Специфика предмета изучения стихийного массового поведения в социальной психологии. Исторический аспект понятия «масса» в социальной психологии (Вундт, Лебон, Тард, Фрейд). Сходство и специфика основных подходов.

Толпа образуется на улице по поводу самых различных событий: дорожно-транспортного происшествия, поимки правонарушителя, недовольства действиями представителя власти или просто проходящего человека. Длительность ее существования определяется значимостью инцидента.

Масса обычно описывается как более стабильное образование с довольно нечеткими границами. Масса может выступать не обязательно как сиюминутное образование, подобно толпе; она может оказаться в значительно большей степени организованной, когда определенные слои населения достаточно сознательно собираются ради какой-либо акции: манифестации, демонстрации, митинга. В этом случае более высока роль организаторов: они обычно выдвигаются не непосредственно в момент начала действий, а известны заранее как лидеры тех организованных групп, представители которых приняли участие в данном массовом действии. В действиях массы поэтому более четки и продуманы как конечные цели, так и тактика поведения. Вместе с тем, как и толпа, масса достаточно разнородна, в ней тоже могут как сосуществовать, так и сталкиваться различные интересы, поэтому ее существование может быть неустойчивым.

Употребляемое в западной политологии понятие "масса" взято из социальной психологии и возникло в ходе эмпирических наблюдений над непосредственно обозримыми множествами индивидов (напр., поведение толпы на улице). Обращало на себя внимание возникновение определённых психологических связей, заставляющих индивидов вести себя иначе, чем если бы они действовали изолированно, и нередко примитивизирующих их поведение, подчас даже порождающих психологические аномалии типа массовой истерии. В дальнейшем эта эмпирическая констатация стала основой для объяснения самых различных сфер социальных отношений, поведения "человеческих множеств", уже не являющихся непосредственно обозримыми, и всего политического поведения. Толпа не рассуждает, а повинуется страстям. Отдельный человек сам по себе может быть культурным, «в толпе - это варвар, т.е. существо инстинктивное». Каждая из приведенных характеристик выявляет сущность массы как воплощения стадности, унифицированности, носит уничижительный оттенок. Акцент делается на несамостоятельности, покорности массы, необходимости придания упорядоченности ее диким инстинктам, управления и манипулирования.

Стихийное массовое поведение (англ. - collective behavior) - несколько расплывчатый термин социальной и политической психологии, которым обозначают различные формы поведения толпы, циркуляцию слухов, иногда также моду, коллективные мании, общественные движения и прочие "массовидные явления". Чтобы приблизительно очертить предметное поле, охватываемое этим понятием, выделим следующие признаки: вовлеченность большого количества людей, одновременность, иррациональность (ослабление сознательного контроля), а также слабую структурированность, т. е. размытость позиционно-ролевой структуры характерной для нормативных форм группового поведения.

Систематическое изучение таких феноменов началось во второй половине XIX века. В различных странах Западной Европы независимо сложились две научные школы: немецкая психология народов (М. Лацарус, Г. Штейнталь, В. Вундт) и франко-итальянская психология масс (Г. Лебон, Г. Тард, В. Парето, Ш. Сигеле).

Советские историки обычно указывали на то, что каждая из этих школ выполняла "социальный заказ", продиктованный положением политической элиты соответствующих стран. Например, мощная Германия не владела колониями, в отличие от слабеющих Франции, Испании или Португалии. Надвигалась эпоха борьбы за передел мира, и немецкие лингвисты и этнографы приступили к скрупулезному исследованию языков, культуры и мифологии первобытных народов, стремясь таким образом выявить их психологические особенности, национальный дух и "коллективное бессознательное". Само собой разумелись и, между делом, дополнительно доказывались превосходство европейского (в ряде случаев, конкретно нордического) духа и необходимость разумного управления "доисторическими" или просто "отсталыми" народами.

Французскую политическую элиту к тому времени гораздо больше волновало нараставшее в стране революционное движение. Поэтому интерес ученых концентрировался на свойствах толпы, механизмах коллективной агрессии и т. д. Задачи состояли в том, чтобы, во-первых, доказать антисоциальную, антигуманную и деструктивную сущность человеческой массы как таковой (в их текстах понятия "масса" и "толпа" еще синонимичны); во-вторых, обеспечить инструментарий для действенных манипуляций.

Такое (историко-материалистическое) объяснение содержания научных интересов справедливо лишь отчасти и в общем весьма односторонне. Важно то, что они обогатили знание о неосознаваемых мотивах и механизмах человеческих действий и заложили начало научных дисциплин, названных в последствии социальной и политической психологией. Хотя, дальнейшее развитие этих дисциплин вышло далеко за рамки первоначального предмета, и в контексте современной науки психология стихийного массового поведения занимает периферийное положение.

