Автор: Пользователь скрыл имя, 16 Февраля 2012 в 17:52, шпаргалка
Работа содержит ответы на вопросы по дисциплине "Теория литературоведения".
Литература XX в. ознаменовалась небывало широким использованием образов вещного мира не только как атрибутов бытовой обстановки, среды обитания людей, но и (прежде всего!) как предметов, органически срощенных с внутренней жизнью человека и имеющих при этом зна-чение символическое: и психологическое, и «бытийное», онтологическое. Это углубление ху-дожественной функции вещи имеет место и тогда, когда она причастна глубинам человеческого сознания и бытия, позитивно значима и поэтична, как, скажем, в стихах Пастернака с их дифирамбическими тонами, и в тех случаях, когда она, как у Анненского и Набокова, сопря-жена с тоской, безысходностью и холодной отчужденностью от реальности лирического героя, повествователя) персонажа.
Итак, вещная конкретность составляет неотъемлемую и весьма существенную грань словес-но-художественной образности. Вещь и литературном произведении (как в составе интерьеров, так и за их пределами) имеет широкий диапазон содержательных функций. При этом вещи «входят» в художественные тексты по-разному. Чаще всего они эпизодичны, присутствуют в весьма немногих эпизодах текста, нередко даются вскользь, как бы между делом. Но иногда образы вещей выдвигаются на авансцену и становятся центральным звеном словесной ткани. Вспомним «Лето Господне» И.С. Шмелева–повесть, насыщенную подробностями богатого и яркого купеческого быта, или гоголевскую «Ночь перед рождеством» с обильными описаниями и пере-числениями бытовых реалий и с сюжетом, «закрученным» вокруг вещей, каковы мешки Солохи, в которые «угодили» ее поклонники, и черевички царицы, иметь которые пожелала Оксана.
Вещи могут
«подаваться» писателями либо в виде
некоей «объективной» данности, бес-страстно
живописуемой (вспомним комнату Обломова
в первых главах романа И.А. Гончарова;
описания магазинов в романе Э. Золя «Дамское
счастье»), либо как чьи-то впечатления
от увиденного, которое не столько живописуется,
сколько рисуется единичными штрихами,
субъ-ективно окрашенными. Первая манера
воспринимается как более традиционная,
вторая –как сродная современному искусству.
Как отметил А.П. Чудаков, у Ф.М. Достоевского
«нет спо-койно-последовательного изображения
вещного наполнения квартиры, комнаты.
Предметы как бы дрожат в ячеях туго натянутой
авторской или геройной интенции – и этим
выявляют и обнажа-ют ее» . Нечто подобное
– у Л.Н. Толстого, А.П. Чехова и многих
писателей XX столетия.