Античная наука

Живые существа, по мнению Анаксимандра, зародились во влажном  иле, первоначально покрывавшем  всю Землю. Когда Земля начала высыхать, влага скопилась в углублениях, образовавших моря, а некоторые животные вышли из воды на сушу. Среди них  были рыбообразные существа, в которых  зародились люди; когда люди выросли, покрывавшая их чешуйчатая оболочка начала лопаться и отваливаться. Некоторые  исследователи усматривали в  этой концепции исторически первый намек на идею эволюции животного  мира.

Возникновение и  развитие мира Анаксимандр считал периодически повторяющимся процессом; через  определенные промежутки времени мир  снова поглощается беспредельным  началом. По поводу того, признавал  ли Анаксимандр одновременное сосуществование  многих миров, мнения ученых расходятся; в некоторых изложениях его учения встречается термин «космосы» (козтох), но он означал у него не миры, а  нечто иное; может быть, это были слои (или сферы) нашего мира, упорядоченные  числовыми соотношениями, о которых  было сказано выше. Не исключено, что  за изложением космогонии и обшей  космологии в сочинении Анаксимандра следовала геограabческая часть, содержавшая  описание известной тогда грекам ойкумены (обитаемой территории). Во всяком случае, источники сообщают, что Анаксимандр был первым, начертившим  географическую карту Земли, на которой  вся ойкумена распадалась на две  большие и примерно равные части  — Европу и Азию. Ему приписывалось  также введение в употребление гномона (солнечных часов).

Заcлуга Анаксимандра в истории науки состоит прежде всего в деантропоморфизации  и демифологизации картины мироздания. Сама эта картина, набросанная смелыми  и яркими мазками, явилась в целом  оригинальным созданием Анаксимандра, хотя отдельные ее элементы, возможно, были им взяты из космологических  представлений народов Востока (к  числу таких заимствований М. Л. Уэст относит образ огненных колец, числовые соотношения, определяющие удаленность  от центра мира небесных светил, циклический  характер процесса мироздания и даже само понятие вечного и беспредельного начала. Было бы неверно думать, что  Анаксимандр полностью игнорировал  повседневный человеческий опыт, но данные этого последнего учитывались им лишь при разработке деталей системы  мира, а не при составлении ее основной схемы, имевшей чисто спекулятивный  характер. Хотя Анаксимандр и не сделал научных открытий, которые  могли бы претендовать на общезначимость, тем не менее в его учении были заложены предпосылки для дальнейшего  развития греческой науки.

Анаксимен, третий великий представитель милетской  школы, жил несколько позже Анаксимаидра, однако точных хронологических дат, которые были бы связаны с его  жизнью, у нас нет. Как и Анаксимандр, он написал одно единственное сочинение, содержание которого нам известно лишь по косвенным свидетельствам. Как  сообщают античные источники, оно было написано простой и ясной прозой.

В качестве первоосновы  всего сущего Анаксимен принял беспредельный  воздух. Вещи образуются из воздуха  путем разрежения или сгущения, при  этом разрежение сопровождается нагреванием, а сгущение — охлаждением. Воздух находится в непрерывном движении: если бы он был неподвижен, то он, по мнению Анаксимена, не мог бы видоизменяться и порождать многообразные вещи. Имеется свидетельство, принимаемое  некоторыми исследователями за искаженную цитату из книги Анаксимена, что  отношение воздуха к миру Анаксимен  сравнивал с отношением души к  телу.

Детали космогонической  концепции Анаксимена известны плохо. Сообщается, что в результате сгущения воздуха (наглядно сопоставляемого  с валянием шерсти) первой возникла плоская («столообразная») Земля, которая  висит в воздухе, как бы «оседлав»  его. Затем образуются моря, облака и прочие вещи. Небесные светила  возникают из земных испарений, которые, поднимаясь вверх и разрежаясь, приобретают  огненную природу. Неподвижные звезды вбиты в твердый небосвод подоб-во гвоздям, другие (планеты?), а также  Солнце и Луна плавают в воздухе, подобно огненным листьям. Таким  образом, в противоположность Анаксимандру Анаксимен приблизил Солнце и  Луну к Земле по сравнению с  неподвижными звездами. Скрывшись за горизонтом, небесные светила не опускаются под Землю, а проходят за ее северной приподнятой частью; в связи с  этим враще-няе небесного свода  сравнивается Анксименом с вращением  шапочки вокруг головы.

