Шпаргалка по "Теории государства и права"

Если правовой нигилизм означает недооценку или игнорирование права, то правовой идеализм - его переоценку, идеализацию. Оба эти явления питаются одними корнями - юридическим невежеством, неразвитым и деформированным правосознанием, дефицитом политико-правовой культуры. Указанные крайности, несмотря на их, казалось бы, противоположную направленность, в конечном счете смыкаются и образуют как бы "удвоенное" общее зло. Иными словами, перед нами две стороны "одной медали". 
Хотя внешне правовой идеализм менее заметен, не так бросается в глаза (во всяком случае, о нем почти не говорят, он не "на слуху"), явление этопричиняет такой же вред государству, обществу, как и правовой нигилизм. Он крайне деструктивен по своим последствиям. Осознается это, как правило, "потом", когда итог становится очевиден. Вот почему, борясь с правовым нигилизмом, не следует впадать в другую крайность - правовойфетишизм, волюнтаризм, идеализм. 
Вообще, идеи о возможности принципиального изменения общества с помощью одних только мудрых законов - древнего происхождения. Из этого исходил еще Платон в своих мечтах об идеальном государстве. Да и французские просветители не раз указывали на подобный путь избавления от несправедливых порядков. Но жизнь неизменно опровергала эти представления. Как известно, марксизм едко высмеивал всевозможные концепции "юридического социализма". Так, молодой Ф. Энгельс еще в 1847 г., критикуя манифест А. Ламартина, писал, что предлагаемые в нем меры, например всеобщее бесплатное обучение, "способны лишь ослабить революционную энергию пролетариев; либо это чистая благотворительность; либо просто громкие фразы, лишенные всякого практического смысла, вроде упразднения нищенства чрезвычайным законом, ликвидации общественных бедствий законодательным путем, учреждения министерства народной жизни и т.п." <*>. 
-------------------------------- 
<*> Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 346. 
В практическом плане на право нельзя возлагать несбыточные надежды - оно не всесильно. Наивно требовать от него большего, чем оно заведомо может дать, ему необходимо отводить то место и ту роль, которые вытекают из объективных возможностей данного института. Непосильные задачи могут только скомпрометировать право. Поэтому его нельзя возводить в абсолют. 
Между тем в условиях возникшей у нас еще в период перестройки правовой эйфории у многих сложилось убеждение, что достаточно принять хорошие, умные законы, как все сложнейшие и острейшие проблемы общества будут решены. "Вот примем пакет законов и жизнь улучшится". Но чуда не происходило, законы принимались, а дела стояли на месте и даже ухудшались. В результате наступило известное разочарование в законах, появились признаки правового скепсиса. 
В разгар работы союзного парламента пресса в негативно-иронических тонах много писала о "магии", "девятом вале", "буме", "каскаде" законотворчества, о "мертворожденных" и полузабытых законах. В какой-то мере это продолжалось затем и в период деятельности бывшегоВерховного Совета России, а также нынешнего Федерального Собрания. Однако оказалось, что быстрых и легких решений нет. 
Из низов слышались и более раздраженные голоса: "Хватит, мы уже сыты по горло законами, они ничего не дают". Подобные упреки высказываются и сейчас. Это и понятно - ведь законы сами по себе не могут накормить, одеть, обуть людей, улучшить их благосостояние, они могут лишь способствовать либо не способствовать этому, нечто закреплять, охранять, регулировать, распределять, но не производить. Поэтому уповать только на "скоростное" правотворчество - значит питать юридические иллюзии. Нужны прежде всего социальные, экономические, политические, организационные и иные меры - плюс законы. Лишь совокупное действие всех этих факторов может дать желаемый эффект. 
Закон, как известно, есть официальное признание факта и не более того. Он лишь оформляет, "протоколирует" реально сложившиеся отношения. Как ни избиты у нас слова классиков о том, что право не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества, они верны, так как проверены практикой. 
Ясно, что проводимые в нашем обществе преобразования нуждаются в надежном правовом обеспечении, но оно не может быть чисто волевым. Бессилие законов порождает все тот же нигилизм, неверие в реальную значимость принимаемых актов, в их способность изменить ситуацию. Законы не работают, значит, и отношение к ним более чем прохладное, их престиж падает - вместе с престижем власти. 
Правовой идеализм породил у значительной части людей кризис веры в законодательные, а в более широком плане - в парламентско-конституционные пути решения назревших проблем, в новые прогрессивные институты. Идеализмом с самого начала страдали некоторые лозунги перестройки, а затем и периода реформации (ускорение социально-экономического развития, искоренение пьянства, резкое повышение жизненного уровня народа, плавное и безболезненное развертывание демократии, разгосударствление, гласность и др.). 
Хотелось все это побыстрее воплотить в законах, закрепить юридически, провозгласить в Конституции. На деле же форсированного перехода общества из одного состояния в другое не получилось, ожидания затянулись. Наступило "социальное похмелье" - горькое и мучительное. Идеалистические скороспелые прожекты, как правило, сурово мстят за себя. Это тот же нигилизм, только с обратным знаком. И он не менее вреден. 
Распространению юридического идеализма способствовало и то, что у нас долгое время преобладал чисто прагматический подход к праву (орудие, инструмент, средство, рычаг и т.