Психология наций и классов глубоко интересовала многих представителей общественной и политической мысли. Наиболее ярким примером является книга французского политического мыслителя первой половины XIX века Алексиса де Токвилля "Демократия в Америке", которая и сегодня остается во многом непревзойденным образцом анализа национального характера американцев. Другой пример - ранняя работа Ф: Энгельса "Положение рабочего класса в Англии" - одна из первых попыток исследования классовой психологии.

Интерес к общественно-историческим, культурным аспектам и связям-человеческой психики возрастал в среде представителей психологической науки. Так, в числе первых, наиболее значительных социально-
психологических теорий второй половины XIX — начале XX века были "Психология народов" М. Лацаруса и В. Вундта, а также "Психология толпы" Г. Тарда и Г. Лебона.

М. Лацарус и В. Вундт считали, что индивидуальное сознание отдельной личности есть ни что иное, как социально-психологический фрагмент общенародного явления. Это всего лишь индивидуальный продукт рассматриваемого целого. Основной задачей социальной психологии они считали познание психологической сущности народа, открытие законов, по которым функционирует душа этого народа и каждого отдельного его представителя.

Г. Тард делает попытку понять процесс волнения людей и их асоциального поведения. Он рассматривает неорганизованную, стихийную толпу (массу) и объясняет ее недовольства активно действующими психологическими механизмами подражания. Г. Лебон рассматривает вопрос о социально-психологических особенностях массы и объясняет их идеей коллективного бессознательного, иррациональными структурами психики человека. Масса хаотична, неупорядочена, не способна к самостоятельному установлению порядка, обладает взрывчатостью и вспыльчивостью. Он описывает характеристики человека в массе, такие как обезличенность (уравнивание всех), резкое преобладание эмоций; утрата интеллекта (легкость к некритичному принятию призывов) и личной ответственности. Он выделяет основные механизмы, с помощью которых порождаются вышеперечисленные свойства толпы: Во-первых, анонимность, то есть, возникновение чувства личной безответственности и всемогущества; во-вторых, заражение, то есть, распространение психического состояния одних членов массы на других, в-третьих, внушаемость, то есть, некритичность восприятия призывов; к действию и способность совершать акты насилия, жестокости, вандализма, которые находятся в полном противоречии с сознанием.

Психология масс рассматривалась и в рамках психоаналитического направления. В начале XX века для объяснения механизмов поведения толпы 3. Фрейд использовал теорию либидо. С его точки зрения решающую роль играет лидер толпы, который выступает в роли "отца". Идентифицируясь с лидером, участники толпы отказываются от собственного Супер-эго, которое осуществляет контроль над их отношениями с обществом, и передают его лидеру. Вследствие этого они оказываются в полной зависимости от лидера и выполняют любое его указание.

Другим направлением в психоаналитическом движении стал историко-биографический анализ политических деятелей. Широкую известность получило психологическое исследование 3 Фрейдом, и У. Буллитом личности американского президента В.Вильсона, в котором авторы анализируют влияние детских конфликтов, амбивалентное отношение будущего политического деятеля к матери, отцу и младшему брату на его межличностные отношения, принятие политических решений, эмоциональную жизнь.

В России конца XIX - начала XX веков оригинальные исследования массовидных явлений проводили М. Г. Михайловский (субъективная социология), затем В. М. Бехтерев (коллективная рефлексология), А. Л. Чижевский (гелиопсихология). В частности, Чижевский впервые изучал влияние солнечной активности и ее колебаний на динамику массовых политических настроений. В 20-е годы были также получены интересные данные, касающиеся массового восприятия газетных сообщений (П. П. Блонский) и циркуляции слухов (Я. М. Шариф). В начале 30-х годов А. Р. Лурия выявил национально-культурные особенности восприятия и мышления, причем, в отличие от немецких авторов, не с этноцентрических, а с эволюционных позиций.

Результаты работы Лурия удалось опубликовать лишь спустя 40 лет, но и тогда еще они во многом сохранили новизну. В 30-е же годы большая часть исследований в области социальной и политической психологии были сочтены неактуальными для социалистического общества и идеологически вредными. Особенно это касалось всего спонтанного, стихийного и слабо осознаваемого. Сами понятия "социология", "социальная психология" и тем более "политическая психология" были объявлены буржуазными извращениями. Если их предмет и сохранял какой-то интерес для властей, то только в плане исследования сплоченных трудовых коллективов, жестко иерархизированных и руководствующихся указаниями Партии.

С конца 20-х по начало 70-х годов лишь несколько работ по интересующей нас тематике были опубликованы в СССР, причем в основном на грузинском языке, поскольку психологи Грузии, широко используя понятие установки Д. Н. Узнадзе, зарезервировали себе право рассуждать о неосознаваемых факторах человеческого поведения. В частности, вышла большая и яркая статья А. С. Прангишвили о массовой панике. И переводная книгу американского ученого П. Лайнбарджера о психологической войне.