Из сказанного следует, что в умозаключениях Анаксимена большую роль играл метод аналогий. По сравнению с величественной и  основанной на строгих математических отношениях картиной мироздания Анаксимандра взгляды Анаксимена могут показаться идейно более бедными и приземленными. Тем не менее в определенных отношениях они являлись существенным шагом  вперед. Новым у Анаксимена была трактовка первовещества не только в качестве источника, но и в качестве субстрата вещей окружающего  нас мира, поэтому его воздух был, по сути дела, ближе к первоматерии Аристотеля, чем к физически неопределенному  и божественному началу Анаксимандра. Очень важно было также то, что  Анаксимен придумал конкретный физический механизм, посредством которого из воздуха образуются всевозможные вещи. Здесь была впервые поставлена проблема: каким образом возможны качественные изменения? Поиски решения этой проблемы послужили одним из стимулов к  разработке атомистики. Кроме того, учение Анаксимена в меньшей степени, чем космология Анаксимандра, обнаруживает влияние восточных религиозно-мифологических представлений и скорее лежит  в русле греческой «метеорологической»  традиции.

Пифагорейцы. Когда  мы говорим о «милетской школе», то это название имеет условный смысл, сводящийся к тому, что все три  представителя этой «школы» были гражданами города Милета. По своим  же взглядам опи были настолько непохожи один на другого, что в данном случае трудно обнаружить ту преемственность  идей, которую обычно предполагает существование научной школы. И  хотя Анак-симандр, будучи младшим современником  Фалеса, несомненно хорошо его знал, а Анаксимен был бесспорно  знаком с сочинением Анаксимандра, тем не менее школы в позднейшем смысле здесь, по-видимому, еще не было. Во второй половине VI в. до н. э. на противоположном  конце тогдашнего греческого мира возникла другая научно-философская школа, в  большей степени заслуживавшая  такого наименования, хотя и обладавшая весьма специфическими чертами. Это  была пифагорейская школа или, точнее, пифагорейский союз, названный так  по имени его основателя Пифагора. Генезис этой школы восходит в  конечном счете к ионийскому культурно-географрг-ческому  ареалу, ибо сам Пифагор был  уроженцем ионийского острова Самос, откуда он уехал, будучи уже зрелым человеком (как сообщают источники,—  по причине своего несогласия с деятельностью  знаменитого тирана Поликрата). Он много путешествовал и, по-видимому, довольно долго жил в Египте; обосновавшись затем в южно итальянском городе Кротоне, он учредил там нечто вроде религиозно-этического братства или монашеского ордена, члены которого обязывались вести так называемый «пифагорейский образ жизни», включавший в себя наряду с целой системой аскетических предписаний и табу также определенного рода научные занятия.

В ранний период существования  пифагорейской школы религиозно-философское  учение Пифагора, в основе которого лежала вера в бессмертие души и  в метампси-хоз, а равным образом  и результаты научных изысканий, проводившихся в школе, имели  строго эзотерический характер и  не излагались в письменной форме. По этой причине, а также в силу того, что у пифагорейцев существовала традиция возводить все достижения школы к ее основоположнику, представляется практически невозможным отделить вклад, внесенный в науку самим  Пифагором и его непосредственными  учениками, от результатов, полученных представителями пифагорейской  школы в более позднюю эпоху. Мнения исследователей по этому вопросу  расходятся самым кардинальным образом. К настоящему времени литература, посвященная «пифагорейскому вопросу», стала поистине необозримой. Можно  указать лишь некоторые основные тенденции, определявшие развитие историко-научных  исследований в этой области.

