Этнокультурные особенности зооморфизмов и лингвистические средства их выражения в современном английском языке

        Создание отношений сопоставления сем и коммуникаций (компаративной лиги) преследует оценочно-характеристические цели. Одна сема сопоставляется с другой (оценочно-характеристической) в рамках одного предложения или в пределах одного словосочетания (члена предложения). Идея этого сопоставления выражается с помощью специального слова-индикатора (сравнительного слова), которое обычно бывает представлено союзом (как будто, словно), является языковым выражением этой связи: человек без родины (первая сема) что соловей без песни (вторая сема, оценочно-характеристическая), мать при детках что птица в клетке. Сопоставление идёт чаще всего по какому-либо свойству или действию, которое является общим или сходным для двух предметов, отражённых в двух семах. В этом случае в состав сравнения включается специальное слово (прилагательное или глагол), которое является языковым выражением этой связи: он голоден как волк, он поёт как курский соловей.

        Существует также комплекс компаративов  с константным компонентом «нужен»:  нужен как собаке пятая нога, нужен как рыбе зонтик, нужен  как слону перчатки, нужен как  мартышке книжки (предмет в сочетании  с реально несовместимым с  ним предметом) [6, 135].

        Устойчивые сравнения как средства  изобразительности разделяются  на два основных типа: 1) сравнения позитивной оценки и 2) сравнения негативной оценки. Рассмотрим их последовательно. Сравнения позитивной оценки делятся на два разряда: 1) поэтические сравнения и 2) живописующие компаративы [6, 156].

1. Поэтические сравнения (наглядно-образная основа даёт поэтический рисунок, с наибольшей полнотой и отчётливостью выражающий ту особенность, которая заинтересовала нас в объекте мысли): плывёт как лебедь белая.
2. Живописующие сравнения (наглядно-образная основа даёт яркий, живописный образ, наглядный и впечатляющий, вызывающий логически чёткое представление о какой-то особенности сравниваемого объекта): воет как волк на морозе, крутится как белка в колесе, плавает как рыба в воде.

      Второй  крупный функционально-изобразительный  тип составляет устойчивые сравнения  с экспрессией отрицательного отношения к чему-либо или кому-либо. К ним относятся зооморфизмы с различной оценочно-характеристической окрашенностью: неодобрительно-обличительные, иронические, сатирические. В них наглядно-образная основа помогает создать отрицательное, неодобрительное или резко осуждающее отношение к объекту сравнения: грязен как свинья, любит как собака палку, труслив как заяц, зверем смотреть, надулся как мышь на крупу. Наглядно-образная основа может давать экспрессивный образ, используемый в сатирических целях: устойчив как корова на льду, говорит, как лошадь хомут тащит, разговорчив как устрица.

        Зооморфизмам русского языка  присуще оценочное значение, т.  е. положительная или отрицательная  характеристика лица или предмета  со стороны его устойчивых, постоянных  свойств, а не случайных и  временных.

        Таким образом, сопоставление  с животными даёт большой ряд  изобразительных эффектов, создаёт  целую серию образно-выразительных  средств, которые в отличие  от индивидуально-авторских сравнений  не только характеризуются общеупотребительностью, определённой частотностью использования,  воспроизводимостью, но и не уступают  им в чёткости, выразительности  образа, в эмоционально-экспрессивных  достоинствах.

      Зоометафоры демонстрируют, что к положительно оцениваемым личностным качествам  мужчины русская культура относит  силу, храбрость, смекалку, молодость: бык, орёл, сокол; брови соболиные, очи соколиные, сам орёл, а к отрицательным, кроме отсутствия вышеназванных, считают невоспитанность, грубость, безынициативность: медведь, свинья, козёл, рыба. Отношения мужчины к женщине в русском языке рассматриваются и как поэтически-возвышенные, восходящие к фольклорной традиции (селезень, утица), и как приземлено-бытовые (жеребец ‘половозрелый, сексуально активный’; кот ‘похотливый, сластолюбивый’; козёл ‘похотливый’; сильный негативный оттенок несёт зоовокатив кобель ‘мужчина, охотящийся за каждой юбкой’).

      В русском языке много метафор  с компонентом-зоонимом. Например, мы говорим «пустить красного петуха»  вместо «поджечь». Такие зооморфизмы  образованы в результате переносного  употребления словосочетаний и очень  многочисленны и разнообразны в  русском языке, например: птица невысокого полёта, подложить свинью, гора родила мышь, лошадь – человеку крылья, свинья в ермолке, синяя птица, белая ворона, вольная птица, гусь лапчатый, канцелярская крыса, крокодиловы слёзы, лебединая песня, медвежий угол, морской волк, осиное гнездо, стреляный воробей, козёл отпущения, собака на сене [4, 86-93].