Между тем в Западной Европе и в США 20 - 60-е годы ознаменованы всплеском интереса ученых, политиков и военных к проблематике политической психологии вообще и к стихийному массовому поведению в особенности. За прошедшие десятилетия наука ушла далеко вперед, и в конце 60-х годов, когда советские психологи, пробиваясь не без потерь через заслон партийных философов и чиновников, смогли вновь добиться права на исследование этой проблематики, они уже чувствовали себя робкими учениками.

Впрочем, внутренняя робость камуфлировалась и отчасти психологически компенсировалась агрессивной риторикой развенчания "буржуазной лженауки", снисходительным признанием ее "рационального зерна" и требованиями водрузить ее на "истинно материалистическую основу". Многие ученые вполне сознательно использовали эту фразеологию как механизм "дуракоустойчивости" (fool proof) - защиты от наивных, а чаще прикидывающихся наивными редакторов, цензоров и партийных функционеров.

Но имелись в Москве и такие учреждения - в рамках КГБ, МВД, ЦК КПСС и, вероятно, Министерства обороны, - в которых для изучения массовидных явлений требовалось чуть меньше идеологического обрамления, поскольку эта работа предназначалась для конкретных инструментальных задач. Так, при Международном отделе ЦК КПСС существовал тогда еще сильно законспирированный Институт общественных наук для теоретической и практической подготовки зарубежных революционных кадров. В рамках этого института профессору Ю. А. Шерковину, психологу с большим опытом работы в области спецпропаганды (так в военной терминологии называется пропаганда на войска и население противника), удалось организовать исследовательскую и преподавательскую группу, которая в 1971 году преобразовалась в первую на территории СССР кафедру общественной психологии. В числе ее отцов-основателей были также Г. П. Предвечный, Г. Я. Туровер, В. Л. Артемьев, В. Б. Ольшанский, В. И. Фирсов и другие. Началось возрождение советской (российской) социальной и политической психологии.

Термин "коллективное поведение" для действий, скажем, агрессивной, стяжательной или панической толпы был в условиях СССР совершенно неприемлем. В одном из учебных пособий тех лет даже использовался термин "внеколлективное поведение", но такой антиперевод выглядел совсем уж нелепо. В конце концов, после долгих обсуждений был принят термин "стихийное массовое поведение" (spontaneous mass behavior), который далее и использовался, иногда с изменением последовательности слов.

Одно общеметодологическое соображение: в обыденном представлении хаос, беспорядок - это и отсутствие закономерностей, и неуправляемость. Между тем сегодня ученые на разнообразном материале показали, что все не столь однозначно. Хаос и порядок относительны, хаос всегда по-своему детерминирован и чем хаотичнее система, тем более простым закономерностям она подчиняется. И тем легче ею управлять - разумеется, коль скоро задача управления достаточно элементарна.

Иллюзия неуправляемости возникает тогда, когда мы с простой системой пытаемся обращаться, как со сложной, и наши воздействия оказываются бесполезными. Завзятому горожанину трудно понять, как деревенский пастух управляет большим стадом. Государственный деятель растеряется, если ему доверить детсадовскую группу, с которой привычно справляется опытная воспитательница. Академик, умело руководящий научным коллективом, окажется беспомощным в компании бомжей, а если он не врач-психиатр, то любой санитар даст ему сто очков вперед в умении работать с соответствующим "контингентом" больных. Повторю: простой и глупой системой управлять легче (этому меньше надо учиться), чем сложной и умной, для этого требуются более простые приемы, которыми, однако, тоже нужно владеть.

В толпе "человек опускается на несколько ступеней по лестнице цивилизации" (Г. Лебон) и становится доступен для элементарных манипулятивных воздействий. Поведение толпы или циркулирующий слух кажутся процессами лишенными закономерностей и нерегулируемыми постольку, поскольку большинство из нас привыкли иметь дело с организованными группами, где уместны рациональные доводы, согласование мнений или хотя бы формальный приказ. В стихийном массовом поведении реализуются более примитивные механизмы и закономерности. Кто знает о них и обладает необходимыми навыками, способен управлять событиями. Цели, которые он при этом преследует, достаточно часто оказываются деструктивными. Но, как всякое оружие, политические технологии амбивалентны! и владение приемами регуляции стихийных процессов конструктивно необходимы сегодня во многих профессиях.

Это относится, конечно, не только к экстремальным ситуациям, но ко всей общественной жизни. В комплексе задач политической психологии: объяснительная, прогностическая, проективная, инструментальная и воспитательная. Чем лучше мы знаем о механизмах своего поведения, в том числе иррациональных, и о приемах манипулирования, тем труднее нами манипулировать. И чем больше людей знакомы с азами политической психологии, тем устойчивее общество...