Историческая и  филологическая наука раннего периода  была склонна принимать на веру сочинения  Порфи-рия, Ямвлиха и других авторов  поздней античности, в которых  наряду со многими чудесными и  сверхъестественными деяниями Пифагору приписывался целый ряд важнейших  открытий в области математики, астрономии и других наук. В дальнейшем под  влиянием критического духа новой эпохи  к этим свидетельствам стали относиться как к своего рода мифотворчеству, культивировавшемуся в недрах неопифагорейской и неоплатонической школ. Крупнейший исследователь пифагореизма Август Бек еще пытался, в начале XIX в., опереться на фрагменты Филолая, первого пифагорейца, изложившего  свои взгляды в письменной форме, как на единственный надежный источник, дошедший до нас от пифагорейства V в. до н. э.; в дальнейшем, однако, и  эти фрагменты были поставлены под  сомнение. Высшей точки критическое  направление в изучении «пифагорейского  вопроса» достигло уже в нашем  столетии в работе Э. Франка «Платон  и так называемые пифагорейцы» (1923), где была произведена радикальная  передатировка научных достижений пифагорейской школы. Пифагорейские  открытия в области математики и  астрономии были, по мнению Франка, сделаны  уже после 400 г. до н. э., т. е. в эпоху  Платона, Архитом и его школой, и притом не без существенного  влияния атомистики Демокрита; говорить же о существовании какой-то пифагорейской  науки до этого времени мы не имеем  никаких оснований. К этому же направлению принадлежит недавняя капитальная работа В. Буркерта о  пифагорейцах, автор которой на основании  детальнейшего анализа всех имеющихся  в нашем распоряжений источников, приходит к выводу, что вклад в  науку раннего пифагореизма был  практически равен нулю, ибо он не считает наукой мистику чисел  и спекуляции с парами противоположностей типа «чет—нечет» и «предел —  беспредельное», чем в основном занимались пифагорейцы.

Что же касается открытия несоизмеримости и других подлинно научных достижений, которые древняя  традиция была склонна возводить  к Пифагору и его ученикам, то они, по мнению Буркерта, к пифагорейской  школе никакого отношения не имеют.

Наряду с этим критическим направлением в последнее  время стала все более укрепляться  противоположная тенденция, склонная усматривать в свидетельствах Ямвлиха  и других неоплатоников, писавших о  Пифагоре, наличие сведений, восходящих к IV и даже V вв. до н. э., т. е. к тому времени, когда еще была жива школа, основанная самим Пифагором. В этих сведениях могла содержаться информация, имевшая реальную историческую подоплеку. В ряде новейших работ были проанализированы данные (вплоть до данных нумизматики), до этого полностью игнорировавшиеся филологами. Оказалось, многое, что ранее считалось относящимся к области легенд, подтверждается этими данными. Это привело к изменению отношения к прежней гиперкритической тенденции и к тому, что ряд крупных специалистов в области истории греческой науки и философии занял теперь более умеренную позицию. В качестве представителя этой компромиссной тенденции можно назвать К. фон Фритца, опубликовавшего несколько фундаментальных работ о ранней пифагорейской науке.

Действительно, с  большой степенью вероятности можно  утверждать, что интерес к математике наличествовал в пифагорейской  школе с самого ее основания и  что по-лржение «все есть число» принадлежит самому Пифагору. Как  и в других теориях ранних греческих  мыслителей, это положение явилось  обобщением очень небольшого числа  наблюдений. Не только древние свидетельства, но и ранняя математическая терминология указывают на связь этих наблюдений с музыкой. Решающую роль при этом сыграло открытие, что интервалы  музыкальной гаммы могут быть выражены отношениями целых чисел: 1:2, 2:3 и 3:4. Это открытие послужило  стимулом к поискам аналогичных  соотношений и в других областях, например в геометрии и космологии.