      Наглядно-образная основа – это вещественно-наглядное  представление на основе отражения  простого ощутимого предмета, в роли которого выступает животное, они  представляют изображаемое в более  яркой, наглядной, красочной форме. Изобразительная функция – это  функция живописания: метафорический фразеологизм одевает предмет изображения  в яркие, живописные одежды, придаёт  почти физическую ощутимость.

      В русском языке существуют также  зооморфические глаголы типа обезьянничать – подражать, лисить – хитрить. Зооморфические глаголы представляют собой языково-речевые единицы с двойной корреляцией: они связывают сферы «Вселенная» (как фаунизмы по происхождению) и «Человек» (как функциональные средства создания характеристики), по иной терминологии, они объединяют объекты «живая природа» и «люди». Зооморфические глаголы входят в разряд славянских субъектных глаголов, предметом наименования которых является не только «сам глагольный признак, но и сопутствующие ему обстоятельства способа, цели, интенсивности действия и т. п.»: ишачить – работать тяжело, безропотно, павлиниться, бычиться, петушиться. Расширение сферы их действия происходит за счёт «исходного» (анималистического субъекта, т. к. они начинают соотноситься и с субъектом-животным, ср.: завбазой окрысился – собаки, тигры, кошки окрысились; ребята съёжились – собаки, тигры, кошки съёжились; галопирует лошадь, человек, инфляция).

      Зооморфические  глаголы соотносятся чаще всего  с компаративными конструкциями. Между  исходным зоонимом и зооморфическим глаголом лежит целая лингвистическая  эпоха формирования и накопления сравнительных оборотов с выразительной  пейоративной (реже - мелиоративной) установкой (ср.: хитрый как лиса, злой как собака) и их последующего «стяжения» в синтаксические дериваты типа «лисить», «собачиться» и пр.

      Самой активной для зооморфических глаголов является форма повелительного наклонения (не ершись, не петушись и пр.). Русские зооморфические императивы входят в широкую систему повелительно-побудительных форм и конструкций, выделяясь в ней особой эмоционально-экспрессивной окраской. Зооморфические глаголы выражают в своём большинстве негативные действия и потому нуждаются в системе определённых запретов: не петушись, не бегемотничай, не обезьянничай и др. Положительные формы зооимперативов довольно редки, что, несомненно, ещё более усиливает их экспрессивную оценочность. Для того, чтобы зооимперативы заменили общеязыковые (нейтральные) глаголы в повелительном наклонении, необходима дву- (и более) субъектная ситуация и своеобразный «эмоциональный накал», способствующий синонимизации. Подобное функциональное взаимодействие зооимперативов с другими экспрессивными и нейтральными элементами создаёт неповторимый колорит современной русской речи [19, 18 - 23].

        В художественной литературе также употребляется множество зоонимов, что связано с желанием автора выразить свою мысль образно, эмоционально. Много их в сказках и баснях. Басни и сказки очень близки друг другу, т. к. они предполагают вымышленный сюжет, определённое видение мира, где реальность переплетается с фантастикой. Одной из тематик сказок и басен являются сказки и басни о животных. Главными действующими лицами в них являются животные. Для некоторых сказок характерно наличие не только животных: в них на равных правах действуют предметы, животные и люди.

      В сказках о животных находит широкое  отражение человеческая жизнь, с  её страстями, алчностью, жадностью, коварством, глупостью и хитростью и в  то же время с дружбой, верностью, благодарностью,  т. е. широкая гамма  человеческих чувств и характеров, равно как и реалистическое изображение  человеческого, в частности крестьянского, быта. Русская сказка о животных отличается не только самобытностью  репертуара, но и особым характером. Наши звери живут в берлогах и  производят впечатление большей  свежести и непосредственности, им свойственны такие добродетели, как сострадание, бескорыстная дружба (в типично русской сказке «Кот, петух и лиса» кот, друг петуха, несколько раз спасает петуха из беды), в отличие от зверей в западных сказках, которые находятся в состоянии взаимной вражды.

      При изучении сказок о животных нельзя обойти и того богатого наследия, которое  оставила нам античность (Эзоп, Бабрий, Федр) и в котором животные играют большую роль. У Эзопа мы находим, например, такие сюжеты, представленные русской сказкой, как «Лиса и журавль», «Собака и волк», «Волк-дурень», «Лиса и рак».

      Басни Эзопа и Федра были излюбленным  чтением средневековья, неоднократно издавались, переводились и обрабатывались. Эзоп переводился и читался у  нас. Животный мир фигурирует в средние  века не только в басенной литературе. Представления о животных отражены в так называемых «физиологиях»  и позже (на французской почве) «бестиариях» - предшественницах наших зоологий, в которых сообщаются иногда совершенно фантастические сведения и истории  о животных, особенно о библейских, а также басенных, таких, как единорог, феникс («Финист ясный сокол» наших  сказок), сирен (наш «Сирин») и т. д. Так, феникс - это символ вечного  обновления, возрождения (сказочная  птица, в старости сжигающая себя и вновь возрождающаяся из пепла  молодой). Первые физиологии относятся  ко II веку н. э., к александрийской  эпохе, и число их в византийском, славянском, в том числе русском, и в романо-германском средневековье  довольно велико [21, 299-315].

