Экономическое чудо в Германии

К началу 70-х  годов в общественности начинает преобладать мнение, что многие сторонники кейнсианства в их одностороннем  выделении аспекта занятости  отказывают во внимании проблематике инфляции. Это открыло 
«монетарную контрреволюцию», которая возвратила инфляционную проблематику в центр своих убеждений.

Монетаристы считали  борьбу с безработицей излишней, относя определение пропорции занятости  к внутреннему делу рынка. Однако эйфория правящих социал-демократов начала 70-х годов, несмотря на многочисленные предостережения оппонентов, начала испаряться лишь к середине 70-х, когда  появилась симптомы нового мощного  хозяйственного кризиса.

Кризис 1974 — 1975 гг. внес отрезвление и новый переворот  в политике 
— сокращение госбюджета и меры по обузданию инфляции. Однако в целом продолжала проводиться социал-демократическая линия, и после двухлетнего сокращения безработицы и повышенных темпов роста в 1977 г. конъюнктура снова начала ухудшаться. Новая социал-демократическая политика попыталась сочетать социальную направленность и линию на поддержку структурных сдвигов.

В 1977 г. была принята  «Программа будущих инвестиций», отличавшаяся от предыдущих двумя важными пунктами. Во-первых, эта программа была среднесрочной, во-вторых, кроме постановки задач  политики занятости, также ясно выделялась политика структурных сдвигов. Путем  направленных в будущее инвестиций в области строительства городов, транспорта, отопления предусматривалось  развитие общественной инфраструктуры и защита окружающей среды. Для этого  были предназначены инвестиции а  размере примерно 16 млрд. марок.

Однако и обновленная  политика привела к росту дефицита госбюджета с 
37,9 млрд. марок в 1979 г. до 67,6 млрд. в 1982 г. Это свидетельствует, что даже при осознании необходимости перемен экономическая политика существенно меняется лишь путем прихода к власти конкурентов, которые вырабатывали альтернативу в оппозиции.

Конец социально-либеральной  коалиции осенью 1982 г. означал действительный поворот в социальной и экономической  политике. В первую очередь предусматривалось  сокращение государственной деятельности, чтобы вновь предоставить больше места частной предпринимательской инициативе. Уже в бюджете 1983 г. дефицит был сокращен на 30 млрд. марок, однако реально его удалось снизить лишь на 14,6 млрд.

Инерцию социально  ориентированной экономической  политики не удалось преодолеть и  консерваторам с их ориентацией  на максимальное устранение государства  из хозяйственной жизни. Так, доля государственного бюджета в совокупном общественном продукте остается с начала 80-х годов  на уровне немногим менее 50%, государственный  долг растет также постоянными темпами, а после 1985 г. дефицитность бюджета  даже повысилась с 8 до 13 % .

Второй поворот  в экономической политике произошел  в начале 80-х годов и был  связан с усилением деятельности государства в сфере защиты свободы  предпринимательства (например, были снижены  налоги, ослаблен контроль над слияниями  компаний и др.), однако одновременного планируемого уменьшения объема государственного перераспределения так н не произошло. Что же явилось причиной последнего феномена? Социальное рыночное хозяйство  не позволяет себя демонтировать: созданные  им социальные институты (система социального  страхования, партнерство профсоюзов и союзов предпринимателей и т. д.) являются для избирателя более привлекательными, чем гипотетические блага консервативной экономической политики.

Результаты монетаристской неоконсервативной политики, как  это отмечалось выше, существенно  отличаются от плодов социал-демократической  политики: если последняя, сокращая безработицу  и способствуя социальным программам, тем самым сокращает темпы  роста и усиливает инфляцию (поскольку  эта политика антикризисная, то, демпфируя  падение, тем самым она 
«сглаживает» и подъем), то экономическая политика консерваторов, напротив, способствуя росту и оздоравливая финансы, ставит тем самым под вопрос само 
«социальное» государство:

безработица растет, доля трудящихся в национальном доходе падает. Так это и произошло  в 80-х годах.

Но поскольку  оба основных направления экономической  и социальной политики зависят от мнения большинства, то они вынуждены  оба стремиться провозгласить себя наследником и хранителем идей социального  рыночного хозяйства. Предоставим  коротко слово двум известным  политическим представителям обоих  направлений.

Гельмут Коль: «Достижения  и творчество наших граждан могут  лишь тогда развиваться в массовом масштабе, когда они не душатся  бюрократией, зарегулированностью  и начальственно-государственной  предусмотри-тельностью. 
Ядро нашей политики поэтому — налоговая реформа. После этой реформы семьи с наименьшими и средними доходами будут платить меньше.

Одновременно  будут усилены образование капиталов, сила прибыли и инвестиционная деятельность предпринимателей».