Итак, смысл положения  «все есть число» состоял в Убеждении, что в каждой вещи каким-то образом  скрыты определенные числа или отношения  чисел. Задача познания состоит в  обнаружении этих отношений (подобно  тому, как они были обнаружены в  музыке). При этом речь шла в основном о числах, находившихся в пределах первой десятки. Некоторым из этих чисел  приписывалась особо важная роль: это были тройка (триада), четверка (тетрактида), семерка (гебдомада) и десятка (декада). Единица вообще не считалась числом: она была источником и первоосновой всех чисел и, следовательно, всех вещей. Фундаментальное значение пифагорейцы  придавали различию между четными  и нечетными числами. Поиски числовых отношений могли развиваться (и  действительно развивались) в двух направлениях: во-первых, в направлении  мистики чисел; во-вторых, в направлении  нахождения реальных числовых закономерностей. Оба эти направления легко  совмещались в пределах одной  и той же школы. О первом из них  мы вообще говорить не будем, так как  его рассмотрение выходит за пределы  истории науки. Что же касается математических открытий, которые были сделаны пифагорейцами, то о них речь пойдет ниже, в параграфе, посвященном зарождению математической науки. Здесь же мы приведем лишь один пример, показывающий, что в отдельных  случаях попеки числовых отношений  могли приводить к чисто научным  результатам.

Надо думать, что  пифагорейцы очень быстро обратили внимание на то, что из отрезков, находящихся  друг к другу в отношениях 3:4: 5, образуется прямоугольный треугольник. Это обстоятельство было давно известно в странах Востока; с другой стороны, оно вполне соответствовало духу пифагорейских поисков, поскольку  свойства геометрической фигуры определялись здесь отношениями целых чисел. Дальнейшее изучение вопроса позволило  обобщить это соотношение и привело  к доказательству теоремы, носящей  имя Пифагора. Был ли Пифагор на самом деле автором этой теоремы  или она найдена кем-то из пифагорейцев позднее, этого мы уже никогда  не узнаем.

Характерной чертой пифагорейского учения было большое  значение, которое придавалось в  нем роли фундаментальных противоположностей, или оппозиций,— таких, как предел и беспредельное, нечет и чет, единое и многое, правое и левое, мужское и женское и некоторые  другие. Аристотель перечисляет десять таких пар, но мы не можем быть уверены, что канонизация этих десяти пар  произошла уже в эпоху раннего  пифагорейства. Как мы указывали использование аналогичных оппозиций в качестве средства классификации и упорядочения окружающей действительности является отличительной чертой первобытного, донаучного мышления. Правда, пифагорейские противоположности не вполне совпадают со стандартным набором оппозиций, которыми обычно оперирует мифотворческое мышление примитивных народов и где мы не найдем такой пары, как «предел — беспредельное» (а у пифагорейцев она была важнейшей), не говоря уже о паре «квадратное—прямоугольное», отразившей интерес пифагорейцев к геометрии. Но в целом использование такого рода оппозиций пифагорейцами представляет собой архаичный момент в их учении, тем более что во всех десяти оппозициях, приводимых Аристотелем, каждая пара состоит из двух членов, один из которых воспринимается как нечто положительное, доброе, благоприятное, а другой имеет противоположную окраску. Отметим, что и в учениях таких мыслителей, как Анаксагор, Эмпедокл, а позднее Аристотель, большую роль играют противоположности типа теплое — холодное, сухое — влажное, светлое — темное, но у них оба члена каждой пары ак-сиологически нейтральны.

Из свидетельств Аристотеля и других древних авторов  можно заключить, что у пифагорейцев существовала своя космогоническая  концепция, своеобразным образом связанная  с основными положениями их учения о числах. О ней известно очень  мало, но ее основные идеи сводятся, по-видимому, к следующему.

В этой бездне зародилась огненная Единица, сыгравшая роль семени или зародыша, из которого развился космос. Эта Единица росла подобно  тому, как растет зародышевая клетка в питательной среде: втягивая (вдыхая!) прилегавшее к ней беспредельное, она ограничивала его и оформляла. Вытягиваясь в длину, а затем  в ширину и высоту, она породила двойку, тройку и четверку, которые  в геометрической интерпретации  эквивалентны линии, плоскости и  объемному телу. Все дальнейшее есть не что иное, как процесс последовательного  оформления космообразования числами.