д.). В соответствии с этим на право взваливали "неподъемный груз", возлагались слишком большие надежды, которые в дальнейшем не оправдались. Правовой скептицизм особенно усилился в последние годы, когда общество отчетливо осознало, что многие законы, принятые в период реформ, оказались малоэффективными и не привели к достижению желаемых целей, а некоторые дали отрицательный результат. 
Инерция политического и правового идеализма идет еще от старых коммунистических времен, когда господствовал своего рода культ всевозможных планов, решений и постановлений - "исторических", "судьбоносных", "эпохальных" о дальнейшем развитии, усилении, укреплении, повышении чего-либо... Насаждалась безоглядная вера в их магическую силу. И все они, как правило, переводились на язык законов, которые из-за этого сильно напоминали партийные резолюции. 
Дутые программы и обещания, лозунги о светлом будущем были излюбленными приемами работы с "массами". Говоря словами А.И. Герцена, "идеология ставилась выше фактологии". Строительство воздушных замков (точнее, бумажных) помогало жить в мире иллюзий. Однако действительность быстро разрушала эти эфемерные храмы и возвращала в мир суровых реальностей. Заманчивые цели снова и снова оказывались недостижимыми, горизонт отдалялся. 
К сожалению, рецидивы прошлых уроков встречаются и сейчас, но теперь в форме популизма, непродуманных, легковесных заявлений, программ, посулов, шоковых рывков, наигранного оптимизма, неоправданных прогнозов, посланий, упований на авось, веры в чудо и т.д. Как и раньше, принимаются законы, указы, постановления или отдельные юридические нормы, которые заведомо невыполнимы и отражают лишь стремление их авторов бежать "впереди паровоза". Сказывается неспособность трезво оценить реальную ситуацию, предвидеть последствия. 
Например, указы и другие акты о борьбе с коррупцией и преступностью давно охарактеризованы в печати как маниловщина, донкихотство. Они не только не привели ни к какому прорыву в данной области, а, скорее, наоборот, усугубили положение, подорвали веру людей в закон и власть, послужили как бы "дымовой завесой". Мелькают саркастические выражения и заголовки статей в прессе: "Преступники не уйдут от доклада", "Борьба с преступностью особенно хорошо выглядит на бумаге", "Власть объявляет бумажную войну криминальному миру" и т.п. 
Уповать в борьбе с указанным злом только на закон или кадровые перемещения, доклады, призывы, штабы, комиссии - значит заранее обрекать проблему на тупиковое состояние. Именно так и происходит. Генеральный прокурор РФ еще пять лет тому назад откровенно заявил в печати: "Федеральная программа борьбы с преступностью принята для того, чтобы сказать: уважаемая общественность, борьба с преступностью ведется" <*>. 
-------------------------------- 
<*> Российская газета. 1996. 17 октября. 
В январе 1999 г. было принято очередное правительственное Постановление об усилении борьбы с организованной преступностью и коррупцией, утверждена соответствующая программа на период до 2001 г. На ее реализацию требуется 3 млрд. руб., источник этих средств не указан. Вполне возможно, что данную программу может постигнуть участь всех предыдущих прекраснодушных актов и намерений. Как пишут журналисты, "скальпель уголовного закона пока не успевает отсекать ткани госаппарата, пораженные метастазами коррупции" <*>. 
-------------------------------- 
<*> Парламентская газета. 1999. 18 марта. 
В народе укоренилось мнение: закон все может. И это несмотря на неуважительное отношение к нему. Данный парадокс еще раз показывает, чтоправовой нигилизм и правовой идеализм - два полюса одного явления, которое отражает наше противоречивое время. Очень часто подтверждается старая истина: закон могуч, но власть нужды сильнее. И жизнь диктует свое. Закон, не выражающий "нужды", - бумажка. 
Элементы идеализма и правового романтизма содержит российская Декларация прав и свобод человека и гражданина 1991 г., ибо многие ее положения в нынешних кризисных условиях неосуществимы. Она еще долгое время будет восприниматься обществом как некий свод мало чем пока подкрепленных общих принципов или своего рода торжественное заявление о намерениях и желаниях, а не как реальный документ. 
Известным правовым романтизмом можно считать ст. 1 Конституции РФ, гласящую, что Россия уже сегодня является правовым государством. Здесь явно желаемое принимается за действительное. Это, скорее, цель, лозунг, перспектива, а не состоявшийся факт, хотя в качестве программной эта концепция, возможно, и заслуживала провозглашения в Основном Законе страны. Иными словами, хорошо уже то, что такая идея заявлена, законодательно закреплена, ибо умолчание по этому поводу было бы вообще непонятным. 
Молодая российская демократия, освободив общество от тоталитарных пут, не сумела сама по себе обеспечить его поступательное развитие. А кое в чем произошел откат назад. Принято немало бесполезных или неэффективных законов. В то же время многие важнейшие сферы жизни до сих пор остаются вне юридической регламентации, хотя остро нуждаются в этом. Новые, "рыночные" лозунги, идеалы не осуществились, ожидания затянулись. А главное для большинства населения: неясно, куда идем, чего хотим? Отсюда журналистские остроты: "куда идем непонятно, но в том, что мы придем туда первыми, сомнений нет". 
Подлинная беда состоит в том, что даже хорошие и нужные законы не работают - в одних случаях потому, что отсутствуют необходимые механизмы их реализации, в других (и это главная причина) - из-за того, что вокруг простирается ненормальная среда их "обитания" и функционирования.