говоря, выгонял прочь из их владений, давая им новые земли

(и при том вместо вотчин - поместья) на окраинах государства. Род за родом,

семья за семьей, княжата  подпадали под своеобразный пересмотр  и в громадном

большинстве случаев  теряли старую оседлость и выбрасывались  вон с

наследственных  гнезд. В течение двадцати последних  лет царствования Грозного

опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, сокрушив

княжеское землевладение  и разорвав пугавшую Грозного связь  удельных княжат с

их удельными  территориями. Цель Грозного была достигнута, но ее достижение

сопровождалось  такими последствиями, которые вряд ли были необходимы и

полезны. Взамен уничтожаемых “княженецких вотчин”, представлявших собою

крупные земельные  хозяйства, вырастали мелкие поместные  участки; при их

образовании разрушалась сложная хозяйственная культура, созданная многими

поколениями хозяев-княжат; гибло крестьянское самоуправление, жившее в

крупных вотчинах; отпускались на волю боярские холопы, менявшие сытую жизнь

боярского двора  на голодную бесприютность. Самый характер производимой

Грозным реформы  – превращения крупной и льготной формы землевладения в форму

мелкопоместную и обусловленную службой и повинностями – должен был вызвать

недовольство населения. А способы проведения реформы  вызывали его еще более.

Реформа сопровождалась террором. Опалы, ссылки и казни заподозренных в измене

лиц, вопиющие насилия  опричников над “изменниками”, кровожадность  и

распущенность самого Грозного, истязавшего и губившего  своих подданных во

время баснословных оргий, – все это пугало и озлобляло  население. Оно видело

в опричнине только необъяснимый и ненужный террор и  не угадывало ее основной

политической цели, которой правительство, по-видимому, и не объясняло народу

прямо.

Такова была пресловутая  опричнина. Направленная против знати, она

терроризовала все  общество; имея целью укрепление государственного единства и

верховной власти, она расстраивала общественный порядок  и сеяла общее

недовольство. Знать  была разбита и развеяна, но ее остатки  не стали лучше

относиться к  московской династии и не потеряли оппозиционного духа, не забыли

своих владельческих  преданий и притязаний. Все население  трепетало пред

Грозным царем, не понимая, почему это “многих людей  государь в своей опале

побил. И не успел  Грозный закрыть глаза, как в  самую минуту его кончины

Москва уже бурлила  в открытом междоусобии по поводу того, быть ли вперед

опричнине, или  не быть; а княжата, придавленные железною пятою тирана, уже

поднимали голову и обдумывали планы своего возвращения  к власти. Наблюдая

московское общество в годы после смерти Грозного, Флетчер находил, что

“варварские поступки”  Грозного “так потрясли все государство  и до того

возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что, по-видимому, это

должно окончиться не иначе, как всеобщим восстанием”. Он оказался провидцем:

опричнина в значительной степени обусловила собою великую  Смуту, едва не

погубившую Московское государство.

Вот в каких  обстоятельствах боярин Борис Федорович  Годунов оказался у власти

в Москве.

·

     В НАЧАЛЕ царствования царя Федора Ивановича внутренние отношения в

боярстве московском уже не походили на то, что мы видели в боярстве до

опричнины. В старое время княжата были многолюдным  кругом знати, высоко

державшим свою голову и свысока смотревшим на нетитулованное боярство.

Опричнина истребила  этот людный круг. Убыль в составе  старого княжеского

боярства была так велика, что, по словам В. 0. Ключевского, к началу XVII века

из больших княжеско-боярских фамилий прежнего времени действовали  Мстиславские,

Шуйские, Одоевские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Куракины, Пронские,

некоторые из Оболенских, и в числе их последний в  роду своем Курлятев – “и

почти только”. Остальная княжеская знать бежала, казнена, вымерла, разорилась –

словом, исчезла  с вершин московского общества. При  такой убыли, – можно даже

сказать, при таком  разгроме – уцелеть мог лишь тот, кто послушно склонился

перед Грозным  и пошел служить в опричнину, отложив в новом “опришнинском”

порядке службы старые претензии и признав силу нового правила, что и велик и

мал живет государевым жалованьем. В этом отношении очень показательна была

судьба князей Шуйских. Они по родословцу почитались родовитейшими из князей.