На это возражает  Ганс-Иохав Фогель, до последнего времени  глава СДПГ: 
«Но сокращение государственных расходов, дерегулирование (под этим термином понимается сокращение вмешательства государства в экономику вообще.—Прим.), приватизация и свертывание прав на защиту труда вряд ли способны укрепить рыночное хозяйство, тем более придать ему социальный характер... Именно это правительство с его массированной политикой перераспределения снизило долю доходов трудящихся в нетто-национальном доходе с 66% в 1982 г. до 58% в 
1986 г., ослабив тем самым покупательскую силу, не компенсировав это необходимыми инвестициями. Это и несоциально, и нехозяйственно… Социальная политика не есть оковы экономического роста, а, напротив, его источник».

С последним  утверждением можно согласиться, но, во-первых, его нужно еще доказать, а во-вторых, остается вопрос, какая  социальная политика является действительно  социальной.

Возвращаясь к  сформулированному выше противоречию концепции СРХ, можно утверждать, что попытка реализовать синтез социального и рыночного в  экономике лишь путем построения «социального государства» (что предприняли  социал-демократы в 70-е годы) привела  к кризису последнего и к политике возврата на традиционный путь.

Но, с другой стороны, возврата к государству  — «ночному сторожу» уже быть не может (что показали 80-е годы): набравшая  инерцию громада социального  государства «не дает» себя демонтировать; безработицу, принявшую застойный  характер, не удается преодолеть неоконсервативными средствами. Возникает необходимость, как уже говорилось, синтеза двух течений в социально-экономической  мысли. Такой синтез в различных  формах идет (например, в концепции  «человеческого капитала» как синтеза  противоположности труда и капитала). Три заключительных замечания, актуальных для нашей ситуации:

Во-первых, реформы, к сожалению, осуществляются лишь тогда, когда положение угрожающе и  реформы безотлагательны, когда  из-за широкого распространения беспорядка и небезопасности большинство видит  в них больше плюсов, чем минусов.

Во-вторых, командная  экономика в Германии господствовала лишь 12 лет и не устранила частной  собственности, при этом немаловажно, что государственные предприятия  были разрушены.

Наконец, в-третьих, сочетанием трех реформ (денежной, экономической  и социальной) удалось направить  массовую активность в позитивное русло  — за счет действительной связи  производства и потребления (деньги), эффективности и справедливости (социально сбалансированный рост).

Можно с уверенностью говорить, что на «ярмарке» социально- экономических идей концепция «социального рыночного хозяйства» — одна из наиболее привлекательных, если отвлечься  от ее рекламного блеска и поломать немного голову над разгадкой  западногерманского «экономического  чуда».

Однако с этой чисто рекомендательной в первую очередь для России позиции вернемся к реформам Людвига Эрхарда.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Основным плюсом вообще в жизни Эрхарда было то, что он оставался всегда тверд  и последователен. Он противостоял любым попыткам навязать правительству  такую линию, которая могла бы спровоцировать и подстегнуть инфляцию. Он отказывался осуществлять любые  меры, которые бы противоречили принципам  рыночной экономики. Это не значит, что правительство бездействовало, «перепоручив» все рынку. Но активность правительства и 
Центрального банка (селективная поддержка экспортных отраслей промышленности, стимулирование инвестиций методами налоговой политики, создание инвестиционных фондов с государственным участием, гибкое манипулирование учетной ставкой и так далее) напоминала скорее тонкую работу настройщика музыкальных инструментов, чем беспорядочное размахивание кувалдой.

Уже к середине 50-х годов даже завзятым скептикам  стало ясно, что система «социального рыночного хозяйства» выдержала  испытание на прочность. 
К 1958 году, спустя 10 лет после начала реформ, Германия утроила свой ВНП, став вторым после США мировым экспортером. Стабильность немецкой марки вызывала зависть соседей, каждый седьмой немец обзавелся машиной, система социальной защиты не плодила иждивенцев, но позволяла каждому достойно встретить и старость, ниболезни.

Эрхард мог  быть доволен. Как человеку и ученому, ему, безусловно, повезло. Жизнь предоставила Людвигу Эрхарду и его команде  редкую возможность экспериментально отработать свою стратегию, день за днем проверяя ее на практике и убеждаясь  в своей правоте.

Чужой опыт всегда уникален. Его нельзя в точности ни повторить, ни скопировать. Но знать  и учитывать его надо. Ведь недаром  говорят: умные учатся на чужих ошибках, дураки - на своих собственных. Некоторые, правда, не делают ни того, ни другого.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Зарицкий Б.  Секреты «Германского чуда» // «Новое время». – 1995. - № 14.

– С. 18-19. 
2. Зоммер Т. Смена эпох // Deutschland. – 1999. - № 5. – С. 6-12. 
3. Ломакин Д. Мировая экономика. – М.: ЮНИТИ, 1998. – 620с. 
4. Мельников П. Концепция социального рыночного хозяйства: мифы и реальность // Вопросы экономики. – 1997. - № 7. – С.65-80. 
5. Херцог Р. 50 лет Основному закону // Deutschland. – 1999. - № 3. – С.16-