      Наблюдая  за составом животных, выступающих  в качестве действующих персонажей в сказках, необходимо отметить преобладание диких и, особенно в русских сказках, лесных животных. Это – лиса, волк, медведь, заяц и птицы: журавль, цапля, дрозд, дятел, ворона. Гораздо реже выступают  домашние животные: собака, кот, козёл, баран, свинья, бык, лошадь и домашние птицы, из которых чаще других встречается  петух.

      Можно сделать вывод, что сказки о животных не возникают из реальных наблюдений над реальными силами и возможностями  животных. Животное является героем в  силу приписываемого ему могущества, вовсе не реального, а магического.

      В русском языке существует немало лексем, используемых исключительно  во фразеологии этого языка. Источником их являются басни И. А. Крылова. До Крылова  басни создавали М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, В. А. Жуковский. Но только Крылову суждено было поднять  жанр басни на небывалую высоту. Пословицы, поговорки, сказочные элементы давали возможность баснописцу глубже, разностороннее показывать национальный характер русского народа, его трудолюбие, мудрость. Более того, басенных героев Крылова не спутаешь с героями произведений, скажем, Эзопа или Лафонтена. «Звери у него мыслят и поступают слишком по-русски: в их проделках между собой слышны проделки и обряды производств внутри России… Словом – всюду у него Русь и пахнет Русью …в лучших баснях Крылова нет ни медведей, ни лисиц, хотя эти животные, кажется, и действуют в них, но есть люди, и притом русские люди» [Белинский].

        К этому следует добавить: звери  в баснях Крылова не просто  олицетворяют людей, они (что  самое главное!) являются носителями  качеств определённых социальных  групп. Так, Львы, Медведи, Лисы, Волки – наделены чертами господствующих  классов; Пчёлы, Овцы – представители  трудового народа.

        Как правило, рассказ в басне  живой, остроумный, энергичный. Автор,  обращаясь к народному складу  речи, пословицам, поговоркам, и сам  создаёт точные, крылатые выражения:  попрыгунья-стрекоза (о легкомысленном, беззаботном человеке; басня «Стрекоза и муравей»), слона не приметить (не увидеть самого важного, самого заметного; басня «Любопытный»), мартышка и очки, собачья дружба, слон и Моська, а Васька (кот) слушает, да ест, медвежья услуга (выражение стало употребляться после выхода в свет басни «Пустынник и Медведь»), свинья под дубом (о невежде, необразованном и глупом человеке; басня «Свинья под дубом»), вертеться как белка в колесе (быть в беспрестанных хлопотах, быть занятым многими делами; басня «Белка»), за что же, не боясь греха, Кукушка хвалит Петуха? За то, что хвалит он кукушку (о лести; басня «Кукушка и Петух»).

        В баснях Крылова собака –  сторож добра, который противостоит  волку – любителю лёгкой наживы: «Днём стадо под моей защитой, а ночью дом я стерегу» («Собака и Лошадь»). Собака – верный друг человеку: «…А человек: к стыду из нас не всякий сравнится в верности с собакой». Но можно встретить и такие выражения как: собаке под хвост, собачья жизнь, усталый как собака, ни одна (каждая) собака, т. е. В русской культуре существует двоякая трактовка этого образа.

        Свиньи в баснях – бескультурные  невежды, свинья – критик, цензор: «Но как же критика Хавроньей не назвать, который, что ни станет разбирать, имеет дар одно худое видеть». И. А. Крылов награждает её эпитетом «свинья свиней», которая «в сору, в навозе извалялась, в помоях по уши, досыта накупалась» («Свинья на панском дворе»).

      Осёл  – символ невежества, сумасбродства  в баснях Крылова: «Чтоб солнце заслонить, ушей ослиных мало» (басня «Осёл»); надменности, хвастовства: «Ослёнок хвастовством весь душит лес: намерен Апеллес писать с меня пегаса»; глупости: «С ослиным ли умом за это дело браться» (Басня «Осёл и Мужик»); плутовства: «Но важный чин на плуте как звонок: звук от него и громок и далёк».

      На  функционирование зоонимов в тексте оказывает влияние экстралингвистический  фактор, т. е. различные мифы, легенды, сказания, которые существуют в культуре носителей того или иного языка. При использовании зоонимов в  художественном тексте, они, благодаря  своей образности, переходят в  зооморфизмы, т. е. используются как  человекозначащая метафора.